Разрыв-трава

Парнок София

На закате

Даль стала дымно-сиреневой. Облако в небе — как шлем. Веслами воду не вспенивай: Воли не надо, — зачем! Там, у покинутых пристаней, Клочья не наших ли воль? Бедная, выплачь и выстони Первых отчаяний боль. Шлем — посмотри — вздумал вырасти, Но, расплываясь, потух. Мята ль цветет, иль от сырости Этот щекочущий дух? Вот притянуло нас к отмели, — Слышишь, шуршат камыши?.. Много ль у нас люди отняли, Если не взяли души? <1912–1915>

* * *

На

каштанах пышных ты венчальные Свечи ставишь вновь, весна. Душу строю, как в былые дни, Песни петь бы, да звучат одни Колыбельные и погребальные, — Усладительницы сна. <1912–1915>

* * *

На самое лютое солнце Несет винодел, Чтобы скорей постарело, Молодое вино. На самое лютое солнце — Господь так велел!— Под огнекрылые стрелы Выношу я себя. Терзай, иссуши мою сладость, Очисти огнем, О, роковой, беспощадный, Упоительный друг! Терзай, иссуши мою сладость! В томленьи моем Грозным устам твоим жадно Подставляю уста.

* * *

Не хочу тебя сегодня. Пусть язык твой будет нем. Память, суетная сводня, Не своди меня ни с кем. Не мани по темным тропкам, По оставленным местам К этим дерзким, этим робким Зацелованным устам. С вдохновеньем святотатцев Сердце взрыла я до дна. Из моих любовных святцев Вырываю имена.

* * *

Нет мне пути обратно! Накрик кричу от тоски! Бегаю по квадратам Шахматной доски. Через один ступаю: Прочие — не мои. О, моя радость скупая, Ты и меня раздвои, — Чтоб мне вполмеры мерить, Чтобы вполверы верить, Чтобы вполголоса выть, Чтобы собой не быть! 27 сентября 1932

* * *

Окиньте беглым, мимолетным взглядом Мою ладонь: Здесь две судьбы, одна с другою рядом, Двойной огонь. Двух жизней линии проходят остро, Здесь «да» и «нет», — Вот мой ответ, прелестный Калиостро, Вот мой ответ. Блеснут ли мне спасительные дали, Пойду ль ко дну, — Одну судьбу мою вы разгадали, Но лишь одну. 1915

* * *

Он ходит с женщиной в светлом, — Мне рассказали. — Дом мой открыт всем ветрам, Всем ветрам. Они — любители музык — В девять в курзале. Стан ее плавный узок, Так узок… Я вижу: туманный берег, В час повечерья, Берег, холмы и вереск, И вереск. И рядом с широким фетром Белые перья… Сердце открыто ветрам, Всем ветрам! 17 июня 1915

* * *

Она беззаботна еще, она молода, Еще не прорезались зубы у Страсти, — Не водка, не спирт, но уже не вода, А пенистое, озорное, певучее Асти. Еще не умеешь бледнеть, когда подхожу, Еще во весь глаз твой зрачок не расширен, Но знаю, я в мыслях твоих

ворожу Сильнее, чем в ласковом Кашине или Кашире. О, где же затерянный этот в садах городок (Быть может, совсем не указан на карте?), Куда убегает мечта со всех ног В каком-то шестнадцатилетнем азарте? Где домик с жасмином, и гостеприимная ночь, И хмеля над нами кудрявые арки, И жажда, которой уж нечем помочь, И небо, и небо страстнее, чем небо Петрарки! В канун последней иль предпоследней весны — О, как запоздала она, наша встреча!— Я вижу с тобой сумасшедшие сны, В свирепом, в прекрасном пожаре сжигаю свой вечер! 26 декабря 1932

* * *

От смерти спешить некуда, а все-таки — спешат. «Некогда, некогда, некогда» стучит ошалелый шаг. Горланят песню рекруты, шагая по мостовой, и некогда, некогда, некогда, мой друг, и нам с тобой. Бежим к трамваю на площади и ловим воздух ртом, как загнанные лошади, которых бьют кнутом. Бежим мы, одержимые, не спрашивая, не скорбя, мимо людей — и мимо, мимо самих себя. А голод словоохотлив, и канючит куча лохмотьев нам, молчаливым, вслед. Что тело к старости немощно, что хлеба купить не на что и пропаду на горе нет. 21 сентября 1927

* * *

Прямо в губы я тебе шепчу — газэлы, Я дыханьем перелить в тебя хочу — газэлы. Ах, созвучны одержимости моей — газэлы! Ты смотри же, разлюблять не смей — газэлы. Расцветает средь зимы весна — газэлой, Пробудят и мертвого от сна — газэлы, Бродит, колобродит старый хмель — газэлы, — И пою тебя, моя газель, — газэлой! Октябрь 1932

* * *

С пустынь доносятся Колокола. По полю, по сердцу Тень проплыла. Час перед вечером В тихом краю. С деревцем встреченным Я говорю. Птичьему посвисту Внемлет душа. Так бы я по свету Тихо прошла. 16 марта 1915

* * *

Сегодня с неба день поспешней Свой охладелый луч унес. Гостеприимные скворешни Пустеют в проседи берез. В кустах акаций хруст, — сказать бы: Сухие щелкают стручки. Но слишком странны тишь усадьбы И сердца громкие толчки… Да, эта осень — осень дважды! И то же, что листве, шурша, Листок нашептывает каждый, Твердит усталая душа. <1912–1915>

Седая роза

Ночь. И снег валится. Спит Москва… А я… Ох, как мне не спится, Любовь моя! Ох, как ночью душно Запевает кровь… Слушай, слушай, слушай! Моя любовь: Серебро мороза В лепестках твоих. О, седая роза, Тебе — мой стих! Дышишь из-под снега, Роза декабря, Неутешной негой Меня даря. Я пою и плачу, Плачу и пою, Плачу, что утрачу Розу мою! 16-17 июня 1932