Разрушенные
Шрифт:
— Прошло несколько лет со случайными эпизодами кашля и двумя поездками в пункт скорой помощи. Клара держалась молодцом. Никогда не жаловалась, у нее была сильная воля, и она была удивительно счастливой, учитывая, что у нее было масса таблеток и ингаляторов, чтобы принимать каждое утро.
Я остановилась. Моя губа дрожала, и я прикусила ее до крови, фокусируясь на боли. Она помогла замаскировать агонию от воспоминания того дня, месяц назад.
Он притянул руки к своим волосам.
— Продолжай. Не останавливайся. Я хочу знать все.
— Месяц назад Клара упала в обморок и обычный ингалятор не
Я покачала головой, вспоминая все, как будто это проигрывалось передо мной в мельчайших подробностях.
— Клара сидела на кровати, поедая красное желе. Она проснулась, ее щечки были розовыми, и она была счастлива. Все мои изнурительные страхи исчезли, и я почувствовала, как будто жизнь наконец-то дает мне хорошие новости. Я проводила бесконечное исследование насчет астмы у детей и многие из них вырастали и взрослели. Я по глупости думала, что всему будет положен конец, и она никогда не переживет подобное снова.
— Это было прежде, чем доктора отвели меня в другую комнату и рассказали, что моя дочь умирает. — Мои руки сжались и весь гнев, что я сдерживала, взорвался.
Я посмотрела на Фокса, не заботясь, что слезы текли по моим щекам. Я хотела пинаться, ударять и убивать.
— Это был день, когда они сказали, что поставили моему ребенку ошибочный диагноз. Что у нее была плевролегочная бластома, и опухоль стала настолько большой, что она будет задыхаться день за днем все больше и больше. Они сказали, что оперировать — не вариант, когда это распространится на другие части тела. Единственный выбор — это химиотерапия, и это продлит ее жизнь на несколько месяцев. Они сказали, что они, черт побери, сожалеют и предложили мне психологическую помощь. Они говорили о ней так, как будто она уже умерла!
Фокс не двигался. Его тело выглядело неподвижным, приклеенным к ковру. Его глаза вспыхнули такой злостью, что я испугалась, что он отследит тех врачей и убьет их.
— В этот день я умерла. Я согласилась на твой контракт из-за глупой фантастической мечты пробного препарата в Америке. Того, у которого будет сила остановить рост лейкоцитов и рак от распространения. Но даже если это сработает, Клара уже пронизана им. Он живет в ее крови. Убивает ее каждую секунду. Вот почему я согласилась продать себя тебе. Вот почему продолжала возвращаться. И вот почему не хотела говорить тебе. Я не хотела признавать, что моя дочь умирает, и я не могу спасти ее. Независимо от того, на что надеюсь, ничего не выйдет.
Фокс оторвал свой взгляд от моего, подойдя к настенному рисунку черной лисы. Его руки сжались и разжались у бедер.
— Сколько?
Мое горло сжалось.
— Мамочка, когда я буду достаточно взрослой, как думаешь, мы можем завести щенка?
Все, чего Клара хотела — было в будущем. Когда она будет достаточно взрослой. Когда она вырастет. У меня никогда не было смелости сказать ей, что не будет Пегаса или щенка, или высшего образования.
Дерьмо. Я не могла сделать
Он повернулся ко мне лицом.
— Сколько, черт побери, Зел?
Напрягая каждый мускул в своем теле, я высказала смертный приговор Клары.
— Несколько месяцев.
— Бл*дь! — Фокс отвернулся и ударил в стену так сильно, что его кулак исчез в картине. — И ты не рассказала мне? Ты не думала, что я, черт побери, должен знать? Ради всего святого! Я влюблен в эту девочку! Ты позволила мне по уши влюбиться, зная, что я потеряю то единственное, что исцеляет меня. Она ключик к моему гребному исцелению, и ты говоришь мне, что она умрет.
— Заткнись! — я закричала на него, почти задушив Клару в своих руках. — Достаточно!
Фокс проигнорировал меня. Стукнув в грудь, он закричал в мучении:
— Ты дала мне все, и я по-глупому решил, что это будущее. Гребаная семья. У меня было к чему стремиться. Что-то, за что бороться. Я бы сделал все для нее!
Он двинулся ко мне, предвестник смерти и разрушения.
Я была готова к его гневу. «Убей меня. Тогда мне не придется увидеть, как она умирает».
Он посмотрел на меня, выглядя таким сильным и непобедимым. Затем что-то треснуло внутри него. Он превратился из сломленного, мертвенно-бледного мужчины в бесчувственную, бездумную машину. Он охотно отдал себя безжалостному условному рефлексу своего прошлого, выключая эмоции, за которые так упорно боролся.
Легкость, с которой он превращался обратно, ужасала меня.
— Не уходи. Не сдавайся. Ты любишь ее. Не отказывайся от нее, когда она так сильно нуждается в тебе. — Не отказывайся от меня.
Фокс холодно рассмеялся.
— Ты думаешь, я отказываюсь от нее? Черт побери, я защищаю ее. Ты вырвала мое гребаное сердце. Как я должен доверять себе, чувствуя себя таким одиноким и пустым? Все повторяется как с Василием. Все, кого я люблю, умирают!
— Мамочка?
Мое сердце упало у моих ног, и я опустила взгляд, чтобы увидеть, как слабая Клара моргает в замешательстве.
— Почему твои руки на моих ушах?
Я рассмеялась через внезапный натиск слез.
— Просто так, милая. — Я убрала ладони и сжала пальцы вокруг тепла, что осталось после прикосновения к ней. Она выглядела изнуренной, бледной и слишком маленькой. Ее губы не теряли синий оттенок, и она ощущалась как хрупкая, бестелесная, будто ее душа уже начала путешествие, чтобы уйти.
Я замерла. Нет.
— Когда я вырасту, я хочу сестру. Я хочу одевать ее, играть с ней и рассказывать ей о лошадях.
Я не могла дышать, в моем горле застрял комок.
Карие глаза Клары взметнулись к Фоксу.
— Ты подрался?
Фокс немедленно сел на корточки, вытянув руку, чтобы взять ее крошечную.
— Нет, Клара.
Она втянула хриплый, неполный вдох. Еще один кашель атаковал ее маленькое тельце.
— Хорошо. Я не хочу, чтобы ты дрался. — Ее глаза снова закрылись, и мы замерли. Я надеялась, что она уснула, но ее маленькие губы приоткрылись, и темный оттенок синего вернулся.
Мое сердце разрывало само себя: вена за веной, артерия за артерией, когда мое тело закололо от плохого предчувствия. Она никогда не выглядела словно призрак, словно тень, словно...