Разум и чувства и гады морские
Шрифт:
— Но, милая моя Марианна, неужели даже сейчас, выслушав в свой адрес чудовищно беспардонные намеки, ты не сомневаешься в собственном благоразумии?
— Если судить по беспардонным намекам миссис Дженнингс, то все мы только и делаем, что нарушаем приличия. Я не чувствую, чтобы в моем визите в усадьбу миссис Смит было что-то дурное. Когда-нибудь все это достанется Уиллоби, и значит…
— Даже если когда-нибудь дом достался бы тебе, это еще не оправдание твоему поступку.
После этого намека Марианна покраснела, и, десять минут подумав, снова подошла к сестре и примирительным
— Возможно, ты и права, Элинор, и с моей стороны было неразумно отправиться на Алленгем и осматривать там дом; но мистер Уиллоби так мечтал мне его показать, и, поверь мне, он просто чудесен. Я видела его отнюдь не во всей красе, мебель до того запущена, что хуже, пожалуй, только мох, которым поросли ступени парадного крыльца, но если все там обновить и обставить — по словам Уиллоби, потребуется всего тысяча-другая фунтов, — то может получиться один из лучших фортов английского побережья!
Глава 14
Внезапное и необъяснимое отплытие полковника Брендона на два-три дня увлекло миссис Дженнингс, да так, что только о нем она и рассуждала. Строить догадки она умела очень искусно, как и любой человек, более всего на свете заинтересованный в частной жизни своих знакомых. Не давая себе отдыха, она гадала, что могло стать тому причиной; не сомневаясь, что весть была дурная, она перебрала все возможные беды, какие только могли его постигнуть, и даже изображала в лицах самые любимые свои догадки, а именно «его дедушку похитили пираты» и «его лучшая карета случайно свалилась в яму со смолой».
— Как бы то ни было, — заключала она, — нет никаких сомнений, что причина его отъезда весьма и весьма печальная. Я все поняла по его лицу.
Все собравшиеся принялись обсуждать, как можно понять по лицу полковника хоть что-то, за исключением, конечно, того, что морских ведьм раздражать не стоит. Однако затем согласились, что многое бы отдали, чтобы узнать правду.
Конец догадкам положила леди Мидлтон, категорически заявившая:
— Что ж, желаю ему от всего сердца, чтобы его беды поскорее остались в прошлом, и хорошую жену в придачу. Однако, — тут она бросила многозначительный взгляд на мужа, — не такую жену, которую увозят с родины в огромном холщовом мешке.
Сэр Джон, услышав этот мягкий упрек, только хмыкнул в бороду.
Элинор, хотя и беспокоилась из-за внезапного отъезда полковника Брендона, не могла заставить себя гадать о его возможных причинах; куда более ее занимало необъяснимое молчание Марианны и Уиллоби касательно их помолвки. С каждым днем молчание это становилось все более удивительным и все менее согласовывалось с открытой натурой обоих. Элинор не понимала, что мешало им признаться хотя бы ей и матери в том, о чем их поступки свидетельствовали вернее всяких слов.
Она прекрасно понимала, почему со свадьбой, возможно, придется повременить, ведь хотя Уиллоби и имел собственный доход, особых причин считать его богатым не было. Поместье, по оценкам сэра Джона, приносило ему шестьсот — семьсот фунтов в год, но жил он на куда более широкую ногу — чего стоило одно только содержание своры кладоищеек или уход
Но это не объясняло их внезапной скрытности, которая к тому же никого не обманывала, зато противоречила их характерам до такой степени, что иногда Элинор снова начинала сомневаться в помолвке.
Ничто не доказывало их привязанности вернее, чем поведение Уиллоби. Он окружал Марианну всеми знаками внимания, на какие способен нежный влюбленный, а к семье ее относился с почтительностью сына и брата. Их крошечную лачужку, нависавшую на вершине утеса над бухтой, он почитал как родной дом и проводил в ней гораздо больше времени, чем у тетки на острове Алленгем, и если на Острове Мертвых Ветров не намечалось никаких увеселений, его утренняя кладоискательская экспедиция неизменно приводила его на Погибель. Оставшийся день он проводил с Марианной и Месье Пьером, полюбившим висеть у нее на шее.
Хотя большую часть внимания он уделял Марианне, и с миссис Дэшвуд, и с Элинор он был неизменно любезен и даже снисходительно терпел фокусы вездесущей Маргарет: она бродила по дому, угрюмо бормоча что-то про «них» и «оно», и часами смотрела в окно, выходившее на остров, не спуская глаз с пустынной вершины горы Маргарет.
Однажды эта ее причуда чуть не обернулась трагедией, и Уиллоби представился случай спасти от неминуемой гибели еще одну из сестер Дэшвуд.
В тот день все собрались в гостиной на втором этаже послушать, как Марианна играет на фортепьяно, когда услышали с первого этажа вопль Маргарет.
— К'ялох Д'аргеш Ф'ах! К'ялох Д'аргеш Ф'ах! — кричала она.
— Что бы это значило? — удивилась Элинор.
— И кому она кричит? — озадачилась миссис Дэшвуд. — Кроме нас на острове никого нет.
Затем хлопнула входная дверь; выскочив из дома, Элинор, Уиллоби и миссис Дэшвуд увидели, что Маргарет со всех ног мчится вниз по скользким от дождя деревянным ступеням, которые вели с утеса к берегу.
— Не споткнись, душенька! — крикнула миссис Дэшвуд.
— Я должна их найти! Должна! — И снова по холмам эхом разнесся безумный клич: — К'ялох Д'аргеш Ф'ах!
Марианна слышала суматоху внизу, но, встав из-за фортепьяно, не двинулась с места, потому что взгляд ее случайно упал в окно, выходившее на юг, на остров, и она увидела, как из вершины холма в самом центре острова поднимается мощный столб пара.
— Элинор, — дрожащим голосом прошептала она, — Элинор…
Но Элинор, в ту минуту в ужасе стоявшая над лестницей, глядя, как Маргарет в бреду оступилась и вниз головой полетела в море, ее не слышала. В ту же секунду Уиллоби бросился вперед и прыгнул за ней. И как раз вовремя, потому что бьющуюся в панике девочку уже окружил косяк луфарей. В восторге от свалившегося на них с неба дара человеческой плоти, они накинулись на нее, как голуби на корку хлеба, вспенивая воду раздвоенными хвостами и зубами, похожими на кончики ножей, впиваясь в ее тело.