Разитель. Трилогия
Шрифт:
– Только одного, кан Элюр: людей.
– Но если вы смогли привлечь к сотрудничеству, по вашим же словам, наилучших специалистов, то…
– Я имею в виду не специалистов, кан.
– Кого же?
– Тех, на ком можно было бы этот эксперимент поставить. Речь ведь шла о генетике человека, не кошки и не свиньи.
– Ваши слова заставляют думать, что эксперименты могли бы стать опасными… для тех, кто им подвергся бы?
– Не только могли, кан. Должныбыли.
– И по этой причине… проводить их на Милене было затруднительно, понимаю.
– Не только там, кан; в любом мире с более или менее устоявшейся жизнью, законодательством, охраной здоровья, порядка…
Элюр Синус моргнул. Но лишь единственный раз.
– А тут, следовательно, вы нашли все необходимые условия.
– Совершенно верно, кан. Могу уточнить…
– Нет нужды: я примерно представляю. Но вынужден заметить, что вы еще не сказали ни слова о сущности вашей новой науки и тех экспериментов, которых вам так не хватало для официального сообщения, оформления приоритета и так далее – всего того, чем вы, ученые, столь дорожите. Не заставляйте меня пришпоривать вас, доктор Тазон.
– Ни в коем случае. Но не обижайтесь, если я начну с общеизвестных истин. С того, например, что каждый родившийся человек проживает в этой жизни – или, формулируя несколько иначе, употребляет для своей жизни – некоторое количество времени. Обычного, того, что у нас принято называть фоновым.
– Да, можно назвать это и так. Или – временем-один.
– Существовало определенное количество гипотез и даже теорий, пытавшихся объяснить, что же именно является фактором, определяющим то количество времени, которое находится в распоряжении каждого индивидуума; попросту говоря – чем обусловлена продолжительность жизни любого человека.
Образом жизни? Тем, что он ест, что пьет и сколько, чем дышит, каким инфекциям подвергается, и так далее? Состоянием окружающей его среды, то есть местом его проживания? Устойчивостью нервной системы и характером высшей нервной деятельности? Волей к жизни? Наследственностью?..
– Последнее, кажется, считалось наиболее убедительным…
– И по праву, кан, по праву. Оставалось лишь неясным – что же именно передавалось по наследству, то есть генетическим путем. О существовании возрастного гена знали и до нас; но какая в нем программа и как эта программа действует, оставалось тайной за семью печатями. Уместно сравнение: было выяснено, по какой дороге приехали, но оставалось совершенно неизвестным – кто именно приехал и что привез с собою. Не совсем исчерпывающие знания, согласитесь.
– Соглашаюсь.
– Ну а вот нам удалось выследить приехавшего, даже сфотографировать его, а затем и идентифицировать.
– Прямо научный детектив. Вы это не придумали на досуге?
– У меня не бывает досуга, особенно здесь, кан. А что касается детектива, то так оно и есть – поскольку детектив лежит в основе любой науки: розыск неизвестного, установление его примет, моделирование его поведения – и так далее. И в конце концов – изобличение.
– И кем же оказался разыскиваемый?
– Все тем же временем, кан Элюр.
– Гм. По-моему, это – масло масляное.
– Так показалось всем. На первый взгляд. Стоило усилий заставить себя копать дальше. Мы преодолели свое смущение и разочарование. Продолжили. И нашли. Но не сразу. Для этого сперва пришлось пересмотреть наши представления о времени. Издавна было принято считать, что все в мире изменяется во времени – само же оно движется, оставаясь неизменным, то есть сохраняет раз и навсегда заданную структуру…
– Ну, не совсем так. Если бы нам не было известно, что существует давление времени и что оно способно варьировать, – я не стал бы вообще затевать операцию с Уларом и мы бы с вами сидели не здесь, а на той же Милене, скорее всего. Это ведь еще мой дед знал – иначе нам не удалось бы создать никакого ВВ-пользования.
– Справедливо, кан. О давлении было известно. Но о структуре времени никто ничего не знал. Было известно, что оно квантуется; а дальше? О том, что его структура подобна атомной, а следовательно – возможны всяческие комбинации и, как результат, изменения свойств? Этого никто не знал, кан. И мы сегодня тоже не имели бы представления – если бы вам не удалось разыскать это местечко по соседству с хроноаномалией; ее наличие и дало нашим мозгам толчок в нужном направлении. Мы теперь знали – что искать. Уподобились геологам-разведчикам. Они ведь ищут залежи, скажем, железа, зная, что встретят его вовсе не в таком виде, в каком оно применяется в технике, а совсем в другом. Так и с нами. Короче говоря, кан: этот ген оказался не приемником времени извне, как мы были склонны думать. Он оказался на самом деле аккумулятором времени, а еще точнее – топливным баком.
– Так… Погодите, дайте сообразить. Да. Неожиданно. Только не аккумулятором, Тазон, скорей батареей. А если баком, то одноразовым, с одной-единственной заправкой. Очень интересно. Очень. Но я не вижу, как вы можете увязать это с нашей сегодняшней ситуацией.
– Не видите? Но продолжите аналогию с баком. Она очень точна. Залитое топливо можно расходовать постепенно. А можно и выкачать разом – если имеется нужный насос. И выкачать может не обязательно владелец этой емкости; это ведь можно сделать и со стороны, не так ли? Перекачать в другую, уже свою канистру – и использовать по собственному усмотрению.
– Кажется, я понял. И суть вашего эксперимента, и связь вашей темы с нынешней ситуацией. Теперь скажите, Тазон: откуда вы взяли подопытных – здесь, на Уларе, где нет ни туземцев, ни вообще лишних людей – во всяком случае, так считалось до нынешнего дня?
– Я просто уговорил тех, от кого это зависело, передать в мое распоряжение обреченных. Вы ведь помните – были пойманы два федеральных, а точнее – теллурских шпиона.
– Праздный вопрос: а куда вы дели их тела?
– Кан Элюр, за кого вы меня принимаете?!
– То есть?
– Никаких тел нет. Есть живые люди. Я распорядился не выкачивать их время досуха, до последнего хронокванта. Они живы, правда, сильно состарились, как вы понимаете. Зато умрут естественной, своей смертью, когда их хроноресурс совершенно иссякнет.
– И вы полагаете, что если мы проведем подобную операцию с половиной сегодняшнего населения Улара…
– Это я могу утверждать твердо. Конечно, будут некоторые потери при переводе времени из того состояния, в каком оно концентрировалось в генах, в обычное фоновое, пригодное для дальнейшей работы. Но это всего лишь четыре-пять процентов, не более. Остальное же – ваше.