Разлом
Шрифт:
К моменту нашего появления, все были в сборе. При виде меня лицо Кельвара тронул, плохо скрываемый отпечаток презрения. Он продолжал говорить, раздраженно сопровождая взглядом каждое мое движение. Аголон и Бруни пожали мне руку, приветствуя, остальные быстро отвернулись, возвращая своё внимание вождю.
Сидел здесь только Кельвар. Занял место ныне почившего вождя Блоррохов, вызывающие развалившись на нем. Остальные стояли, уважительно склонив головы.
— Постой-постой, — вскинулся Бруни, вышагивая из темноты избы в рассеянный свет, льющийся через небольшое окошко, — ты хочешь сказать, что мы должны воевать в долг?
— Я сказал, что оплачу вашу службу в двойном размере, но немного позже…, - Кельвар подобрался на «троне» при приближении Твердолобого Бруни.
— Ничего не поднимает боевой дух так хорошо, как звон монет, Кельвар Беспощадный. Тебе ли этого не знать.
— Я расплачусь в течение нескольких недель после первого набега, — продолжал настаивать Кельвар.
Бруни фальшиво рассмеялся.
— Тебе ни за что не выручить столько золота с грабежей бедных деревень. Или плати вперёд, или мы возвращаемся в Эдихард.
— Деревни это лишь разминка. С сотней берсерков мы можем осадить и городище когррагов, а они, как известно, заядлые торгаши. Их карманы рвутся под тяжестью монет!
По комнате прокатился одобрительный рокот воинов. Всем хотелось разжиться чужим золотом и эта новость вождя не на шутку взволновала присутствующих.
Бруни вернулся к небольшой группе берсерков, выслушал их пожелания, а затем снова заговорил:
— Что ж, мои люди склонны доверять тебе, ярл волдрекков, но лишь потому, что среди твоих воинов есть наш побратим. Если он поручится за тебя, то будь уверен: наши клинки станут верно служить твоему делу.
Бруни повернулся ко мне и вопросительно посмотрел. Я как-то не сразу понял, что речь южанина шла обо мне. Видимо, сильно бился головой во время путешествия в Разломе. Торможу, как старая зажёванная кассета.
Через мгновение все взгляды напряжённо сошлись на мне. Вроде как я должен решить: быть походу или не быть.
И тут во мне стали бороться противоречия. С одной стороны, нежелание быть причастным к смертям невинных людей, с другой — осознание, что мое слово мало что исправит. Кто хочет воевать, тот будет воевать. Кельвар найдёт и другой способ, только я в глазах присутствующих прослыву трусом и отщепенцем. Не то, чтобы я слишком заботился о том, что думают обо мне другие, но я в этом мире застрял надолго… вернее, навсегда. Хочется мне или нет, но я вынужден принять их правила игры, во всяком случае, пока не приживусь.
В чужой монастырь со своим уставом не ходят, поэтому я подобрался и утвердительно кивнул:
— Ручаюсь.
Прищуренный взгляд Кельвара, разъедающий все это время во мне дыру, вдруг в удивлении округлился. Он стукнул кулаком по подлокотнику трона и вскочил на ноги, призывно проревев:
— Да прольётся кровь!
Его настрой подхватили присутствующие, ликуя и радуясь, предстоящему походу. На ухо мне ревел Эйвар, обнимая одной рукой за шею, а второй тряся своим топором в воздухе.
На совете обсудили ещё несколько насущных вопросов, не сказать, что слишком скрупулёзно. Возбуждение от череды предстоящих битв и наживы, подогревало кровь, отвлекая всякое внимание от плебейских проблем. Поэтому вопрос продовольствия, скромно заданный селянкой, понуро опустившей голову и ссутулившей плечи, остался подвешенным в воздухе. Кельвар, кажется, и не расслышал ее тихий голос, просящий помощи в возделывании земли. Заверил, что все решит и отмахнулся, веля ей поскорее убраться. Затем обсуждался вопрос размещения тех людей, что пришли из Волдрекка.
Совещание закончилось попойкой. Ярл-таки собрал с жителей подать и, не стесняясь ей пользовался. Голова все ещё трещала от отвара ведуньи и я решил, что веселье, творящееся вокруг точно не для меня. По крайней мере, сегодня. Поэтому, хлопнул по плечу Эйвара, выпивающего вторую кружку эля, и направился к выходу.
К великому удивлению, на улице меня нагнал Кельвар:
— Ты идёшь в поход с нами.
Я обернулся, чтобы взглянуть в глаза ярлу. Его приказной тон выбешивал, и я сжал кулаки, стараясь совладать с собой.
— С чего бы вдруг?
— Южанин сказал мне, что заключал договор с тобой, а не со мной, — ярл недовольно поджал губу и сдвинул густые брови к переносице.
— И?
— Без тебя они не пойдут, — нехотя выдавил он признание в своей зависимости от меня.
А это уже интересно. Одно дело дать согласие на поход, который и без того случится, и совсем другое — самому в нем участвовать. В прежней жизни я воевал за благое дело (во всяком случае, нас в этом убеждали), и что же теперь? Буду грабить и убивать беззащитных и обездоленных?
— Я пойду при условии, что после первых трёх набегов ты будешь отдавать мне всю свою долю добычи.
Напрямую отказаться от похода с моей стороны было бы странно. Для мужчин этого мира набеги и грабеж естественный способ заработка. Никто не отказывается просто так от лёгкого золота и я не должен, если не хочу усиливать и без того чрезмерное подозрение.
Я задел нужные струны на расшатанной нервной системе вождя.
Лицо Кельвара исказил гнев, который, признаться, начинал приносить мне моральное удовлетворение. Его несдержанность напоминала неконтролируемую подростковую вспыльчивость, зачастую безосновательную. Но не сейчас. Мое откровенно наглое предложение вывело бы даже самого стойкого.
— Тыыы…, - прошипел он, судорожно подбирая слова.
— Я… думаю… это справедливо, — нарочито медленно, практически по слогам произнёс твёрдо, глядя в глаза ярлу.
— Ты ответишь за свою дерзость, чужак.
— Как знаешь, — хмыкнул я, безразлично передернув плечами. Мне стало даже неловко от того, что так легко получилось просчитать его реакцию. Я поманил рукой варга, дожидавшегося меня снаружи, и развернулся, чтобы уйти.
— По рукам…, - прилетело мне в затылок тихое, обреченное согласие ярла.