Разочарование. Пятый пояс
Шрифт:
— Уважаемая, я закончил. Ваша рана очень старая и очень тяжёлая. Признаюсь честно — я сделал сегодня всё, что мог. Я истощил свои силы и боюсь, что если продолжу, то могу нарушить то хрупкое равновесие, которого достиг в вашем теле на этот момент.
Женщина, всего лишь сильный Мастер, уже в возрасте, неспешно натянула на плечи тяжёлый и богато вышитый халат, скрывая огромный шрам, который рваным клеймом пересекал её спину от плеча до талии.
Развернулась ко мне:
— Нечасто в наше время встретишь такого вежливого старшего. Не нужно щадить меня, я прожила с этим многие годы. Старший, вы хотите сказать, что в лечении нужно сделать перерыв?
— Верно. Давайте подождём неделю. Два раза в день втирайте вот эту мазь в шрам, прислушивайтесь к себе. Если появятся изменения к лучшему, то будем следить. Если же изменений не будет, то оценим ваше состояние, равновесие сил и стихий и повторим.
Мой помощник смущённо откашлялся:
— К-хм, госпожа Маут, разумеется, наш лечебный дом не будет брать плату до тех пор… Кх-х-х.
Женщина лишь покосилась на парня, но взгляд был такой тяжёлый, что бедолага подавился словами. Она же веско уронила:
— Услуга оказана и должна быть оплачена, я не слышала, чтобы кто-то оказался разочарован услугами твоего старшего, у которого ты набираешься опыта, а тебе не стоит влезать в дела между мной и твоим господином.
Помощник подскочил и принялся заполошно кланяться.
— Простите, госпожа Маут, простите этого младшего.
Женщина снова вернула взгляд на меня, величественно кивнула и неспешно вышла.
Помощник тут же осел, принялся вытирать пот со лба.
Интересно, конечно. Кто такая эта госпожа Маут? Я подозревал, что последние дни лечу совсем не цветки павильонов. Не в том они возрасте были. Их главы? Те из цветков, что вознеслись над другими и стали руководить своими павильонами?
Возможно. Но что-то уж слишком много этих глав Цветочных Павильонов.
— У-у-у, старая карга! — неожиданно ворвалась в мои мысли мыслеречь седого. — В её ли возрасте заботиться о том, как выглядишь в глазах очередного любовника? Малец, даже не вздумай принимать приглашение от неё, понял?
Я выругался. Нет, это невыносимо.
Помощник же понял моё бормотание по-своему.
— Старший, раз вы опустошили средоточие, то вас сегодня больше не ждать? Вы сейчас в башню медитации?
— Да, — я встал и кивнул. — Не ждать.
Правда, башню стоит отложить на вечер. Я так думал.
С тоской поглядел налево на вывеску харчевни, которую мне очень советовали. Мол, место, конечно, дешёвое, старший, зато готовят невероятно вкусно, кисло-сладкие рёбрышки так и вовсе — лучшие в городе.
Затем поглядел направо, где на той стороне улицы стоял седой. Дарсов Пиатрий, я покромсал ему железу уже три недели назад, он что, зелье год варить для него будет?
Нет, мне кусок в горло не полезет, пока седой снова будет нудить про Орден, его успехи, моих вероятных учителей и прочее. Особенно если он начнёт снова давать мне советы от кого и в каком возрасте принимать приглашения. Он меня настолько достал уже, что я назло ему не признаюсь, что что-то там имею общее с Орденом.
Ма-але-ец.
Ладно, постараюсь вырвать себе спокойный ужин.
Я представил, что становлюсь глухим к мыслеречи, возвожу между собой и окружающим миром непроницаемую преграду. Удерживая этот образ в голове, устроился в харчевне и потребовал себе те самые рёбрышки.
Успел даже обглодать два из них, насладиться их вкусом, когда в голове раздался довольный голос седого:
— Хо-хо! В этот раз вышло лучше, малец, но слабовато пока, слабовато, есть слабые места, да и отвлекаешься. Хочешь, научу, как делать её вдвое крепче?
Я не выдержал и рявкнул:
— Уединения! Уединения, старший! У вас есть совесть?
— Совесть? Эта такая редкая штука в наше время, что она обходится слишком дорого.
Я стиснул очередное ребро в кулаке, вывесил над собой ограничение. Мастер девятой звезды. Выку…
— А возращение в лоно Ордена тех, кого считали погибшими, редкость, могу ли я слушать совесть в таком деле?
Я зарычал и упал лицом на стол, едва ли не в блюдо с рёбрами. Как я мог забыть, что Предводитель может обращаться мыслью к кому угодно. Меня не спасёт ограничение своего Возвышения, хоть Закалкой становись, это не заглушит седого. Это его нужно делать Мастером, тогда у меня наступит долгожданный покой. Жаль, что я этого не могу.
— Вообще, малец, меня смущает твоё отношение к женщинам. Я встретился с тобой когда? Две недели назад? И ни разу ты не был с женщинами. Вот я в твои годы…
Я, так и упираясь лбом в стол, покачал головой из стороны в сторону, рядом раздался испуганный возглас:
— С-старший, что с вами?
Опомнившись, я замер, а затем выпрямился, поднимая голову от стола. Слуга зачастил:
— Клянусь, рёбрышки свежайшие, в меру острые, а…
Я поднял руку:
— Всё отлично, — мой взгляд упёрся в полуобъеденное ребро, которое я так и сжимал в руке, и которым сейчас едва ли не махал перед носом слуги в качестве доказательства, как у меня всё отлично. Опустил руку, сквозь зубы попросил. — Уйди.
— Х-хорошо, с-старший.
Я проводил перепуганного слугу мрачным взглядом, в это время седой продолжал бубнить что-то про излишнюю строгость Галума после смерти его жены и прочее.
Покой, мне нужен покой. Седой не достаёт меня только ночью и в подвале. Даже днём, стоит мне погрузиться в тренировки в жетоне, он пробивается ко мне мыслеречью.
А мне нужен покой. Просто забиться в подвал мастерской и там…
Так.
Я решительно вгрызся в ребро. Плевать, что там хочет Нулар, к чему он там готовится и когда решится найти меня.
Я даже не буду его искать — не успел, значит, не успел.
Завтра я сам уйду на Поле Битвы. Неделя, а лучше две-три-четыре недели путешествия и покоя.
Заодно Нулар успеет подумать над своим предложением.
Этот вечер я провёл, вроде как, обычно. Башня медитации, библиотека города, прогулка по улицам, бубнёж седого. Но утром, в то время, когда я обычно ещё тренировался в жетоне, едва поднялось солнце, я уже был у ворот.
Оказался я там ровно в тот миг, когда они открылись для первых идущих.