Разрушение Дьявольского Акра
Шрифт:
Мы с друзьями бросились к мисс Сапсан.
Миллард затаил дыхание.
— Но как вам это удалось?
— Мой брат Бентам, — тихо сказала мисс Сапсан. — То, что Каул оказался опасно близко от дома прошлой ночью, позволило ему тоже подойти поближе, и он явился к Перплексусу в уборную и прошептал ему ответ. Немного измененное заклинание, требующее только десяти имбрин, а не двенадцати.
— А вы уверены, что это не какой-нибудь трюк? — спросил Хью, обнимая Фиону.
— Другие имбрины испытали его совсем недавно — на старой петле мисс Бабакс, к сожалению, теперь
— И что? — прогремел Догфейс, вмешиваясь в наш разговор. — Как скоро это можно сделать?
— А как насчёт сейчас? — громко сказала мисс Сапсан, и весь двор снова взорвался радостными криками. Сегодня, наконец, они будут свободны. Единственными, кто не мог насладиться победой — или перезагрузкой — были лидеры американских кланов.
И тут мне пришло в голову нечто тревожное. Мисс Сапсан отвернулась, чтобы поговорить с мисс Королёк, но когда я похлопал ее по плечу и она увидела мое взволнованное лицо, она извинилась.
— Вы сворачиваете эту петлю? — сказал я.
— Возможно, это было самонадеянно с моей стороны. Их осталось не так уж много.
— Это ведь не взорвет мой район, правда?
Она улыбнулась.
— Нет. Это неразрушающий коллапс. Но удаление этой карманной петли сделает ваше возвращение сюда гораздо менее удобным. Возможно, я недооценила твою… привязанность к этому месту. Если ты предпочитаешь сохранить её, я могла бы обсудить альтернативные варианты с другими имбринами.
Я огляделся. Мой старый дом, мой старый город. Мои родители сидели на заднем крыльце, безмятежно глядя на Лемон-Бей, как будто их лужайка не была переполнена чрезвычайно странными незнакомцами. Одна из имбрин снова стерла их память.
— Вы не ошиблись, — сказал я. Я кивнул в сторону родителей. — Но мне бы хотелось на минутку попрощаться.
— Я могу дать тебе пять. Мы вот-вот начнем.
— Этого должно быть достаточно.
Мисс Сапсан повернулась, чтобы присоединиться к Перплексусу, а я пошел по траве к крыльцу. Мои родители сидели в нескольких футах друг от друга на мягкой скамейке. Я присел на перила крыльца рядом с ними. Я не знал, с чего начать.
— Маа, пап, мне нужно вам кое-что сказать.
Они не смотрели на меня. Я щелкнул пальцами. Никакой реакции.
Так было лучше. Я мог сказать то, что хотел сказать, и уйти, и они не могли причинить мне больше боли, чем уже причинили.
— Я хочу, чтобы вы знали, ребята, что я больше не сержусь на вас. Я хранил в себе это долгое время, но теперь все прошло. Вы никогда не понимали, что со мной происходит. Да и как вы могли? В вас нет ничего странного. Из того, что я слышал, почти нулевой процент родителей это понимает. Я думаю, вы могли бы постараться, быть более открытым, но все равно. Вы на это не подписывались. По крайней мере, вы не связали меня и не пытались продать в цирк, как родители Эммы. — Я вздохнул. Я чувствовал себя идиотом, разговаривая с зомби, которые не могли меня услышать.
На лужайке все странные собрались в кучу возле сверкающего карманного входа. Все имбрины встали в круг, взявшись за руки, даже мисс Зарянка, которой Франческа помогла подняться с коталки.
Я почувствовал сильное желание присоединиться к ним, но вместо этого повернулся к родителям. Даже если они не могли меня услышать, мне нужно было еще кое-что сказать.
— Я принял решение. С тех пор как умер дедушка и начались все эти странности, я много раз возвращался к этому вопросу. Я подумал, что, может быть, смогу жить с вами неполным днём, и у меня будет эта жизнь, и другая тоже. Но из этого ничего не вышло. Не для меня, и уж точно не для вас, ребята. Я имею в виду, что вы сидите здесь и пускаете слюни, и вам столько раз стирали память, что вы, наверное, забыли свои собственные дни рождения. Или, во всяком случае, мой. Поэтому я пытаюсь сказать вот что: я ухожу и больше не вернусь. Это не мой дом.
Отец вздохнул, и я вздрогнул.
— Все в порядке, чемпион, — сказал он деревянным голосом. — Мы понимаем.
Я чуть не свалился с перил крыльца.
— Вы слышали?
Он все еще смотрел на воду.
— Мы покупаем лодку. Разве не так, дорогая?
Мама, совершенно ничего не выражая на лице, заплакала.
В груди у меня все сильнее сжималось.
— Мама. Не надо.
Она продолжала молча плакать, не сводя глаз с пустоты. Я соскользнул с перил, сел рядом и обнял ее.
— Мой мальчик, — тихо сказала она. — Мой маленький мальчик.
Ее руки по-прежнему безвольно висели по бокам.
Мне показалось, что я стоял там, обнимая маму, очень долго. Мои друзья продолжали поглядывать на меня с края лужайки. Имбрины пели жуткую мелодичную песню, которая с каждым куплетом становилась все громче. В конце концов мама перестала плакать. Больше она ничего не сказала. Когда я наконец отпустил ее, ее глаза были закрыты. Она заснула у меня на плече.
Я положил ее на мягкую скамью, подложив под голову подушку. Потом я пошел к отцу. В какой-то момент он поднялся и поплелся в конец причала, не оглядываясь на толпу странных. Он лежал на спине, опустив мокасины в воду, и тупо смотрел на облака.
Моя тень упала на него.
— До свидания, папа. Спасибо, что иногда стараешься.
— До свидания, папа, — ответил он, закатывая глаза.
Он что, смеется надо мной? Или ему на мгновение показалось, что он разговаривает с моим дедушкой?
Я повернулся, чтобы уйти.
— Удачи тебе, Джейк.
Я остановился. Обернулся. Он смотрел прямо на меня.
В тот момент мне показалось, что нас разделяет миллион миль и мы так близки, как никогда.
Мой рот открылся, но в горле пересохло. Я кивнул.
— Люблю тебя, — сказал он.
— Я тоже тебя люблю.
Пора было уходить. Он смотрел мне вслед. Мерцание карманной петли расширилось и стало ярче, превратившись в твердую сверкающую точку, похожую на зеркало, отражающее солнце, и она неустойчиво дрожала в воздухе.
Имбрины посылали своих подопечных группами по три человека. Я ждал на краю лужайки со своими друзьями; кроме Фионы, никто из нас не нуждался в перезагрузке.
Фиона была последней, кто прошел через сброс. Потом пошли мои друзья, а за ними все имбрины, кроме мисс Сапсан.