Размышления перед казнью
Шрифт:
Сегодня мне ясно: Гитлер уже тогда не имел свободы действий, хотя никогда не признавал этого. Единственно возможная альтернатива (при верном осознании чудовищной ответственности перед своим собственным народом), а именно, положить всему этому конец, фюрером тогда не рассматривалась. Следует признать: при тогдашнем благоприятном военном положении (по крайней мере, казавшемся таким тем, кто не имел возможности правильно оценить будущее, а особенно военный потенциал наших противников, к которым с уверенностью можно было отнести, кроме Советского Союза, также и США) это было бы трудным решением. Ведь для фюрера это означало
Но сегодня я убежден в том, что эта жертва позволила бы сохранить рейх и уберегла бы наш фатерланд и весь мир от того, что произошло и по своей жестокости и размаху не поддается никакому описанию.
Тогда мы, военные (которым дипломатическая игра и военноэкономический потенциал возможных противников не были известны), видели лишь военную обстановку, причем именно такой, какой она была в то время. Мы позволили, чтобы нами овладела непонятная для посторонних (особенно для иностранцев), оказывающая влияние на нашу психику сила внушения, присущая фюреру и Верховному главнокомандующему. Своими успехами в Польше и Франции он произвел на нас598 такое сильное впечатление, что мы — во всяком случае я — верили в его гений и следовали за ним даже тогда, когда, по объективному размышлению, должны были, с учетом нашего военного опыта, оказать ему сопротивление.
За это мы несем ответственность перед Богом и перед всем миром, а также — перед нашим народом. Отныне война приняла извращенный характер. Все, что происходило на Востоке, можно объяснить только партийно-политической ненавистью к врагу нашего мировоззрения. Гитлеру, а также и нам, генералам (на основании его выступлений), было ясно: речь идет о жизни или смерти целых народов. Отсюда — суровость приказов, особенно приказа от 17.6.1941 г., который лично я при его отправке в войска, а потом и при осуществлении стремился смягчить. Гитлер был убежден599, что в данном случае положения или традиции [международного] военного права потеряли свой смысл. При этом он исходил из того, что Советская Россия этими правилами в договорном порядке не связана и соблюдать их не станет. Ясно, что приказы, вытекавшие из такой установки, в руках нижестоящих офицеров (которым они предоставляли далеко идущие полномочия и свободу действий) были опасны, поскольку полностью зависели от их собственной интерпретации и личной позиции. К тому же надзор за выполнением этих приказов оказался невозможен, и высшее руководство было от него почти полностью отстранено.
Известно, однако, что многие генералы свои полномочия и свободу действий использовали в рамках опыта, известного им из ведения войны в прошлом. Многие из них в ответ на запросы говорили: этот приказ — вовсе не охранная грамота, а потому следует предоставить нам самим решать на собственную ответственность, усмирена ли та или иная захваченная область и не следует ли, соответственно, от применения вышеуказанного приказа воздержаться600. К сожалению, несмотря на это, свершалось слишком много зла.
Но, полагаю, могу сказать, что вермахт по большей части вел войну, согласно внушавшимся ему в мирное время, а также, вплоть до войны с Советской Россией, ужесточенным правилам признанного военного права601. Такие приказы, как отданный генерал-фельдмаршалом Рейхенау602, определенно являлись единичными. Я убежден в том, что вермахт во всей своей совокупности принимал строгие меры только там, где этого требовала военная необходимость или безопасность собственных войск в условиях нехватки сил для оккупации огромного пространства.
Но наибольшее зло порождалось чуждыми вермахту учреждениями партийно-политического происхождения, с которыми вооруженные силы находились в состоянии вечного внутреннего противоборства.
По этому поводу могу сказать только следующее. Я глубочайшим образом потрясен внушающим ужас масштабом тех последствий, которые эти действия имели в Советской России. Верховное главнокомандование вермахта непосредственно в этих последствиях не участвовало. Ответственность за происходившее в районе боевых действий несли сухопутные войска, а также соответствующие гражданские комиссары и министерство Розенберга по делам оккупированных восточных областей.
Но поскольку из факта передачи мною директив и прочих приказов фюрера в войска обвинением делается вывод о моей личной ответственности, ответственность эту я принимаю на себя.
По вопросу о развязывании агрессивных войн и участии в них заявляю следующее.
Генерал-полковник Йодль в своих дневниковых записях отмечает:
«10.8.1938 г. Генеральный штаб все еще предается рассуждениям былых лет, считая себя ответственным и за политические решения, хотя его дело — повиноваться и выполнять свои военные задачи».
«13.9.[19]38 г. Генералитет — против наступления на Чехию».
Для Йодля всё дело — в повиновении.
Таков был и мой взгляд на положение вещей. Для нас это означало: мы — подручные фюрера в осуществлении запланированных и уже начатых оперативных задач, а их политические мотивы и прочая подоплека нас не касаются. Этим мы не занимались.
Не могу и не хочу защищать игру в «высокую политику», а также отстаивать методы дипломатической маскировки и многочисленные нарушения ранее данных заверений. К тому же было бы и неумно, пожелай я сказать, будто мы обо всех этих вещах не знали.
Правда такова: этими вещами мы в силу своих служебных обязанностей не занимались, а фюрер нам категорически заявлял: политические дела вас не касаются, поскольку речь идет об оперативных приказах (так называемых директивах) или о проведении в жизнь отданных распоряжений. Все это для нас — лишь приказы Верховного главнокомандующего.
Не стану возражать, что обо всех этих приказах (независимо от того, есть ли на них моя подпись или же нет) я знал. Гитлер говорил о них с генерал-полковником Йодлем и со мной. Не отрицаю, что передавал их соответствующим составным частям вермахта и контролировал их выполнение.
Генерал-полковник Йодль и я отнюдь не всегда были согласны с тем или иным принятым Верховным главнокомандующим решением оперативного характера, но всегда его неизменно исполняли. Мы никогда не говорили с фюрером о том, является ли война агрессивной или оборонительной. Согласно уже изложенной точке зрения, это была задача не наша.
За эти установки и методы действия я несу ответственность.
Часть V
КЕЙТЕЛЬ И ГИТЛЕР