Размышления перед казнью
Шрифт:
С этим известием рано утром 2 мая я снова приехал к Дёницу в Плён; его радиоузел тоже получил донесение Кессельринга. Сам Дёниц был полон решимости как можно скорее закончить войну, с этой мыслью он и принял меня. Я предложил немедленно перевести к нему ОКВ «Север». Поскольку помещений для этого в Плёне не хватало, а надо было восстановить полную работоспособность высшего командования, Дёниц решил перенести резиденцию верховного руководства в Фленсбург, что и было сделано. Я вызвал Йодля вместе с нашим самым узким окружением в Плён, между тем как весь штаб ОКВ — ОКХ двинулся в Фленсбург. По прибытии Йодля мы оба долго совещались с Дёницем, и выявилось полное совпадение наших взглядов на существующее положение.
К вечеру Дёниц выехал в Рендсбург, куда он вызвал генерал-адмирала фон Фридебурга, чтобы лично сообщить тому о назначении его главнокомандующим
Мы остались на ночь в прежней штаб-квартире Дёница, а на рассвете, в 4.30 [3 мая], последовали за ним в Фленсбург-на-Мюрвике. В Фленсбурге нам предоставили жилье и рабочие помещения в военно-морской команде. Йодль и я разместились в одном здании с гросс-адмиралом, наши кабинеты находились рядом с его кабинетом.
В штабе, возглавляемом Йодлем как начальником, полковник Мейер-Детеринг занимался подчиненными ОКВ театрами военных действий как начальник оперативного отдела, а генерал Детлефсен — задачами ОКХ. Подробности военной обстановки я здесь опускаю564. Оба эти офицера владели тогдашней ситуацией лучше меня; вероятно, они и сами написали подобные воспоминания. <...>
Могу сказать, что меры, вытекавшие из однозначных распоряжений гросс-адмирала и направленные на спасение как можно большей части беженцев, а также войск Восточного фронта путем перемещения их во внутренние области Германии, принимались незамедлительно и имели целью закончить войну. Нам было ясно: капитулировать от нас потребуют на том месте, где окажутся в тот момент войска. А значит, надо дать возможность насчитывающей еще более 3 миллионов человек основной массе войск Восточного фронта перейти в американскую оккупационную зону, чтобы защититься от русского плена.
Этой цели служили также начатые 3 или 4 мая гросс-адмиралом через генерал-адмирала фон Фридебурга переговоры с главнокомандующим английскими войсками Монтгомери565. За ними — после отклонения Монтгомери [желаемых нами] особых условий [капитуляции] — последовали начатые фон Фридебургом и законченные Йодлем в ставке Эйзенхауэра в Реймсе переговоры, результатом которых явились предварительные соглашения от 6.5.1945 г. Единственное послабление нам заключалось в предоставлении срока [для капитуляции] до полуночи с 8 на 9 мая. Йодль прислал мне из ставки Эйзенхауэра радиограмму, где, хотя и в замаскированной форме, дал понять, какие возможности предоставляет нам эта отсрочка566.
Гиммлер тоже старался примкнуть к гросс-адмиралу. После одного разговора с Дёницем я взял на себя его поручение просить Гиммлера уехать и от дальнейших посещений штаб-квартиры гросс-адмирала отказаться. Поначалу Гиммлер еще был облечен определенными полицейскими функциями, но потом был лишен и их. Гиммлер был для правительства Дёни-ца совершенно неприемлем, и именно это, по просьбе гросс-адмирала, я коротко и ясно и сказал ему567.
Сколь мало сам Гиммлер понимал политическую ситуацию и сознавал свою личную скомпрометированность, видно из такого эпизода. На неизвестной нам квартире он написал письмо Эйзенхауэру и через одного армейского офицера, который не принадлежал к его штабу и которого он теперь уволил, обратился к нам с просьбой передать это письмо адресату. Офицеру было разрешено ознакомиться с его содержанием. Короче говоря, Гиммлер предлагал Эйзенхауэру свои услуги, если тот пообещает ни в коем случае не выдавать его русским. Об этом своем намерении Гиммлер намекнул мне при нашем последнем разговоре с ним в присутствии Йодля. Поскольку офицер, которому было поручено передать нам письмо, к Гиммлеру не вернулся, тот так никогда и не узнал, что оно было уничтожено и к генералу Эйзенхауэру не попало. Кстати, Гкммлер через офицера связи просил меня сообщить Дёницу, что исчезнет из северного района и скроется; в течение ближайшего полугода его никому не найти. Его произошедший через несколько недель арест и самоубийство после ареста известны568.
