Разоблаченный любовник (Др. изд.)
Шрифт:
Джон побежал вместе с остальными, думая, что это будет действительно очень долгая ночь. Но по крайней мере, Лэш не выглядел уже таким довольным…
Четыре часа спустя выяснилось, что Джон был прав насчет ночи.
По окончании занятия все совершенно вымотались. Зет не только заставил их упражняться на матах, но еще и продержал дольше обычного. Словно на несколько веков больше, чем обычно. Чертова тренировка оказалась такой изнурительной, что Джон не только не смог заняться самостоятельными упражнениями, но сразу направился в кабинет
Подобрав под себя ноги, он подумал, что отдохнет только минутку, а потом пойдет мыться…
Дверь отворилась.
– Ты в порядке? – требовательно спросил Зетист.
Джон, не поднимая головы, кивнул.
– Я потребую, чтобы Лэша отстранили от тренировок.
Джон резко выпрямился и начал мотать головой.
– Плевать мне на это, Джон. Он нападает на тебя уже второй раз. Или мне нужно напомнить про случай с нунчаками?
Нет, Джон это и так помнил. Случай дрянной.
Он хотел сказать больше, чем мог выразить жестами, и, чтобы Зетист все понял, Джон дотянулся до блокнота и очень аккуратно написал: «Если его вышвырнут, я покажу себя слабаком. Я хочу когда-нибудь драться на одной стороне с этими парнями. Как они смогут мне доверять, зная, что я рохля?»
Он передал блокнот Зетисту, который осторожно принял страницы в свои большие ладони. Голова брата низко опустилась, брови сошлись вместе, искалеченный рот задвигался, словно Зетист произносил каждое слово вслух.
Закончив, Зет положил блокнот на стол.
– Джон, я не позволю этому маленькому гаденышу тебя бить. Просто не позволю. Но ты в чем-то прав. Я назначу Лэшу испытательный срок. Еще один такой эпизод – и его выгонят.
Зетист подошел к шкафу, в котором был скрыт потайной проход в тоннель, затем оглянулся.
– Послушай, Джон. Я не потерплю самодеятельности во время тренировок. Так что не пытайся нападать на мерзавца, хоть он это и заслужил. Держись тише воды, ниже травы. Фури и я присмотрим за ним. Добро?
Джон отвел глаза, вспомнив, как сильно он хотел поколотить Лэша. И до сих пор хотел.
– Джон? Мы друг друга поняли? Никаких стычек.
После долгой паузы Джон медленно кивнул.
Он надеялся, что сможет сдержать слово.
Глава 23
Спустя множество часов у Буча так онемели ягодицы, что он с трудом мог отличить, где заканчивается пол и начинается его тело. Весь день он просидел в коридоре под дверью Мариссы. Словно собака.
Впрочем, нельзя сказать, что время прошло для него впустую. Он много размышлял.
И сделал телефонный звонок – ему было ужасно неловко, но все же он поступил правильно. Собрался с духом и позвонил своей сестре Джойс.
Дома все было по-прежнему. Его семья в Южном Бостоне не желала иметь с ним ничего общего. Но это не сильно его огорчило – таков статус-кво. А вот за Мариссу он переживал. Она и ее брат были очень близки, так что его нежелание с ней общаться оказалось малоприятным сюрпризом.
– Хозяин?
Буч поднял глаза.
– Привет, Фриц.
– Я принес то, о чем вы просили.
Догген низко поклонился и протянул черный бархатный мешочек.
– Надеюсь, он соответствует вашим требованиям, а, если нет, я найду другой.
– Уверен, что этот подойдет мне отлично.
Буч принял увесистый мешочек, открыл его и вытряхнул содержимое на руку. Массивный золотой крест имел три дюйма в длину и два в ширину, толщина с палец. Сверху прикреплена длинная золотая цепочка – именно то, что нужно, – и Буч с радостью повесил крест на шею.
Коп надеялся, что он станет его осязаемой защитой.
– Хозяин, как он вам?
Буч улыбнулся, глядя в морщинистое лицо доггена, расстегивая рубашку и засовывая крест внутрь. Он почувствовал, как тот скользнул по его коже, пока не замер около сердца.
– Как я и сказал, отлично.
Фриц засиял, поклонился и вышел, и разом большие напольные часы в другом конце коридора начали бить. Раз, два… шесть раз.
Дверь спальни отворилась.
Марисса явилась перед ним, как видение. Он провел столько часов в мыслях о ней, что глаза сразу заволокло пеленой, словно была она не настоящей, а лишь плодом его отчаянного воображения, – одежда не из ткани, а из эфира, волосы – великолепная золотистая аура, лицо – преследующая его красота. Буч поднял глаза на девушку, и сердце его превратило Мариссу в икону далекого католического детства, Мадонну спасения и любви… он же – ее недостойный слуга.
Он поднялся с пола, позвоночник хрустнул.
– Марисса…
Вот черт, его голос выдал все эмоции – боль, грусть, сожаление.
Она подняла руку.
– Я сказала прошлой ночью то, что хотела сказать. Мне нравилось быть с тобой. Каждое мгновение. Тебе пришлось уйти не поэтому, и я сожалею, что не смогла вовремя все объяснить. Буч, нам нужно поговорить.
– Да, знаю. Не возражаешь, если мы спустимся в зал?
Ему не нужны свидетели, но, что бы ни собиралась сказать ему Марисса, Буч полагал, что она не пожелает оставаться с ним наедине в спальне. Девушка была чертовски напряжена.
Она кивнула и направилась в гостиную в конце коридора; по пути Буча потрясло то, насколько Марисса ослабла. Передвигалась медленно, словно не чувствовала ног, и была очень бледна, почти прозрачна из-за недостатка энергии.
Оказавшись в персиковой комнате, девушка подошла к окну, стараясь держаться подальше от Буча.
И еле слышно заговорила:
– Не знаю, как тебе это сказать…
– Я знаю, в чем дело.
– Знаешь?
– Да.
Он сделал шаг в ее сторону, протянув руки.