Разносчик

Джиллиан

Думать и гадать, вернётся ли Радим?

Она быстро разложила диван и постелила на нём.

Вернётся.

Он вернётся, потому что мысль и высказанные вслух слова материальны. И она любит его, в чём призналась себе только что. А… любимые возвращаются.

— Радим вот-вот вернётся, — медленно и чётко произнесла она.

И пошла снимать макияж и умываться перед сном.

У Радима есть ключ, и он может открыть входную дверь сам. Ждать его необязательно. Хотя она проснётся в любом случае, как только его ключ коснётся скважины замка… Она представила, как он осторожно входит в прихожую, чуть встряхивает головой, чтобы убрать волосы с глаз, и прислушивается, не разбудил ли, а она будет жмуриться, притворяясь крепко спящей

А потом она на всякий случай приготовила ему сардельку и стакан молока, полюбовалась на скупую, но аппетитную композицию, накрыла её салфеткой и оставила на обеденном столе. На пороге кухни огляделась: он придёт, заглянет сюда и сразу заметит на столе что-то, чего до сих пор не было. Подойдёт заглянуть под салфетку — и обрадуется. Его довольное лицо легко было вызвать в воображении. Улыбнулась.

А потом — спать… Заснула быстро, хотя первые дремотные «кадры» с множеством людей из ресторана бессмысленно мотались перед внутренним взглядом.

Сон был прерван нудным звонком мобильника. Заснувшая при свете торшера, Наташа дотянулась до телефона. Радим!

— Да, слушаю! — радостно сказала она, ожидая быстрого отклика.

Но в трубке промолчали. И тогда она встревожилась, хоть и не очень сильно со сна. Хотела было позвать, потом с недоумением решила, что не стоит. Нет, не решила — на кровать вскочила волчица и беззвучно зарычала на мобильник. Всего лишь оскалилась… Этого хватило, чтобы Наташа полностью проснулась и мгновенно села на кровати. Ещё бросила взгляд на диван напротив. Постель не потревожена. Радим не приходил.

Что с его мобильником? Может, он сделал её номер «первой кнопкой», а теперь нечаянно нажал на неё? Бывает. Она сама так делала. Но почему на сердце заткалась морозной сеткой тревога? Только ли из-за её личного внутреннего зверя? Волчица — это и внутреннее её пространство, связанное мыслями и чувствами с Радимом. Если зверь не хочет, чтобы Наташа говорила по телефону, — лучше послушаться. Из-за беспокойства и непонимания, что происходит, уже бодрая и насторожённая, девушка попыталась прислушаться к тишине на той стороне связи. Ей показалось, она слышит негромкий шум многих голосов, кажется — музыку…

И затаилась: а если это «моя невеста» стащила у Радима его мобильный и позвонила по её, Наташи, номеру? Ведь у Радима много ли номеров на мобильнике? Телефон-то хозяйский… Тем более что парень должен был, по совету Алексеича, сказать, что у него есть… любовница. Наташа поморщилась… Вот девица и придумала стащить мобильный и позвонить. А что? Точно в её беспардонной манере. Но почему она молчит? Эта деваха должна была сразу после Наташиного: «Да, слушаю!» завопить какое-нибудь непотребство. Но молчит.

Странный звук, похожий на треск, — и тишина… С той стороны отключились?

Наташа отложила мобильник в сторону, на прикроватную тумбочку.

Сердце снова билось беспокойно.

— Где же ты гуляешь? — прошептала она, глядя на часы. Второй час.

Ночная тишина, изредка прерываемая дальним гулом машин, одиноким лаем собаки, а временами и дружным воем котов, настраивала на странные ощущения. Будто всё, что раньше было вернулось в утроенном масштабе. Больше всего было мыслей и воспоминаний о том, как те двое, Севка и Сашок, били Радима, когда он не хотел выполнять их личные задания, о которых не знал хозяин. И как избили потом их, узнав об этом — о попытке лично обогатиться. Вспомнилось, как вздрогнул Радим возле машины, в которой его привезли в один из ресторанов, и она сразу поняла, что его ударили, потому что он не хотел идти…

Наташа взяла халат и накинула его. Вышла на балкон, не включая света в кухне, открыла окно с сеткой от комаров. Прохладный и влажный (кажется, проморосил дождь) ветерок взбодрил сразу. Сна ни в одном глазу. Наташа решила постоять, дыша ночными запахами спящего города — может, замёрзнет немного, и тогда снова сможет спать?.. Балкон выходил во двор дома, и можно было видеть каждого, кто подходит к подъезду. Видеть, но не разглядеть. Пятый этаж всё-таки. Ночь всё-таки. И всё-таки девушка вздрагивала и начинала пристально вглядываться вниз всякий раз, когда казалось, что ближе к подъезду появлялась какая-то тень.

Неизвестно, сколько времени прошло. За эти минуты по дороге перед домом в разные стороны проехали несколько машин, прошли три пары, пробежал мужчина — быстро и громко говоря по мобильному. Гулял даже какой-то человек с собакой на поводке… Наташа прерывисто вздохнула и вышла с балкона.

Огляделась в тёмной комнате. Глаза привыкли к неверной темноте так, что различали все предметы обстановки. Сбросила халат, на ощупь нашла в тумбочке лёгкую шёлковую шаль и повязала её вокруг талии. Застыла, думая о Радиме. Представила, как одиноко он идёт по улице, приближаясь к дому… Руки медленно поднялись и соединились над головой скрещёнными пальцами, тело мягко изогнулось. Она «смотрела» в глаза Радиму и танцевала вызывающий его танец. Или напоминающий: «Я здесь — и я жду тебя».

… Всё так же, не зажигая света, она легла. «Наверное, его заставили остаться в новой квартире. Только бы не напоили…»

Хорошо говорить, что надо верить… А вот так — как?.. Когда в неведении?..

И снова резко села.

Щелчок в ночной тишине, когда кажется, что каждая квартира в доме — пустое, гулкое пространство, в котором слышен даже тихий шаг за стеной, а слово, сказанное негромко за стеной, звучит отчётливо, для напряжённой в ожидании Наташи оказался звонким стуком.

Шорох. Дверь открылась. Пауза. Снова шелест. Снова щелчок.

Девушка побежала в прихожую. Радим, с предосторожностями закрывавший дверь, чтобы не заскрипела, обернулся вовремя. Ни слова не говоря, Наташа прыгнула на него и обняла. По горячим рукам скользнула холодная кожа его куртки. А потом — железные руки парня сжали её так, что она больше не беспокоилась, что он выронит её. Они не целовались. Он — устал, что она сразу почуяла. Она — была слишком счастлива, что он всё-таки вернулся, и только прижималась к нему.

… Потом они сидели на кухне. Радим жадно ел, а она с удовольствием смотрела на него, живого и невредимого, и слушала, как он, еле прожевав, рассказывал.