Разведка боем
Шрифт:
Глава 26
Глеб не стал приносить с собой трофей, спрятал винтовку недалеко от «стоянки» отряда. Еще раньше попросил Николаича ничего пока не рассказывать об увиденном.
– Ребята, по-моему, и так морально готовы.
Незачем лишний раз натягивать им нервы. Если тот же Витек сорвется в одиночку, его отловят и отыграются за все свои неприятности.
Ди Каприо смотрел не мигая, его веки без ресниц, сморщенные от жара огня, не шевельнулись. Никаких комментариев, никаких вопросов.
Только подержал в руках винтовку, заглянул
– Ну как мотоциклы? – поинтересовался Витек, когда двое присоединились к остальным.
– Залить бы бак да погонять. На вид ничего.
Разницы между ночью и днем на складах не наблюдалось. Постоянная езда погрузчиков, круглосуточное искусственное освещение. Каждый из команды спал по-своему: кто-то зарывался в щель между поролоновыми подушками, кто-то натягивал на голову куртку, кто-то ложился ничком.
У Глеба не возникало проблемы заснуть. Он упросил дежурных не отрываться от команды дальше чем на десять метров. Не стрелять, просто щелкнуть затвором при первом же подозрении – ему хватит этого, чтобы среагировать и подключиться.
Не засыпая, он, тем не менее, отдыхал. Когда-то Ян Давидович, знакомый врач, научил его давать последовательный отдых разным зонам и отделам мозга.
Способ простой как все гениальное. Достаточно представить мозг как дом с несколькими комнатами.
Содержимое их может быть каким угодно. Главное – образ постоянной, мерной работы. Это могут быть настенные часы, хитросплетения прозрачных трубок, по которым перетекает жидкость, игрушечная железная дорога, где паровозик с несколькими вагонами кружит по замкнутому контуру. Сам ты ходишь из комнаты в комнату, удовлетворенно осматриваешься. Потом выключаешь в одной из них свет, и она погружается во тьму.
Не торопясь переходишь в другую, гасишь свет и там. Оставляешь его только в одной комнате – этого достаточно, чтобы не вырубиться полностью. В продолжение ночи свет у тебя поочередно горит в разных комнатах. Важно только не погасить свет раньше, чем ты зажег другой, в комнате по соседству.
Ночь прошла спокойно. Неужели противник всерьез рассматривает твое предложение?
В середине следующего дня случилось ЧП – такого еще не было ни разу за всю историю команды. Тарасов полез на крышу – выбросить пакет с мусором и заодно опорожнить желудок. Полез и пропал.
В соответствии с правилом не оставлять никого в одиночестве за Тарасовым потянулся Воскобойников – конечно же, без большой охоты. Остался возле люка – голову не посчитал нужным высовывать. Сверху и так отлично слышны шаги по ребристой металлической крыше.
«Долго он будет вымучивать из себя?» – подумал по прошествии пяти минут. Потом решил все-таки проявить терпение. С этим типом надо быть осторожнее, чтобы опять не пошел вразнос.
В конце концов майору надоело ждать. Он высунулся из люка и на мгновение замер. Ни души, только мусор в пакетах, прочно привязанных к оконечности вентиляционной трубы. Первой в голову пришла мысль, что Тараса захватили живьем, и сейчас на него, на Дмитрия Воскобойникова, могут накинуть сзади петлю.
Быстро
Секунды текли, ничего не происходило. Поневоле подумалось: не тот был человек Тарасов, чтобы пикнуть не успел. Его могли уложить наповал из ствола с глушителем, но гулкая крыша обязательно дала бы отзвук. Если все же нет, если тело Тарасова утратило вдруг всякую плотность и превратилось в студень, то где оно, спрашивается?
Как могли враги бесшумно приблизиться и в полной тишине забрать мертвеца?
А если замкомполка сбежал от своих товарищей, то не по воздуху же он пролетел? Утерши лоб, майор выглянул еще раз. Тишина, облачное небо. Так низко нависли облака – до них, кажется, рукой подать. Можно зацепиться, подтянуться и пропасть в серой, поглощающей звуки толще.
Воскобойников бросился к своим. Первым, еще до того, как он открыл рот, среагировал Сиверов.
Бросился к люку, выбрался наружу и вжался в ребристую поверхность, куда вчерашний ветер занес несколько желтых листьев.
Сейчас ветра не было. Чтобы сдуть массивного мужика, требовался сильнейший ураган. Листы кровли не были мокрыми, чтобы заскользили подошвы, – дождевая влага с такой поверхности испарялась быстро. И вообще, если б Тарасов понял, что теряет равновесие, он бы не молчал, позвал бы на помощь.
Сиверов заполз на один из гребней крыши, осмотрелся оттуда. И вдруг заметил недалеко от себя нечто похожее на отпечаток. Дожди и ветра в Подмосковье часто бывали с грязнотцой, несли с собой то гарь торфяных пожаров, то частицы городского смога. Склады построили относительно недавно, но поверхность кровельных листов уже покрылась мутноватым налетом, какой обычно остается на асфальте после высохших луж.
Одного слабого отпечатка хватило Глебу, чтобы все понять. На крыше отпечаталась босая нога, причем пальцы гораздо отчетливее пятки. Отпечаток вряд ли принадлежал кому-то из врагов. Он был направлен в противоположную от люка сторону. Если чеченец отходил, унося с собой тяжелый груз, пятка отпечаталась бы гораздо отчетливее.
На самом деле кто-то быстро, на цыпочках убегал, сняв обувь, чтобы не шуметь. И это мог быть только человек со странноватой улыбкой и мелкими васильковыми глазками.
В этот день все говорили только о бегстве. Никто не заскучал по Тарасову, но каждому хотелось его понять. Почему он не воспользовался случаем, не остался в столице с изъятыми у Кормильцева деньгами? Мог бы остаться, мог бы уехать из Москвы на все четыре стороны. Нет, вернулся, чтобы оставить улов и уйти потом, через четверо суток. Странно, очень странно.
– Я не заметил, чтобы он сильно нервничал, боялся, – тер лоб Воскобойников.
Никто бы не удивился, если б попытался бежать Витек. Но Тарасов… Может, он задумал уйти уже давно, и только рана не позволяла исполнить задуманное? Теперь почувствовал, что готов.