Разнообразно об обычном. Сборник рассказов
Шрифт:
Таким образом, получается, что шторм – это благородный рыцарь, на коне, с поднятым забралом, высоко вздымающий своё копьё с прикреплённым у наконечника хорошо заметным флажком. Рыцарь бросает вызов, издалека предупреждает о своих намерениях и просчитываемыми, ожидаемыми ударами начинает бой. И конь боевой седоку под стать: топочет, не торопясь, фыркает громко – тоже предупреждает. А бой по правилам – он страха не вызывает, только неприятности в виде синячков и шишечек, но с этим мириться можно, потому как приготовились. «В буре лишь крепче руки, и парус поможет, и киль…». Так оно выглядит со стороны, во всяком случае, в песне.
Чтобы понять, что такое шторм – именно Шторм, а не качка – в него нужно попасть.
Старый
«Шенск», загруженный так, что бортов над водой почти не было видно, благополучно пересёк Белое и Баренцево моря – не качнуло ни разу – и вошел в воды Норвежского. Тут уж океан немного покачал, но так только, чтобы понимали, что не зря древние на дно к нему Нептуна поселили – сурового вида мужчину, хмурого, даже грозного, и с трезубцем, очень конкретного – напомнил о себе.
Экипаж занимался по ходовому расписанию, но каждый день пару раз палубная команда во главе с боцманом выходила на палубу, вернее, на груз, чтобы подтягивать тросы, держащие пакеты бревен – от качки и вибрации пакеты «уплотнялись», тросы провисали и был риск, что при чуть более сильном наклоне груз «уйдет» за борт. Матросы при помощи недлинных металлических немного изогнутых палочек – сваек, крутили винты талрепов, натягивая стальные тросы толщиной в два сантиметра до состояния струны, так чтоб звенели. На следующий день тросы «слабели», и опять тянули крепкие матросские руки рычаги сваек, как колки на гитаре. Опять до звона.
Северное море было на удивление спокойно: такое бывает в начале осени… ещё разыграется, к зиме поближе, ещё покажет крутой нрав.
Алексей работал на «Шенске» недавно, и хотя уже походил по морям, но на лесовозах делал первый рейс. Парню очень нравилось на этом теплоходе – рейсы хорошие, экипаж душевный, каюты неплохие, внутренняя отделка деревом, а главное, качка очень плавная, спокойная, с большим периодом, и в каюте отдыхать после вахты – удовольствие, спальное место-то вдоль продольной оси. А то, до этого он работал на «Пионере»: надстройка в корме и кровать была расположена поперёк: головой к левому борту, ногами к правому (или наоборот, это по желанию). Только качка начиналась побольше – летаешь вверх-вниз, как на каком-то странном аттракционе, компот, выпитый за обедом, так и норовит вырваться на волю; да ещё и при каждом «завале на борт», то ногами упираешься в переборку, то головой стукаешься в противоположную – спать невозможно. На лесовозе в этом отношении хорошо: продольная качка почти не ощущается – надстройка в центре теплохода, а бортовая балует легким покачиванием слева направо, укачивает, как мама в люльке.
Когда Алексей сменялся с утренней вахты, он слышал, как третий помощник говорил капитану, что получено штормовое предупреждение. Ну, что ж, не первый раз. Теплоход двигался вдоль по Ла-Маншу, какие тут шторма, а до Биская ещё не скоро, сутки почти. Алексей пообедал и уселся с книгой за стол в каюте. Иллюминатор от воды был на высоте метров трёх, поэтому парень приоткрыл его на пару сантиметров, зафиксировав винтовым «барашком» – пусть в каюту поступает свежий воздух. Закрепляя «броняжку» парень бросил взгляд на воду – легкое волнение, редкие барашки, гребни нечёткие: «Балла два-три», – подумал парень, про себя усмехнувшись, вот оно предупреждение, где он, шторм. Опять ложная тревога. Зря только недавно Саня-сменщик заглядывал и предупреждал, чтобы закрыл «окна и двери».
