Разлука [=Зеркало для героя]
Шрифт:
Отец Сергея, еще не отдышавшись от беготни, выговаривал жене, как ребенку:
— Совсем меня не любишь, совсем! Не ждешь, не думаешь! Она опять опустила уголки рта, лицо стало унылым и обиженным.
Он обнял, прижал к себе.
Из-за кустов напротив дома на них смотрел человек: это был Тюкин, начальник шахты. Что-то беспокоило его, он чего-то ждал.
Сзади подошла к нему и неожиданно фыркнула в ухо лошадь. Он вздрогнул — стало видно, как он напряжен, — обернулся, разглядел и узнал лошадь, рассвирепел, хлестнул
По улице к дому Пшеничного ехала «эмка». Приостановилась. Из нее вышел человек, рассмотрел номер дома, сел обратно, приказал:
— Дальше. — И машина поехала дальше.
Крик
Слепой закричал ночью страшно, дико, как кричат во сне. Одним бесконечным криком-воем.
Сергей проснулся, рывком сел на кровати, увидел плачущую Розу.
— Не могу, не могу, не могу, — говорила Роза, — не хочу, — затыкала уши пальцами, плакала.
Сергей обнял ее, она вцепилась в него, обняла крепко. Он положил ее рядом, она плакала:
— Четыре года кричит, войну видит, не могу. — Крепко прижала Сергея к себе. — Не уезжай, Сережа, родной, милый, ласковый, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя! — И лезла с поцелуями, совсем не умея целоваться.
Тюкин, Тюкин…
Мать тупо стояла во дворе, не плакала, слушала Тюкина, который говорил тихо и быстро:
— Зная Кирилла Ивановича, я предупреждал его придерживать язык…
…Партия не заслужила, чтобы даже такой уважаемый человек, как твой муж, позволял себе оскорблять и меня, и руководство.
— Справедливость восторжествует! — сказала вдруг мать, прямо глядя перед собой, черная от пережитого волнения, тупо. — Найдутся люди, которые поймут и поверят. Преступники будут наказаны.
И опять взошло солнце.
Сюрприз первый
— Ай! — Сергей услышал сквозь сон вскрик Розы. Не проснулся. Прошло секунды две… на его лицо легла рука слепого, шарила по его глазам, по рту… Сергей открыл глаза и отдернулся.
Слепой стоял возле него, в одной руке топор, другая протянута к его лицу.
— Ты что?! — спросил Сергей.
— А ну встань! — приказал слепой. — Кто такой?
Сергей сел на кровати, увидел Розу, которая быстро-быстро одевалась, потом выскочила из дома, оглянувшись на него враждебно.
— А… — Сергею показалось, что он понял: Розе надо было оправдаться перед братом за грех, совершенный сегодня ночью. — Ты не думай, мы ничего такого!.. Сейчас я уйду, — надел брюки.
— Что ж вы, забулдыги, девку пугаете! — с болью сказал слепой. — Она и так вся облапанная! Мало баб ходит, мокнет… Я на войне за вас глаза потерял!
Сергей
…выскочил во двор. Роза, враждебная, напуганная, увидев его, закричала через забор кому-то:
— Дядя Петя! Тетя Галя! — В руках у нее было полено. — Что надо?
— Шоколада! Разбудила бы раньше, я бы сам ушел.
— Сейчас дядя Петя тебе даст шоколада!
— Передо мной-то не надо особенно стараться. — Сергей разозлился. — Я не полоумный. Помню кое-что. И «родного и любимого», и тебе, по-моему, рот пиджаком никто не заматывал.
Роза выслушала, ахнула от гнева и ударила его поленом по голове так, что он едва успел прикрыться локтем:
— Дядя Петя! Тетя Галя! Саша! Дядя Петя! — орала Роза.
— Ах ты, сучка! — Сергей разозлился по-настоящему, бросился на Розу, влепил ей пощечину. — Гадина, животное! Бога она благодарит! — Влепил еще. — Поленом! Мураши!
Из дома выскочил Саша с топором, пошел в их сторону. Роза плакала, кричала дядю Петю. Сергей подхватил с земли пиджак, пошел, крича им:
— Она вчера стойку украла! Я сам видел! В сарае стойка! Ату! Побежал, потому что откуда ни возьмись появился дядя Петя.
Сюрприз второй
Немчинов вошел в кабинет начальника шахты собранным, решительным:
— Товарищ Тюкин, здрассте!
— Ко мне? — обернулся Тюкин.
— Да. И сразу с предложением. — Андрей выложил на стол исписанные листы. — На «Молодежной» был, заброшенные шурфы осмотрел. Идея, может быть, не ах, но как раз по ситуации.
Тюкин взял докладную, отложил, поинтересовался:
— А вы кто, простите, будете?
— Немчинов. — Андрей растерялся. — Андрей Иванович. Бывший заместитель начальника участка, инженер. Я вчера был. Решили приступать.
— Инженер?! Горняк?! К нам?! — Тюкин расплылся детской беспомощной улыбкой, он крикнул в дверь: — Валя! Кофе! — Вернулся к Андрею, протянул руки. — Прости, руки отморожены, и пожать толком не могу. Сядь.
Сели. Немчинов улыбался, лицо его застывало, но только к концу разговора он начал что-то понимать. Тюкин не узнал его. Почему?
— Инженер, значит. Дело, голуба. Я второй месяц здесь, трудно, браток. Восстановительных работ под землей много, производительность не дотянем до довоенной.
— Растеряли горных мастеров, — махнул рукой, подвинул стул ближе, — Андрей Иванович?
Андрей кивнул.
— Ты начальник без участка, у меня участок без начальника. Сторгуемся. Клянусь честью шахтера, процентов на двадцать можно повысить общую добычу. А двадцать и шестьдесят — это уже восемьдесят процентов довоенной добычи. А жизнь-то больше всего тепло любит.
Секретарша принесла кофе, бутерброды с икрой, оглядела Немчинова. Он же быстро и внимательно оглядел и посчитал, что стояло на подносе.