Благодаря этому, я успел известить Восточный фронт и все еще находившуюся в Восточной Чехии группу армий Шёрнера и предоставить им для отступления на запад крайне ограниченное время — не более 48 часов. Эта директива была дана еще до полуночи 7 мая. В результате смелого полета полковника Мейер-Детеринга в штаб этой группы армий удалось еще до 6 мая дать ей ориентировку и подготовительные указания.
Группа армий генерала Хильперта569
В Фленсбурге-на-Мюрвике собрались несколько членов правительства, среди них — новый министр иностранных дел граф Шверин фон Крозиг. Был там и министр вооружения и боеприпасов Шпеер, к которому демонстративно присоединился генерал фон Трота, ранее смещенный мною начальник штаба группы армий генерала Штудента [прежде ею командовал Хайнрици].
8 мая, после возвращения Йодля 7 мая из ставки генерала Эйзенхауэра в Реймсе, я по поручению гросс-адмирала как главы государства и Верховного главнокомандующего вооруженными силами с подписанным Йодлем и начальником штаба Эйзенхауэром предварительным актом [о капитуляции] на английском транспортном самолете вылетел в Берлин. Меня сопровождали: в качестве представителя военно-морского флота — генерал-адмирал фон Фридебург и представителя военно-воздушных сил — генерал-полковник авиации Штумпф572, являвшийся под конец командующим противовоздушной обороной Германии. Кроме того, я взял в качестве сопровождающих лиц вицеадмирала Бюркнера, начальника отдела «Заграница» в ОКХ, и подполковника Бём-Теттельбаха из [оперативного] отдела «1а-авиация» штаба оперативного руководства вермахта (причем последнего потому, что он не только свободно говорил по-английски, но и сдал экзамены на военного переводчика русского языка).
На английском транспортном самолете мы сначала полетели в Штендаль. Там была сформирована эскадрилья пассажирских самолетов под командой маршала авиации — полномочного представителя генерала Эйзенхауэра. После своего рода круга почета она приземлилась (мой самолет сел последним) на аэродроме Темпельгоф. Английская и американская делегации были встречены почетным караулом русских, гремел военный оркестр. Мы смогли издали, с места нашей посадки, наблюдать за этой церемонией. К нам был прикомандирован русский офицер; мне сказали, что он — обер-квартирмейстер генерала Жукова. Он ехал в машине со мной, за нами следовали остальные машины моего сопровождения.
Путь наш лежал через Бельальянсплац, через пригородные районы Берлина в Карлсхорст. Нас привезли в небольшую просторную виллу, рядом с казармой саперно-инженерного училища. Было примерно 13 часов. Нас оставили одних. Порой появлялся какой-нибудь репортер — нас фотографировали; иногда к нам заходил русский офицер-переводчик. Сказать, когда состоится подписание акта о капитуляции (немецкую копию которого мне, кстати, вручили еще на аэродроме), он не мог. Поэтому у меня было достаточно времени сравнить его с парафированным Йодлем предварительным актом573 и констатировать, что в текст его внесены лишь незначительные изменения. Единственно важным было добавление угрозы репрессивных мер в отношении тех войск, которые к предписанному сроку оружия не сложат и не сдадутся. Поэтому я потребовал через офицера-переводчика встречи с уполномоченным Жукова, поскольку не желал без оговорок подписывать это добавление.
Через несколько часов вместе с офицером-переводчиком появился русский генерал, он выслушал мое возражение; как я думаю, это был начальник штаба Жукова. Я объяснил ему причину своего возражения тем, что не в состоянии гарантировать своевременного получения войсками нашего приказа о сложении ими оружия, а потому командиры частей и соединений могут не подчиниться этому требованию. Я настоял на включении фразы, согласно которой сдача [капитуляция] вступила бы в силу только через 24 часа после поступления нашего приказа в войска, и лишь затем могли бы применяться репрессивные меры. Примерно через час генерал вернулся с решением, что генерал Жуков согласен на срок в 12 часов вместо 24. Он потребовал вручить ему мои письменные полномочия для ознакомления с ними представителей держав-победительниц; пообещав вскоре их вернуть, он добавил: подписание акта капитуляции состоится вечером.