Размышления перед казнью
Шрифт:
Примерно в 24 часа до меня дозвонился генерал-полковник Хайнрици, пожаловался на слишком резкую отповедь Йодля его начальнику штаба и заявил: в соответствии с обстановкой, которая после нашего разговора все же значительно ухудшилась, он приказал своей группе армий отступать и дальше. Я заявил: его поведение, для которого никакого серьезного оправдания нет, — это чистое неповиновение. Он возразил: в таком случае он личной ответственности за вверенные ему войска нести не может. Я сказал ему: он больше не является человеком, пригодным для командования группой армий, а потому я снимаю с него ответственность и приказываю немедленно передать командование ею старшему по званию командующему армией генералу фон Типпельскирху551. Я сам сообщу фюреру о его смещении.
Вскоре вслед за тем ко мне зашел Йодль и, со своей стороны, пожаловался на начальника штаба группы армий Хайнрици как на человека совершенно неспособного, попросив меня вмешаться: терпеть такие методы мы больше не можем! Когда я сообщил ему об отстранении Хайнрици, он счел эту меру вполне оправданной. Я телеграммой доложил фюреру о смещении Хайнрици и изложил причины: ночью Кребс подтвердил ее получение для фюрера.
29.4.[1945 г.] в первой половине дня до нас стал доноситься гул боя восточнее нашего командного пункта. Йодль еще ночью вместе с начальником связи принял меры для подготовки нашей передислокации. Нам предстояло разместиться теперь на командном пункте Гиммлера в Мекленбурге, достаточно хорошо оборудованном средствами связи. Гиммлер сразу же заявил о своей готовности освободить его для нас и принять наших квартирьеров, вслед за которыми должны были прибыть и мы сами. В пути наша связь с Берлином временами отсутствовала. <...>
Прибыв на место, я при первой же возможности связался по телефону с Имперской канцелярией. К аппарату подошел командующий войсками Большого Берлина генерал артиллерии Вейдлинг, до этого назначения — командир корпуса на Восточном фронте в районе Кюстрина, фронт которого там был прорван. Это был тот самый генерал, на которого органы СС сделали фюреру ложный донос, буд то он вместе со своим штабом сбежал в лагерь Добериц, в то время как его части вели тяжелейшие бои между Одером и Берлином. Фюрер, и без того подозрительный, в приступе ярости приказал Кребсу немедленно арестовать этого генерала и по приговору военно-полевого суда расстрелять за трусость. Генерал Вейдлинг, узнав об этом, туг же бросился в Имперскую канцелярию и потребовал разговора с фюрером. Как сообщил мне Кребс, разговор действительно состоялся. В результате фюрер, отстранив прежнего коменданта города, назначил именно Вейдлинга командующим войсками Большого Берлина с неограниченными полномочиями, выразив ему полное доверие. Я упоминаю об этом эпизоде в качестве примера тех методов, какими СС подрывали доверие фюрера к армейским генералам, а он, как правило, бурно реагировал на такие подозрения, исходившие из темных эсэсовских источников информации. В данном случае, благодаря решительности самого генерала, удалось избежать чудовищной несправедливости.
Вскоре после моего разговора с Вейдлингом Йодлю удалось связаться по телефону лично с фюрером; я слушал их разговор через наушники. Фюрер был очень спокоен и деловит, снова признал правильными мои меры и после доклада Йодлем обстановки даже пожелал лично поговорить со мной. Но из-за сильного треска в телефонном аппарате говорить было невозможно, и разговор прервался. Через несколько минут появился наш начальник связи и доложил, что аэростат, с помощью которого поддерживалась телефонная связь, сбит русскими самолетами, другого не имеется, а потому связь восстановить невозможно. Сколь ни уничтожающим для нас было это открытие, оно облегчило мне решение сразу же с наступлением вечера предпринять рокадный марш, ибо на восстановление телефонной связи рассчитывать не приходилось, а поддерживать связь по радио можно было отовсюду. Я был просто вне себя, что мне так и не удалось потом снова поговорить с фюрером, хотя Йодль и обсудил с ним самое важное. Мы дали радиограмму о нашем перемещении и попросили направлять радиограммы и приказы на наш новый командный пункт.
