Разрозненные страницы
Шрифт:
Оператор в ужасе! Все пропало! Девочка вопит на весь бульвар. Но вдруг происходит неожиданное: она внезапно успокаивается, подходит к оператору и говорит:
— Ну, раз это не твой велосипед, давай я и так буду сниматься.
Это было настоящее укрощение строптивой. Очевидно, серьезная простота, с которой обратилась к ней Татьяна Николаевна, была для нее столь непривычной, что с тех пор все пошло прекрасно. Наташка снималась, в каждой сцене делала все, что просил режиссер. Т. Лукашевич, как умный педагог, сумела добиться, что девочка перед экраном не кривлялась, действовала во всех сценах непосредственно, оставаясь, однако, такой же шаловливой и капризной.
Когда
Однажды на съемке Наташка должна была вытирать полотенцем мокрую голову Плятта; помреж лил воду ему на голову, летели брызги.
— Плятт, зачем ты плюваешься? — кричала Наташка.
— Во-первых, не плюваешься, а плюешься, — поправлял он, захлебываясь, — а во-вторых, скорей вытирай мне голову!
На четвертом дубле он начал уже дрожать от холода: павильон не отапливался. «Да, — вспоминает он с удовольствием, — тогда я чуть не схватил воспаление легких на восьмом дубле». По существу, Плятту от Наташки доставалось больше других. Но он все терпел с присущими ему профессионализмом и добротой.
Фаина Георгиевна Раневская, создавшая ярчайший характер особы, непреклонно, с большим апломбом разговаривающей со всеми и не терпящей возражений, после выхода картины на экраны буквально не могла спокойно пройти по улице. Эта фраза: «Муля, не нервируй меня» (лейтмотив ее роли), произносимая ею с неподражаемой интонацией, настолько запоминалась, что дети повсюду бегали за ней, крича: «Здравствуй, Муля!», «Муля, не нервируй меня!» Раневская злилась и бесновалась, но это ничего не меняло. В одном из своих интервью Фаина Георгиевна сообщала, что эта роль не принесла ей никакого удовлетворения. А недавно Раневская рассказывала: «Случалось, что во время съемок «Подкидыша» нам приходилось сниматься на шумной улице Горького; тут же репетировать и записывать фонограмму. Толпа нас окружала постоянно, несмотря на все усилия милиции. У меня лично было такое чувство, что я моюсь в бане и туда пришла экскурсия сотрудников из Института гигиены труда и профзаболеваний». Но как ни странно, в один из прекрасных осенних дней, во время нашей прогулки по Ботаническому саду, Раневская через тридцать лет прочла мне от слова до слова монолог из этой нелюбимой роли.
О Ф. Г. Раневской необходимо говорить и рассказывать без конца. Но делать это надо умеючи. Эта актриса — явление в советском театре. Театр — ее стихия. Здесь ее актерское могущество проявляется во всей силе. Актриса владеет зрителем, он подчиняется ей, завороженный ее страстью.
Многие актеры не могли сразу перейти из театра в кино: что-то мешало им в этом новом искусстве. Великолепный актер Плотников сам говорил мне, что не может он прийти на съемочную площадку впервые в фильме и сразу начинать сниматься в финальной сцене картины. И многие так. Но Фаина Раневская сразу стала великой артисткой кино, и поняла его, и приняла его, оставаясь абсолютно одновременно актрисой театра. Не то чтобы театр был для нее главным. Она оставалась главной для театра. Притом работа в кино стала одинаково необходимой и для нее, и для зрителей.
Раневская судила себя строго и редко бывала довольна своей работой в кино. А когда, уступив просьбам кинорежиссеров, уговоривших ее сняться в главной роли, снималась в фильмах, которые ей не нравились, потом ругала себя долго и беспощадно (пример — «Осторожно, бабушка»). Для зрителей же имя Раневской
Мы много лет работали почти рядом, в Москве, один сезон даже вместе — в Театре Сатиры. Для зрителей Фаина Георгиевна была любимой актрисой, для друзей — всегда необходимой. Она знала, чего от нее ждут, и полной мерой вознаграждала жадные ожидания. И столько ей природой отпущено своеобразия, таланта, юмора, страсти к жизни, что в Раневскую влюблялись все сразу — мужчины и женщины, и на сцене и в жизни. А у нее была роль такая: очаровать вас, а дальше вы — как хотите. Может быть, вам больше и не удастся встретиться с нею.
Я часто бывала в курсе ее дел. Раневская была еще хуже меня. Например, в вопросах одежды. Помню, она как-то целый год ходила в клетчатом мужском пиджаке. При всем своем неумении организовать собственный быт, я иногда старалась хоть в чем-то быть полезной ей. Кажется, это удавалось редко: ведь я и для себя ничего не умела.
Совсем не рассказываю о кинотехнике того времени. Каждый директор картины должен был добывать с боя не современную, а ту, первобытную киноаппаратуру, которой тогда тоже не хватало.
Что касается моего участия в фильме «Подкидыш», то персонажа домработницы в картине не было совсем. Я присутствовала на съемках как один из авторов, дописывая или меняя по ходу съемок необходимые реплики. И вдруг однажды Лукашевич и Барто заявили мне, что им нужен еще один комедийный персонаж, который должна играть я. И так мне пришлось придумать роль домработницы и сниматься в «Подкидыше», импровизируя на ходу каждую сцену.
Улица Горького
Театр обозрений по каким-то сложнейшим обстоятельствам убрали из Дома печати. Мы как раз уехали на гастроли и там узнали, что нас будут выгонять. Сначала не поверили, а потом стали засыпать нашего директора телеграммами: как дела? что будет? Он ответил не сразу, но точно: «Не беспокойтесь, я здесь тоже волнуюсь».
Мы долго добивались другого помещения, и наконец бездомный театр приютила газета «Рабочая Москва», отдав нам свой клуб на улице Горького (тогда Тверской). Театр обосновался в помещении, которое сейчас занимает Театр имени М. Ермоловой.
Мы уже не были теперь тесно связаны с Домом печати, и хотя старые друзья тоже приходили на премьеры, но в большом зале сидела наша новая публика. Теперь журналисты и критики могли ругать театр и критиковать сколько угодно.
Театр долго старался сохранить форму обозрений. Последним из них было «Приготовьте билеты» — острый сатирический разговор о чистке, о проверке, которая шла повсюду. Авторы — «крокодильцы» Н. Иванов-Грамен, В. Лебедев-Кумач, В. Павлов, режиссер — В. Типот, балетмейстер — Э. Мей. Музыку к спектаклю писал К. Листов. В обозрении затрагивались все самые злободневные вопросы, связанные с проходившей чисткой. Проверяют билеты — аппарат сатирически изображаемых учреждений подвергается чистке. Перед зрителем проходит целая галерея отрицательных персонажей. Здесь «уклонисты» и оппортунисты всех мастей, взяточники и перестраховщики. Из-за классических масок фамусовых и молчалиных выглядывали современные подхалимы, обыватели, карьеристы. В постановке были использованы киноленты, политические сатирические плакаты. Вся труппа была занята в спектакле. Он имел успех и шел очень долго.