Размышления перед казнью

Кейтель Вильгельм

³¹⁸ Публикуемые ниже записи о последних неделях войны Кейтель сделал в период между вынесением ему смертного приговора 1 октября и приведением его в исполнение 16 октября 1946 г. — Здесь и далее, как и прежде, все неоговоренные примечания принадлежат немецкому издателю Вальтеру Горлицу. См. об этом также: Nazi-Conspiracy and Agression. Office of United States Chief of Counsel of Axis Criminality. Washington, 1940. Suppl. B.; Franz KoUer. Der letzte Monat: Die Tagebuchaufzeichnungen des ehemaligen Chefs des Generalstabes der deutschen Luftwaffe von 14. April bis 27. Mai 1945. Munchen, 1949: Joachim Schultz, Die letzten 30 Tage. Aus dem Kriegstagebuch des OKW. Stuttgart. 1951; Walter Ludde-Neurath. Regierung Donitz. Die letzten Tage des Dritten Reiches. Gottingen. 1958; Walter Baum. Der Zusammenbruch der obersten deutschen militarischen Fuhrung 1945. — In: Wfehrwissenschaftliche Rundschau (Mai 1960, H. 5).

Зво

Берлин

и восточные кварталы города уже находились под одиночным огнем русских дальнобойных орудий. Над восточной окраиной кружили отдельные вражеские бомбардировщики и разведчики, и число их с наступлением темноты и в ночное время увеличивалось. Однако наши зенитные батареи на башенных установках удерживали их на почтительном расстоянии. Наряду с уничтожением воздушных целей, они корректируемым огнем вели борьбу с русскими дальнобойными батареями и заставляли их быстро замолкать. В этих окраинных городских районах восточного Берлина уже начались бои, после того как позиции 9-й армии под командованием генерала Буссе были прорваны у Франкфурта-на-Одере и Кюстрина, а оборона по Одеру пала.

Начальник ОКВ и начальник штаба оперативного руководства вермахта [Йодль] вместе с небольшим числом сотрудников штаба все еще работали на построенном уже в 1936 г. военным министром фон Бломбергом командном пункте в Далеме [улица Фюренвег]. Сам же штаб оперативного руководства размещался в бункерном лагере ОКХ в Вюнсдорфе [Цоссен], будучи теперь объединен [с генеральным штабом сухопутных войск]. Йодль и я имели там и запасные квартиры в доме бывшего боксера Шмелинга⁵¹⁶ на улице Фюренвег, 16.

20 апреля около полудня был совершен последний массированный налет английской и американской авиации на центр [правительственный квартал] Берлина. Вместе с моей женой, г-ном Дёницем⁵¹⁷ и г-жой Дёниц, а также нашими адъютантами мы наблюдали за этим впечатляющим жутким зрелищем с небольшого пригорка возле служебной квартиры гросс-адмирала, который прошлой ночью из-за угрозы его командному пункту «Коралл» [в районе Эберсвальде] вернулся в Берлин. При этой последней крупной бомбардировке в ясный солнечный день в уже сильно поврежденную Имперскую канцелярию попаданий не было; некоторые эскадрильи истребителей, предназначенные для отражения налета, в бой над Берлином не вступили, зенитные орудия, ввиду большой высоты полета бомбардировщиков, оказались неэффективными. Воздушный налет, продолжавшийся почти два часа, прошел словно на учениях мирного времени: боевой порядок самолетов сохранялся педантичнейшим образом, а бомбы сбрасывались точно по команде.

С 4 часов дня я находился в Имперской канцелярии, куда был вызван в бункер фюрера для доклада обстановки. Когда мы с Йодлем вошли, то увидели, что фюрер в сопровождении Геббельса и Гиммлера направляется наверх, в рабочие помещения Имперской канцелярии. На приглашение одного из адъютантов присоединиться к ним я ответил отказом, так как до того у меня не было случая поприветствовать фюрера. Мне сказали, что там выстроили для награждения членов «Гитлерюгенд», отличившихся в несении службы ПВО при авиационных налетах, и фюрер сейчас вручит им награды за храбрость, в том числе несколько Железных крестов.

По возвращении фюрера в бункер Геринг, Дёниц, я и Йодль были в вышеназванном порядке приглашены поодиночке в небольшое жилое помещение рядом с отсеком для доклада обстановки. Со всеми остальными участниками обсуждения фюрер поздоровался за руку при входе в предназначенное для оперативных совещаний помещение; при этом о дне его рождения никто не заговаривал.

