Разрушенные
Шрифт:
Зел ничего не сказала, когда провела руками от моих плеч к центру моей спины.
— Ты должен отдать себя мне, чтобы это сработало. Ты должен быть полностью в моей милости. Не сдерживаясь. Если это будет слишком тяжело вынести, скажи мне, и я добавлю ограничений. — Ее голос дрожал, но потом стал тверже. — Ты должен сказать мне, если будет чересчур. Я не позволю тебе снова причинить мне боль.
Я кивнул, звук шуршания покрывал гремел у меня в ушах. Боль неповиновения стрельнула через мое тело. Стиснув зубы, я преодолел ее, стараясь делать так, как сказала Зел.
Обрушилось молчание с голосами
Почему ты не подчиняешься прямому приказу, агент?
Она причиняет тебе боль, поэтому ты должен причинить боль в ответ.
Пот выступил на моем лбу, когда руки Зел опустились дальше. Ее руки опустились мне на задницу, и моя спина изогнулась от шока.
— Прекрати, — полупростонал-полупрорычал я, мою кожу обожгло от неотмщенных приказов.
— Нет, — прошептала она. Тщательно, она провела пальцем по щели между моими ягодицами, двигаясь вверх к основанию позвоночника. Сознательно дразня меня смесью жестких и ласковых прикосновений, запретного и дозволенного.
— Ты раскрыл несколько своих секретов сегодня. Мне понравилось слышать больше о тебе, хоть твое прошлое и печальное. Сосредоточься на моем голосе, когда я касаюсь тебя. Постарайся и расслабься. Пытайся не бороться, и я расскажу тебе кое-что о себе. — Ее рука легла на мою спину, массажируя измученные мышцы.
Головная боль увеличивалась, пульсируя вместе с моим колотящимся сердцем.
Убей ее, Фокс.
Мы не будем командовать снова.
Ее пальцы порхали над татуировкой лисы на основании моего позвоночника.
— Я начну со своего ожерелья. Я видела, что ты смотрел на него — на звезду. Одинокая серебряная звезда. — Ее голос стал задумчивым, наполненным счастливыми воспоминаниями. — Я купила два ожерелья на свои скудные сбережения, когда Кларе исполнилось четыре. Она была одержима галактикой и звездами на всех предметах, что она могла получить.
Ее пальцы продолжали свое яростное нападение, вызывая больше условного рефлекса, больше боли. Я сжал губы и еле слышно выдохнул, претерпевая боль.
— Я купила ожерелья ей на день рождения. Ее лицо осветилось, как будто она проглотила луну. Ее маленькие ручки щекотали мою шею, когда мы по очереди застегивали их друг на друге. В тот момент, когда оно было надето, она объявила, что никогда его не снимет. Она моя звездочка. — Она вздохнула, ее голос стал печальным. — Также я купила ожерелья по еще одной причине. Но это не история для сегодняшнего вечера.
Мой мозг разрывался между ее голосом и внутренними командами, что мог слышать только я. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы сфокусироваться на настоящем и оставаться лежать.
Перевернуть ее будет так легко.
Ты легко свернёшь ей шею, если обернешь ноги вокруг ее горла.
Зел продолжила, кончики пальцев глубже погружались в никогда не массажируемую плоть.
— У меня было так много работ, что я не помню их все — большинство из них не были легальны. Я перепрыгивала из одной приемной семьи в другую, всегда изгой. Я думала, что вселенная ненавидит меня — что я всегда буду одна, но потом узнала, что могу создать жизнь, которую хотела,
Она поменяла положение ног — оседлав меня выше, чтобы сильнее массировать мои плечи.
— У меня есть подлинно выглядящие документы из колледжей по всей стране. Но ни один из них не настоящий. Я подделала прошлое, превратившись из беглянки неудачницы в честолюбивую мать.
— Я никогда не раскаивалась в том, что лгала и крала, потому что это был единственный способ выжить. Это позволило мне дать Кларе жизнь лучше. — Ее голос сорвался, прежде чем она продолжила свою плавную колыбельную. Чем больше я слушал, тем больше она завораживала меня, и тем больше условный рефлекс переставал преобладать надо мной.
Каждое прикосновение было мучением — ласковые поглаживания измотанных мышц продлевали безумие грохота приказов в моей голове, но это не одержало надо мной верх.
Ее руки переместились выше, большие пальцы впились в мышцы по обе стороны моего позвоночника.
— На моих руках кровь. Я забрала две жизни.
Моя спина согнулась, когда шок от ее признания вытолкнул условный рефлекс из моей головы, оставив меня на мгновение здравомыслящим.
— Что? Как это случилось?
Ее руки последовали выше, превращаясь из терапевтического массажа в нежный петтинг. Мое дыхание стало тяжелым и хриплым, мои кулаки болели от того, как сильно я их сжимал. Условный рефлекс вернулся, кипя в задней части моего мозга.
— Мне было двенадцать, когда я первый раз превратила человека в мертвеца.
Такая чертовски молодая. Как и я.
Связь, которую я чувствовал к Зел, сжала мое сердце, укрепляя мою волю игнорировать условный рефлекс.
— Я металась между приемными родителями. До этого я находилась в приличной семье: доброй и щедрой, но я все испортила и не позволила им помочь мне. Но эти... они были другими. Я не была готова к тому, что веселый дядюшка будет приходить ко мне в комнату, когда все лягут спать. Я не была готова к прозвищу «куколка», что внушало такой нерациональный страх, когда он шептал мне его. Я не была готова к тому, чтобы смотреть, как он раздевается, или к его нелепой эрекции между ног. Но я была готова защищаться. Я не была невинной, даже подростком. Я украла нож с кухни предыдущей семьи и выжидала время, когда он заберется ко мне в постель. Его пивное дыхание заполнило темноту, в то время как его грязные руки пытались лапать меня.
— Он успел сделать одно прикосновение, прежде чем я воткнула нож ему в пах. Это был чистая удача, что я попала в бедренную артерию. Он потерял слишком много крови, прежде чем приехала скорая.
Руки Зел не прекращали свои неумолимые поглаживания. Ее прикосновения взрывали мою голову от потребности и желаний, в то время пока я пытался сконцентрироваться на ее истории. Мое тело искрилось чувствительностью. Щекочущее чувство от того, как ее тело было надо мной — сводило меня с ума.
— Второй раз я убила, когда мне исполнилось двадцать один. Я перерезала горло мужчине, который пытался изнасиловать Клу. Я даже не думала. Я не была нечувствительной к боли людей — я избегала ее, как только могла, — но видеть, как он причиняет боль кому-то, кто в два раз меньше его, я перестала думать и среагировала. Я никогда не жалела, что спасла ее. Она спасла меня в ответ.