Разрушенные
Шрифт:
«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».
Волосы у меня на затылке встали дыбом, когда я повернулся лицом к лицу к своему возмездию. Мой куратор стоял позади меня, руки на бедрах, его идеальное лицо выглядело как у безупречной скульптуры. Он был красивым блондином, но под его идеальностью таилась чернота души.
Мое сердце застучало, посылая страх по моей крови. Условный рефлекс вспыхнул и моментально сник, когда столкнулся с человеком, который был для меня царем.
— Неужели это агент Фокс. Я вижу, ты снова не подчинился приказам и не выполнил
Я ничего не сказал, сжав губы, проглотил свой ужас и стоял на своем.
Этот мужчина причинил мне боли больше, чем кто-либо, и условный рефлекс хрустел в моем позвоночнике, приказывая мне поклониться ему, унижаться ради прощения.
— Я люблю тебя, поэтому ты не можешь быть плохим человеком. — Приятный голос Клары прорвался через туман в моей голове, давая мне что-то, за что уцепиться. Я не позволю ему выиграть. Не в этот раз.
Он внезапно рассмеялся.
— Как ты проделал этот трюк? Должен сказать очень изобретательно.
Я сжал свои руки вокруг охотничьего ножа.
— Никакого трюка. Вы извратили мой разум настолько сильно, что мой мозг решил, что он больше не хочет такого подарка, как зрение. Вы свели многих из нас с ума тем, что заставляли нас делать.
Щелкнув языком, он покачал головой.
— Всегда такой драматичный. — Он сделал несколько шагов вперед, сокращая расстояние между нами. Вытянув руку, он зарычал:
— Отдай мне нож, агент Фокс. Немедленно вернись в свою клетку. Наказание обязательно последует после этого гнусного предательства.
Мои ноги дрожали от принуждения подчиниться. Я сделал шаг назад, не в состоянии игнорировать условный рефлекс, заставляющий меня направиться в мою старую клетку. Это заволокло мой разум, взяло мое тело в заложники. Это было как борьба с кукольным мастером, который держал четыре мои конечности.
Закрыв глаза, я подумал об «Обсидиане» и человеке, которым я стал. Я внушал страх в сердца других, стал больше, чем просто агентом. Этот человек не боялся этого блондинистого мудака.
Я не боялся.
Я заставил свои ноги двигаться, одну за другой.
— Подчинись мне, Фокс. Уступи.
Я застонал, мой желудок сжался, когда тошнота накатила на меня. Подчинись. Подчинись. Подчинись. Снова условный рефлекс согнул мое тело, заставив меня стонать. Я принадлежал ему, и это больно — чертовски больно, — не подчиняться.
Сжав зубы, ненавидя белый смог, что заволок мое зрение, я сделал вперед еще один шаг.
— Не в этот раз.
С каждым движением мое сердце переставало биться в ужасе и билось в каком-то другом ритме. Том, что жаждало крови. Жестокость пробегалась по моим венам, и мои руки налились новым притоком жизненной силы. Он мог бить и пытать меня, но в конечном счете он делал меня сильнее. Сильнее настолько, чтобы противостоять ему. Сильнее настолько, чтобы покончить с ним.
— Я, черт побери, предупреждал тебя, агент. Сделаешь еще один шаг, и я убью тебя на месте.
Условный рефлекс обрушился на меня как стая волков, разрывая мое тело на куски.
Я остался крепко стоять на ногах в одном положении. Борись. Сражайся. Выиграй.
Затем я сделал еще один шаг.
Мой куратор обнажил зубы, в его глазах плескался гнев.
— Еще один гребаный шаг, и я отдам тебя на съедение медведям.
Только шаг между нами. Мы были одного роста, наши тела — зеркальное отражение друг друга. Однако в отличие прошлого, я больше не был его рабом.
Он был моим.
Я напал на него.
Схватив его за шею, я сжал ее со всей силы, что осталась во мне.
— У тебя больше нет права говорить мне, что делать. У тебя никогда не было этого права. Ты гребаный дьявол, потому что заставил меня разрушить мою семью, и настало время тебе вернуться в ад.
С холодными глазами он взбрыкнул, и горячая волна боли взорвалась внизу в моем боку.
— Я не буду тем, кто умрет сегодня.
Я отпустил его, и он отпрянул назад. Перегруппировавшись, поменяв положение тела, низко пригнувшись, он обнажил нож, который все еще был красным от моей крови.
— У тебя нет шанса против меня. Я подчиню тебя. Сдайся и умри как предатель, которым ты являешься.
Я фыркнул:
— Никогда. — Двинувшись вперед, я отбросил свое оружие и набросился на него. Мы перекатывались и боролись, рыча и кряхтя. Он дважды ударил своим ножом, отчего тепло разливалось на моем боку. Я не чувствовал боль. Я не признавал ничего, кроме объекта убийства.
— Жаль, что у тебя больше нет семьи, Фокс. Мы бы заставили их заплатить за твое неподчинение. — Он ударил меня в челюсть, когда мы перекатывались. Он одержал верх и ударил меня скулой об пол. Шепча в мое ухо, сказал: — Ты всегда был маленькой сучкой, Фокс. Может, я должен трахнуть тебя и напомнить тебе твое место.
Он шлепнул меня по заднице, и мой разум натянулся до предела.
Я потерял контроль.
Я ненавидел этого человека. Ненавидел. Чертовски ненавидел.
«Убей. Разорви. Заставь истекать кровью. Уничтожь».
В момент, когда встал выбор между забрать жизнь и мучить душу свободную от мертвого тела, я переключился из человека в машину. Я не хотел убивать его быстро. Я хотел заставить его заплатить. Заплатить за все, что он сделал мне, моим близким и бесчисленному количеству других жертв.
Он, черт побери, заплатит за свое беззаконие, и затем будет гореть в аду.
Мой разум отключился.
И я погряз в беспощадной мести.
Я наблюдал за ней.
С моего места в тени я наблюдал за женщиной, которую хотел больше, чем что-либо в жизни.
Я не хотел преследовать ее. Следовать за ней втайне и быть свидетелем ее личного горя, но не мог подойти к ней. Раз за разом я пытался передвигать ногами и подойти к ней, но я не доверял себе. Я хотел стереть ее слезы и поддержать ее. Хотел раскачивать и утешать ее, но хоть я и нашел надежду, но не нашел исцеление.