Развесистая клюква Голливуда
Шрифт:
– Алексей спас мне жизнь. Родственников членов национал-социалистической партии отправляли в концлагерь. Если бы не Леша, я давно умерла бы от голода и побоев. Он рисковал жизнью, привез меня в Россию, нашел квартиру, работу. Думаю, он все же любил меня.
– Мама, тебе не кажется странным, что, испытывая столь сильное чувство, он так и не расписался с тобой? – спросила Таня.
– Он боялся, – пожала плечами Кристина, – правда в любой момент могла вылезти наружу.
– И обманывал тебя! Брал твои драгоценности, продавал их, а тебе вручал копейки, – протянула Таня, – тут что-то не так!
– Почему? – не поняла
Таня помолчала, а потом неожиданно сказала:
– Ты чего-то не знаешь. Алексей мог убить тебя по дороге, забрать чемоданчик с украшениями и жить припеваючи. Никто бы не стал тебя искать. Но он предпочел привезти немку в Москву, очень рисковал, приходя к тебе. Почему?
– После известного доклада Хрущева [7] жизнь в России стала другой, – вздохнула Кристина, – и Алексей меня любил.
– Мама, когда человек любит женщину, он оформляет с ней брак и не ворует у нее деньги, – отрезала Таня, – а если он ее обманывает, то он подлец. В ваших отношениях существует некая странность. Надо найти Алексея. Скажи мне его фамилию!
7
На ХХ съезде КПСС (14—25 февр. 1956 г.) Никита Хрущев сделал исторический доклад «О культе личности и его последствиях».
– Нет, – отрезала Кристина, – не хочу ворошить прошлое. Я считаю, что ты должна знать правду о своем биологическом отце и о немецких корнях. Но фактически тебя воспитал Игорь Семенович. Баста. Более на эту тему не беседуем, мне она неприятна. Я благодарна Алексею Николаевичу и не хочу причинять ему неприятности. Вероятно, он давно женат и счастлив. Я тоже довольна жизнью, забыла про драгоценности, но никогда не выкину из памяти того, кто меня спас.
Когда рухнула Берлинская стена, Таня поговорила с мамой.
– Может, тебе съездить в Германию? – предложила дочь Кристине.
– Нет, – испугалась та, – боюсь, не спрашивай чего, просто боюсь. Лучше ты поезжай.
Танечка поехала в Германию, посетила город Мартенбург, отыскала дом, где жил художник Петер Теренц, и позвонила в дверь.
Ей открыла молодая женщина.
– Вы к кому? – удивилась она.
– Когда-то здесь жили Петер и Уна Теренц, – начала издалека гостья из Москвы, но хозяйка не дала ей договорить.
– Кристина! – ахнула она. – Смотрите!
Не дав Тане опомниться, немка втащила ее в дом, привела в просторную комнату и указала на портрет, который висел над кроватью. Танечка вскрикнула: на полотне была изображена она сама в старомодной блузке с высоким горлом. Внизу виднелась надпись: «Кристина. 1945 год».
– Это моя мама, – прошептала Татьяна. – А вы кто?
– Лиза Беркель, – представилась хозяйка.
Через пару часов Таня узнала огромное количество ошеломившей ее информации. Петер Теренц умер через несколько дней после отъезда Кристины. Нет, художника не расстреляли советские солдаты, он мирно скончался от инфаркта. Уна приготовилась к высылке, сложила небольшой чемодан и по ночам вслушивалась в шаги на улице. Но, вопреки ожиданиям, ее никто не тронул, из дома не выгнали, никаких репрессивных мер в отношении супруги живописца, верой и правдой служившего фашистам, не применили.
В пятьдесят восьмом году Уна вышла замуж за Карла Беркеля,
– Да и я считала ее мамой, – грустно говорила Лиза. – Уна замечательный человек, как она вас любила! Мне долгие годы никто не рассказывал правду. Портрет ваш висел в спальне всегда, папа и мама на все мои вопросы отвечали: «У Уны были первый муж и дочь Кристина. Петер и девушка погибли, когда в Мартенбург вошли советские войска». И лишь перед смертью Уна открыла правду про побег Кристины. Оказывается, она поддерживала с дочерью отношения, не теряла ее из вида, посылала ей помощь.
– Поддерживала с дочерью отношения, посылала помощь? – повторила Таня. – Вы не ошибаетесь?
Лиза открыла секретер, вынула большую коробку и показала Тане письма.
– Уна хранила их, и я не могу выбросить. Можете почитать.
Татьяна начала разворачивать сложенные вчетверо листочки.
«Все хорошо. Спасибо. Кристина Т.», «Все отлично. Спасибо. Кристина Т.», «Все отлично. Спасибо. Кристина Т., «Все прекрасно, Кристина Т.», «Спасибо. Кристина Т.»
– Не слишком подробно, – протянула Таня, – и они напечатаны на машинке!
Лиза развела руками:
– Кристина боялась сама писать. Это же не по почте приходило.
– А как? – насторожилась Татьяна.
Беркель сложила записки в коробку.
– Не знаю. Вроде был какой-то знакомый, он работал дипломатом, обладал иммунитетом и мог перевозить через границу ценности. Петер Теренц обожал дочь, конечно, ему было страшно отправлять ее одну в Россию. Отец опасался, что Алексей может бросить жену, поэтому придумал такой ход. Убегая из Германии, Кристи увезла в качестве приданого драгоценности, но ей отдали не все семейные раритеты. Эксклюзивные изделия Петер оставил дома, сказав Алексею: «Раз в год вам будут переправлять что-то из вещей. Все хлопоты по организации доставки я беру на себя. От вас лишь нужно письмо с подписью Кристины. Девочке пока ничего не рассказывай, я не уверен, что канал успешно заработает. Не хочу, чтобы Кристи расстраивалась, узнав о потере самых дорогих вещей. Получишь посылку, тогда и обрадуешь жену.
Теренц хотел привязать Алексея к Кристине при помощи самой крепкой веревки – денежной. Как после внезапной кончины супруга Уна смогла наладить регулярную отправку драгоценностей, Лиза не знала. Но раз в двенадцать месяцев в Москву улетали очередные брошь, браслет или кольцо, а в ответ привозилась коротенькая цидулька, подтверждавшая: у Кристи полный порядок, она получила изделие.
В конце пятидесятых Уна отправила последнюю, самую дорогую вещь – диадему, которая передавалась в их семье из поколения в поколение с семнадцатого века. Страшно представить, сколько могла стоить «корона». На словах Уна попросила передать, что запас обмелел, но ее любовь к дочери никогда не иссякнет.
Спустя месяц курьер привез горькую весть. На этот раз письмо было чуть длиннее обычного, и, как всегда, его напечатали на машинке. «Кристи умерла в родах. Ваш подарок пошел на ее похороны, поминки и памятник. Простите. Не уберег. Я в отчаянии. А.» К посланию прилагалась нотариально заверенная копия свидетельства о смерти Кристины Петровны Теренцовой. Уна прорыдала год, а потом всю свою нерастраченную любовь отдала Карлу и его маленькой дочери. Дойдя до этой части истории, Лиза примолкла и воскликнула: