Разоблачение
Шрифт:
Опять шелест. Затем тишина.
Фырканье. Шорох.
Прислушиваясь, Сандерс пытался реконструировать происшедшее тогда в кабинете. Вот сейчас они, обнявшись, идут к кушетке – голоса становятся тише и неразборчивей. Вот снова его голос: «Подожди, Мередит…»
«О Боже, я весь день тебя хочу…»
Шуршание, тяжелое дыхание – трудно понять, что в тот момент происходило. Мередит негромко простонала. Опять шуршание.
«О, как здорово чувствовать тебя всего, я не могу спокойно терпеть, когда тот тип касается меня. Эти идиотские
Шорох. Статические разряды. Опять шорох. Сандерс почувствовал легкое разочарование: он не мог толком представить, что там происходило, а ведь он сам участвовал в событиях. Никого эта пленка не убедит… В основном на ней были записаны какие-то смутные звуки неясного происхождения, перемежаемые долгими периодами сплошного молчания.
«Мередит…» – «О-о-о… Не говори ничего… Нет! Нет!»
Теперь Сандерс слышал, как она хватает воздух мелкими глотками.
Опять тишина.
– Ну и хватит, – сказала Фернандес.
Сандерс выключил диктофон, положил его на стол и покачал головой.
– Из этого совершенно нельзя понять, что же происходило там на самом деле.
– Ничего, и этого хватит, – успокоила его Фернандес. – И не беспокойтесь о доказательствах – это моя забота. Но вы слышали, что она сказала вначале? – Она сверилась с записями в блокноте. – Вот она говорит: «Я весь день тебя хочу», а попозже: «Как здорово чувствовать тебя всего, я не могу спокойно терпеть, когда тот тип касается меня, эти идиотские очки, ох, я вся горю, я так давно толком не трахалась…» Вы эту часть прослушали?
– Да, прослушал.
– Так, и о ком она говорит?
– Когда?
– Ну, кто этот тип, чьих прикосновений она не выносит?
– Я думаю, это ее муж, – сказал Сандерс. – Мы говорили о нем раньше, еще до начала записи.
– Расскажите-ка…
– Ну, Мередит пожаловалась, что ей пришлось платить своему мужу отступного при разводе, и сказала, что постели он ужасен. Она сказала: «Я ненавижу мужчин, которые сами не знают, что делают».
– Значит, вы полагаете, что слова: «Я не выношу, когда да этот тип меня касается» – относятся к ее мужу?
– Ну да…
– А я так не считаю, – возразила Фернандес. – Они развелись довольно давно, развод был тяжелым, и муж ее ненавидит. Сейчас у него другая подружка – они вмести уехали в Мексику. Нет, я не думаю, что она имела в виду бывшего мужа.
– Кого же тогда?
– Не знаю…
– Это может быть кто угодно, – предположил Сандерс.
– Не думаю. Вот послушайте еще раз, прислушайтесь к ее интонациям.
Она перемотала ленту и поднесла диктофон к уху Сандерса. Несколько секунд спустя он опустил аппаратик.
– Она какая-то… взбешенная.
– Я бы сказала, рассерженная, – кивнула Фернандес. – В самом разгаре свидания с вами она вспоминает кого-то другого. «Тип»… Похоже, она в эту минуту кому-то мстит.
– Не знаю… – неуверенно сказал Сандерс. – Мередит
Он живо припомнил, как однажды они после утомительных упражнений лежали вдвоем на постели в его квартире и отдыхали… Был воскресный вечер, с улицы доносились голоса детей… Сандерс поглаживал Мередит по бедрам, ощущая под пальцами капельки пота, и в эту трогательную минуту она сказала: «Знаешь, я однажды встречалась с парнем из Норвегии, так у него был кривой член – ну, совсем как сабля; выгнут в сторону, и он…» – «Господи, Мередит…» – «А что ж тут такого? Правда, он и на самом деле был…» – «Давай только не сейчас!»
И когда случалось что-нибудь подобное, она вздыхала, будто ей претила его обостренная чувствительность, и спрашивала: «И почему парни всегда хотят думать, будто они были первыми?» – «Да нет же, – отвечал он ей. – Мы понимаем, что не первые… Но просто иногда такие разговоры неуместны, понимаешь?»
И она снова вздыхала.
– Ладно, пусть для нее привычное дело – обсуждать интимные вопросы, – сказала Фернандес. – Пусть она такая открытая натура или ей на все плевать. Но о ком же она говорила тогда?
– Не знаю, Луиза, – покачал головой Сандерс.
– Она говорила, что не любит, когда он ее касается, таким тоном, будто… будто у нее нет выбора. И упоминает дурацкие очки. – Она взглянула на Мередит, которая неторопливо жевала, сидя рядом с Гарвином. – Может, он?
– Не думаю…
– А почему бы, собственно, и нет?
– Все говорят, что это не так, что Боб с ней не спит.
– Все могут и ошибаться.
– Это было бы кровосмешение, – покачал головой Сандерс.
– Может быть, вы и правы…
Принесли заказанный обед. Сандерс склонился над своими спагетти «путтанеска», выковыривая оттуда сливки. Он не чувствовал голода. Зато Фернандес, сидя рядом с ним, уписывала за обе щеки – они заказали себе одно и то же.
Сандерс смотрел на людей из «Конли-Уайт». Николс поднял рулончик фотопленки. Слайды, догадался Сандерс. Интересно, что там заснято? Полукруглые очки для чтения торчали у Николса на носу. Сидевший рядом с ним Конли посмотрел на часы и что-то сказал. Остальные кивнули. Конли взглянул на Джонсон и снова вернулся к своим бумагам.
Сандерс услышал обрывок фразы, сказанной Дейли:
– …есть эти цифры?
– Да, они здесь, – подтвердил Конли, показывая рулончик.
– Очень вкусно, – сказала Фернандес. – Ешьте, a то остынет.
– Ладно. – Сандерс отправил в рот немного макарон, но, не почувствовав никакого вкуса, положил вилку. Фернандес промокнула салфеткой подбородок:
– Знаете, а вы так толком и не объяснили мне, почему вы тогда дали задний ход на самом интересном месте.
– Мой друг Макс Дорфман говорит, что я с самого начала так собирался сделать.