Стоя один перед фюрером, я почувствовал, что не в состоянии произнести ни слова. Я сказал только то, что Провидение столь милостиво пощадило его при покушении 20 июля [1944

г.], и то, что сегодня, в день своего рождения, в эти самые серьезные дни, когда существованию созданного им Третьего рейха грозит величайшая опасность, он все еще держит руководство в своих руках, дает нам уверенность, что он примет необходимые решения. Мое мнение: он должен действовать, не дожидаясь, пока столица рейха станет полем битвы. Я хотел продолжать, но он перебил меня: «Кейтель, я знаю, что я хочу, я буду сражаться перед Берлином, в нем самом или позади него!»⁵¹⁸ и явно разгадал мою попытку возразить против этой идеи (дальнейшего пребывания Гитлера в Берлине. — Прим, пер.), которую я воспринял как девиз. Он протянул мне руку со словами: «Благодарю вас, позовите ко мне Йодля, мы еще поговорим потом!» и отпустил меня.

Доклады об обстановке [от ОКХ] генерала Кребса⁵¹⁹ о Восточном фронте и [от ОКВ] Йодля — о положении на остальных театрах войны протекали, как обычно, в угнетавшей тесноте бункерного отсека. Затем вместе со мной в жилое помещение вошел Геринг и заговорил о намерении перенести свой командный пункт «Курфюрст» в Берхтесгаден, так как «Каринхалль»⁵²⁰ находится под сильной угрозой, а Командный пункт штаба оперативного руководства люфтваффе «Кристалл» уже не раз оставался без связи. Сделать это было самое время, ибо пока еще надежно удерживалось всего одно большое шоссе Галле — Лейпциг, ведущее на юг. Я посоветовал Герингу поступить именно так и попросил у него разрешения, со своей стороны, предложить фюреру перенести и его командный пункт в Берхтесгаден.

Моя инициатива объяснялась прежде всего сложившейся у меня в то время твердой уверенностью, что фюрер со штабом оперативного руководства вермахта — как это было предусмотрено субординацией в отдаче приказов — тоже перенесет Верховное главнокомандование в Берхтесгаден, но либо сделает это, когда положение на подступах к Берлину станет более или менее прочным, либо в случае необходимости вылетит ночью. Самолеты для этого были постоянно наготове. Всё в Берлине, что не являлось безусловно необходимым для ставки фюрера, было уже отправлено в Берхтесгаден по железной дороге [специальным составом] и автотранспортом. То же самое относилось и к ОКХ, и к ОКВ, которые были разделены на два командных звена — «Север» (для Дёница) и «Юг» — в Берхтесгадене. В северном районе командование всеми тремя видами вооруженных сил должен был принять на себя Дёниц, как только в результате военного взаимодействия американцев и русских южнее Берлина Средняя и Южная Германия окажутся отрезанными от Северной. Приказы на сей счет отдал лично Гитлер, сам же намереваясь находиться в южном районе и командовать оттуда, поддерживая связь с Дёницем по радио.

20 апреля, когда мы возвращались в Далем, я сообщил Йодлю свое решение заранее отправить 21-го самолетом все, без чего можно обойтись, поскольку мой специальный поезд выехал туда еще 18 апреля. Под командой моего адъютанта [майора] Шимонски мой личный самолет (среди улетающих были также генерал Винтер⁵²¹, д-р Леман, фрау Йодль и моя жена) вылетел в Прагу, откуда пассажиры на ожидавших их автомашинах отправились в Берхтесгаден. Вечером самолет, вернувшийся в Берлин на аэродром Темпельсгоф, снова находился в моем распоряжении. Все это вызвало у нас чувство облегчения и служило подготовкой к предстоящему вскоре перемещению ставки фюрера в Берхтесгаден, которое, во всяком случае тогда, не подвергалось никакому сомнению.

21 апреля у фюрера для личного доклада обстановки побывал генерал-полковник Шёрнер⁵²², командовавший крупнейшей и сильнейшей группой армий Восточного фронта, растянувшейся от Карпат почти до Франкфурта-на-Одере. Беседа проходила с глазу на глаз. Когда я во второй половине дня входил в бункер фюрера, Шёрнер как раз прощался с ним. Фюрер явно испытывал от этой беседы облегчение; он бросил несколько обнадеживающих реплик, которые тот подхватил, и призвал нас обоих пожелать счастья самому молодому фельдмаршалу.