К полудню [29.4] противник активизировался, особенно его авиация, которая сбрасывала свои бомбы прежде всего в узел шоссейных дорог Рейнсберг и пикировала на забившие все дорога наши автомобильные колонны. Мы разделили ОКВ на отдельные маршевые группы и указали им их различающиеся маршруты. В 14 часов Йодль
В солнечный весенний день мы лесными тропами, обходя населенные пункты, отправились в направлении Варена для встречи с генералом фон Типпельскирхом, чтобы обсудить с ним вопрос о дальнейшем командовании группой армий. Он требовал совершенно однозначного приказа о приеме этих войск, ибо всячески просил меня воздержаться от его назначения. Я разъяснил ему, что уже вызвал из Голландии генерал-полковника Шту-дента, назначенного командующим войсками этой группы, но до его прибытия эти обязанности должен исполнять он. <...>
Затем мы отправились дальше, на наш новый командный пункт в Доббине — усадьбе известного «нефтяного короля» Де-тердинга552.
Прибыв туда около 21 часа [29 апреля], мы еще застали там Гиммлера, он собирался завтра утром выехать оттуда со своим штабом, так что ночевать нам пришлось в большой тесноте. Но зато у нас была связь, и по радио нам были переданы срочные документы. На мое имя поступила радиограмма фюрера за его подписью. Она содержала пять вопросов.
1. Каково положение группы армий «Висла» (прежде — Хайнрици)?
2. Как обстоит дело с наступлением танкового корпуса Штайнера?
3. Что известно о 9-й армии? 553 Связи с ней здесь нет.
4.1}*е находится 12-я армия (Венк)? Когда начнется наступление через Потсдам?
5. Что делает корпус Хольсте?
За ужином я обсудил ответ с Йодлем и сам написал его первый вариант. Только после продолжительного обсуждения мы отправили свой ответ для передачи радиограммой.
В соответствии с истиной я, нисколько не приукрашивая, доложил о всей серьезности положения и о невозможности теперь освободить Берлин. Группа армий «Висла» в ходе отступления настолько отвела свое южное крыло на запад, что танковый корпус Штайнера оказался вынужден прекратить наступление и во взаимодействии с Хольсте взять на себя прикрытие южных флангов северо-западнее Берлина, иначе они были бы обойдены с тыла или же отрезаны. О 9-й армии нам известно только одно: примерно 10 тыс. человек без тяжелого оружия пробились через леса к восточному флангу 12-й армии. Они, разумеется, не могли служить никаким подкреплением для Венка, наступление которого захлебнулось непосредственно у Потсдама. Под донесением я приписал: «Деблокирование Берлина и создание вновь прохода с запада более невозможно; предлагаю прорыв через Потсдам к Венку, в ином случае — вылет фюрера в южный район [Германии]. Ожидаю решения».
Около полуночи ко мне в Доббин прибыл фельдмаршал фон 1}>айм, новый командующий люфтваффе; у него была перевязана нога. 28 апреля он удачно вылетел из Берлина со своим шеф-пилотом Шшой Райч и приземлился в Рехлине. Оттуда он поехал ко мне на автомашине, чтобы проинформировать меня о положении в Имперской канцелярии, где пробыл у фюрера несколько дней. Он сообщил мне о смещении Геринга и охарактеризовал ситуацию в Берлине как весьма серьезную, хотя фюрер был настроен уверенно и очень спокоен. У них состоялись длительные беседы, но, несмотря на старую дружбу554, ему не удалось убедить фюрера покинул» Берлин. Он, Грайм, имеет задание установить со мной связь и обсудить обстановку, 30-го он полетит в Берхтесгаден, чтобы принять там командование люфтваффе.
29.4555 мы оставались в Доббине. Надежда на получение ответа от фюрера не оправдалась, хотя прием моей радиограммы был подтвержден; следовательно, она правильно дошла до Имперской канцелярии, и ее вручили фюреру. Отсутствие ответа я должен был понимать как отклонение моего предложения, содержащегося в последней фразе. <...>
30.4.[1945 г.] 556 в 4 часа утра мы оставили Доббин. Всего несколько часов провел я в кровати с белым бельем, мне даже удалось принять ванну. <...>