Разрешенная фантастика – 2
Шрифт:
– …восхитительно! Полотна самого Франца Хальса! А то, которое я выбрал первым – ВанБюйтенса. Это самый конец семнадцатого века. Классическая школа старых фламандцев! Вы даже и представить не можете… Нет – это я представить не мог, что где-то здесь, в Штатах, имеется в наличии столь хорошо – да, хорошо! – сохранившаяся подборка именно этого периода! Я позволил себе уже… – Билли пораспространялся насчёт своих стараний по расчистке кусочка, и датировке.
Лорд Игнельда если и порадовался «кладу, столь успешно скрываемому от широкой публики и специалистов», особо этого никак
– Мистер Шрифт, скажите… Если делать полную реставрацию, сколько времени, по вашим предположениям, это займёт?
– Ну… Зависит от того, сколько специалистов вы решите задействовать. Нужной квалификацией обладают здесь, на Западном побережье, не более шести-семи человек. Если нанять их всех, на собственно работу уйдёт не более двух-трёх лет.
– Понятно. – теперь лорд взглянул прямо Билли в глаза. Странно. Когда они пожимали друг другу руки, Билли мог бы поспорить, что зрачки лорда тёмно-карие, почти чёрные. А сейчас – голубые – как у него самого! – Ну а если не реставрировать, то их цена, как я понимаю, окажется… ниже. Значительно ниже?..
– Н-нет. Нет. Если в процентном отношении – то всего на несколько процентов от их продажной цены. То есть – отсутствие должной реставрации практически не снижает их рыночной стоимости. Лишь мешает визуальному восприятию. И то – для неспециалиста.
А в глазах как раз экспертов именно это – потускневшие старинные краски уникальных рецептов, сеточка патины, налёт флёра ностальгии! – и делает их столь… Привлекательными. Как правило, собственно реставрацией занимаются уже те, кто приобрёл такие полотна: Галереи искусств, или частные коллекционеры.
– Благодарю, мистер Шрифт, за исчерпывающий ответ. Вы столь… поэтично охарактеризовали… Специфику реализации старинной живописи. То есть, вы советуете – не реставрировать?
– Да. Я бы посоветовал лишь побыстрее установить в цер… э-э… В помещении, где сейчас хранятся картины, кондиционер. И автомат-регулятор влажности. Влажность почти вдвое превышает норму, а температура – выше допустимой на три-пять градусов…
Разумеется, если вы не решите перенести картины в другое, более подходящее, помещение!
– Ясно. – лорд снова сдержанно чуть кивнул, – Благодарю ещё раз. А теперь прошу меня извинить – мне нужно сделать несколько звонков.
Лорд удалился. Билли и Дорис, не сговариваясь, вздохнули.
Странно – вроде, ничего особенного лорд не делал, вёл себя корректно и вежливо, почти не разговаривал…
А всё равно Билли испытывал – а ещё он мог бы поспорить, что и Дорис до сих пор испытывает! – стеснение. Смущение. Неудобство. Как же назвать-то это странное, словно подвешенное, состояние?! Когда кажется, что твоё присутствие и поведение совершенно неуместно – ну, как если бы громко пустил ветры на собрании членов Академии!..
– Прошу прощения, леди Игнельда… Надеюсь я… Не нарушил никаких традиций, позволив себе без разрешения Лорда Игнельда забрать картину в свою мастерскую? – он боялся поднять на неё взгляд, чувствуя, как краска желания каждый раз заливает лоб и шею, и только коротко глянул в её сторону… Ничего не скажешь: ослепительна!
– Нет-нет! Не смущайтесь так, милый Билли! Лорд Игнельда всегда столь же… Неразговорчив. Наоборот, сегодня он ещё, если можно так сказать, потрясающе красноречив. Обычно из него слова не вытянешь – разве что клещами!
Они позволили себе поулыбаться друг другу. Затем Билли перевёл разговор на сад.
Сад, который правильней всё же было называть лесом, и радовал, и стеснял Дорис. С одной стороны, там можно было замечательно проводить время летними днями. С другой – более тоскливого зрелища зимой просто невозможно себе представить.
Вот уж это Билли мог понять: ему тоже казалось, что нет ничего более печального и безысходного, чем раскачивающиеся на пронзительном ветру голые ветви, чернеющие на фоне окружающего белого безмолвия тусклого зимнего неба. А когда ещё и идёт снег, и буран бросает горсти белых, словно ватных, комьев в окна, и вьюга завывает, словно стая волков, так, наверное, вообще – тоска зелёная…
Впрочем, на его вопрос Дорис рассказала, что иногда на зиму они отправляются в Швейцарию – кататься на лыжах, (Вот чего Билли никогда не смог бы представить – так это лорда Игнельда – в кричаще-ярком анораке, и – на лыжах!) и загорать.
Ну, с этим ещё – туда-сюда…
Обнаружив, что Мьюриэл и Мэрдок, неслышными тенями обслуживающие их и маячившие где-то сзади, с уходом хозяина тоже удалились, Билли решил, что для первого вечера хватит разговоров – неудобно. Может, хозяйка устала, и хочет тоже удалиться, но ей неловко оставить гостя в одиночестве.
Он извинился, пожелал Дорис спокойной ночи, и ушёл к себе. Хозяйка, как ни странно, осталась за столом. Почему бы это?..
Войдя в комнату, Билли инстинктивно почуял опасность.
Однако среагировать не успел – только он начал отодвигать голову, как на неё обрушился не иначе – Эмпайр Стэйтс Билдинг! В глазах потемнело, ноги подкосились.
Следующее туманное воспоминание – как его куда-то несут на могучем плече…
Ага, кажется гараж. Потому что вон – стоят три машины, и пахнет… Бензином, машинным маслом, и шинами. Затем послышался скрип каких-то несмазанных петель, и голос Дорис: «Сюда, Ханс! Давай его сразу на самый нижний!» Грохнула крышка – словно отвалили какой-то люк.
Билли понимал, что сейчас с ним будут делать что-то явно нехорошее. Особенно если спустят на «самый нижний», где кричи – не кричи: никто не услышит! Однако пошевелиться не удалось – он только заметил, как его начали спускать по крутым ступенькам куда-то под бетонный пол гаража, по узкому бетонированному лазу, конец которого терялся в слепящем свете ламп…
И снова уплыл в небытие.
Более-менее очнулся Билли уже лёжа на спине, в большой, пустой и гулкой комнате с бетонными стенами. Кое-где на них даже виднелись следы опалубки – похоже, здесь никто не живёт, раз не позаботились об отделке или мебели…