Алексей углубился в чтение и вместе с героями романа смело сражался с врагами короля, естественно на стороне мушкетёров. Его романтический настрой неожиданно был прерван целой ванной забортной воды, которую Царь морей протолкнул – таки в узкую щель приоткрытого иллюминатора. По палубе сразу же поплыли тапочки, а Леха, отплёвываясь от соленой влаги, мокрый и опешивший, бросился выполнять рекомендацию по подготовке к шторму. Закрывая «броняжку» парень опять посмотрел на море – вроде ничего не изменилось – откуда этот «сюрприз»? Хотя нет, волнение стало побольше, пожалуй, уже балла на четыре, но ветер значительно окреп, срывал барашки с верхушек волн и бросал далеко, шквалом рассеивая и создавая сильный горизонтальный поток, практически дождь. Вот таким одним порывом ветра Нептун метнул в оставленную двухсантиметровую щель пригоршню воды, а Алексей получил «подарок» – почти три ведра моря – размер точный: замерен тряпкой и личным старанием.
«Шенск» подвернул и двигался уже на траверсе французского Бреста. Лесовоз уверено и не спеша, чуть наклонившись от волны влево сначала карабкался на волну, а достигнув вершины, выпрямлялся, зависал кормой и баком над водой, валился направо и правой скулой падал навстречу новой волне, создавая брызги и пену. И опять … медленно вверх… и значительно быстрее вниз. В такой обстановке выйти, чтобы в очередной раз обтянуть тросы, всё же пришлось. Только технология поменялась: боцман и старший матрос, каждый, не отходя от надстройки, держали в руках крепкие лини, которыми были обвязаны матросы помоложе, и те, что полегче массой – вот они-то и работали свайками. Получалось намного дольше, но техника безопасности требовала, да и здравый смысл тоже. Все промокли, но опять натянули тросы до звона.
Волнение по шкале …, да не важно, … усилилось ещё на пару баллов. Почти весь день «Шенск» шёл своими небыстрыми четырнадцатью узлами, только качка изменилась со сменой курса (повернули южнее), стала более выраженная. Во время приёма пищи на обеденные столы положили мокрые скатерти, чтобы тарелки на палубу не падали, и стулья прикрепили к специальным крюкам в палубе столовой и кают-компании. Однако всё равно приходилось суп наливать на самое дно тарелок, да ещё и рукой придерживать, балансируя, чтобы не пролить.
Вечером на вахте Алексей смотрел, как хорошо сформированные четырехметровые волны подходят к теплоходу справа, со стороны Атлантики и плотная солёная пена перелетает низко сидящий теплоход мощными потоками. Брызги с поверхности моря залетали на мостик, не смотря, на то, что он был от воды на высоте около пятнадцати метров.
Море штормило балов на семь, но ветер был гораздо крепче. Когда Алексей вышел на крыло, чтобы ручным анемометром провести замеры, шквал чуть ли не сбивал – приходилось придерживаться и широко расставлять ноги. Скорость ветра была больше двадцати пяти метров, и всё время увеличивалась, крыльчатка прибора напряженно гудела при вращении.
С вахты Алексей сменялся, когда «Шенск» болтало уже очень солидно; шторм ещё добавил мощи. Волнение увеличились до восьмибального, что позволяло реально ощутить силу шестиметровых волн. При движении по коридорам нужно было выбирать короткий промежуток, когда палуба становилась горизонтальной и делать быстрый рывок на четыре-пять шагов, вцепляться в поручень и пережидать до очередного выравнивания, влипая в переборки или зигзагами передвигаться, переступая по плинтусам, словно крыса какая или таракан – по-другому не получалось. Коридоры теплохода представляли собой тренажёр вестибулярного аппарата – понятия «вертикаль» и «горизонталь» являлись переменными величинами.