Развитие российской Арктики. Советский опыт в контексте современных стратегий (на материалах Крайнего Севера Урала и Западной Сибири)

Несмотря на финальную неудачу советского социального эксперимента, индустриально-транспортное и социально-культурное освоение российской Арктики характеризовалось в XX в. такими масштабами, темпами и результатами, которых не знало ни одно из приарктических государств. Масштабное освоение Арктической зоны – наряду с покорением атомной энергии и космоса – может быть отнесено к самым выдающимся, знаковым достижениям рухнувшего в 1991 г. СССР. В Советском Союзе освоение Арктики было отмечено несравненно более крупными геополитическими, экономическими и социально-демографическими результатами, чем в капиталистических государствах Запада, обладающих собственной арктической периферией, что наглядно проявляется в инерционных трендах современного развития Арктической зоны Российской Федерации. Согласно подсчетам скандинавских экономистов (2006 г.), на арктические регионы Российской Федерации приходится около 5 % населения страны и примерно 11 % ее ВВП [1] , но при этом они производят более 60 % расчетного ВВП всей мировой Северной циркумполярной зоны (на втором месте – Аляска с 14 %); ВВП в расчете на душу населения в российской Арктической зоне примерно вдвое выше, чем в среднем по стране [2] . При этом на долю арктических регионов России приходится 85 % всего населения мировой циркумполярной зоны, в некоторых из них показатели

плотности населения – самые высокие в Арктике (в Мурманской области – 8 чел./кв. км) [3] . Ресурсы Арктики были одним из ключевых факторов в стратегии выживания и стабильного развития СССР на протяжении нескольких десятилетий. Советская государственная стратегия освоения Арктической зоны фокусировала в себе как высочайшие научно-технологические достижения своего времени, так и специфические для советского режима директивные, мобилизационные способы управления финансовыми, материальными и человеческими ресурсами. Арктика, несомненно, воплощала в каждый из периодов развития СССР своего рода пик его модернизационных усилий. По существу, освоение Арктики в XX в. – это одна из «высот», ориентируясь на которую следует оценивать результативность советской модели и ее исторический смысл.

Можно предвидеть, что и современная стратегия развития Арктической зоны РФ – при всех изменениях политико-экономической системы – будет еще довольно долго базироваться на том фундаменте, который был заложен в советское время. Инерция этого развития, актуальность сделанного в советском «вчера», наглядно ощущается и сегодня, когда страна стремится выработать инновационную, более эффективную и гибкую, чем советская, модель освоения Арктической зоны. Можно предвидеть, что успешность современной арктической стратегии Российской Федерации во многом будет зависеть от того, насколько полно и всесторонне будет востребован, исследован и учтен имеющийся опыт освоения Арктики. Это и определило основную цель данной монографии, подготовленной авторами в 2015–2017 гг. при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований.

Общая концепция исследования ориентирована на максимально полное извлечение и использование советского опыта освоения Арктики – как его достижений, так и просчетов и нерешенных проблем – в современной управленческой практике, прежде всего – при разработке современных подходов к развитию Арктической зоны РФ. Необъятность темы заставила участников проекта сосредоточиться на проблемах разработки и реализации стратегических подходов к освоению Арктики, выбора и оценки результативности управленческих решений, касающихся целей, направлений, методов арктической политики. Именно этот опорный «каркас» арктической политики, а не вся многогранная практика освоения Арктики в советские годы, может представлять особый интерес для современной управленческой политики. Нам уже приходилось писать о том, насколько сложна в содержательном отношении категория «исторический опыт» [4] . Применительно к развитию Арктики значение принципиальной установки на извлечение исторического опыта нам видится в следующем.

Региональная специфика Арктики, которая в гораздо большей степени, чем где-либо еще, определяется довольно узким диапазоном человеческой активности в экстремальных природно-климатических условиях, определяющая роль государственных стратегических подходов в организации усилий по преодолению этих трудностей развития – все эти факторы делают релевантным вопрос об особой политико-экономической модели арктического развития, которая, несмотря на все вариации общественно-экономических систем, вовлеченных в это развитие, предполагает определенное постоянство стратегических решений и алгоритмов действия. Канадский исследователь Кеннет Дж. Ри одним из первых предложил использовать понятие «политическая экономия северного развития» для совокупной характеристики определяющих черт развития арктических периферий, к которым он отнес: (1) тесную взаимозависимость «экономических и политических сил, которые монопольно контролируют арктическое развитие»; (2) ключевую роль политики, а не «рынка» в объединении и координации усилий всех агентов развития и групп интересов, задействованных в арктическом развитии; (3) превалирование внешних воздействий над местной самоорганизацией при разработке схем жизнедеятельности на Севере; (4) теснейшее единство экономических, политических и социальных аспектов жизнедеятельности в Арктике [5] .

Исходя из этого, можно предполагать, что в условиях Арктики дистанция институциональных различий между «капитализмом» и «социализмом», между советским и постсоветским подходами к освоению региона существенно сокращается. Это наглядно проявлялось даже в известном совпадении мотиваций и конкретных направлений ресурсной эксплуатации, которые примерно в одно и то же время, словно бы подчиняясь собственной эволюционной логике, возникали в разных сегментах мировой циркумполярной периферии – на Крайнем Севере России, на Аляске и Канадском Севере, в скандинавском Нордкалотте – несмотря на существенные различия политических систем и национальных традиций. В этом случае представляется обоснованным вывод, что в Арктике специфика географической среды, вступая в резонанс с общемировыми ресурсно-технологическими сдвигами и изменяющимися представлениями передовой части человечества о ценности Севера, становилась мощным и, можно сказать, более определяющим фактором регионального развития, чем особенности той или иной национально-страновой политики [6] .

Примечательно, что

так называемая «конвергенция» капитализма и социализма, о которой много говорили в 1960–1970-е гг., именно на Севере и раньше всего здесь приобретала вполне реальные, зримые черты – просто потому что идеологические разности двух систем во многом снимались единственным реально значимым императивом деятельности – «северной» целесообразностью. Обстоятельства организации и проведения Карских товарообменных экспедиций 1920-х – начала 1930-х гг. наглядно свидетельствовали о том, что транспортные связи между устьями Оби и Енисея и западноевропейскими портами не только приоткрывали для Советской России еще одно «окно» для торговли с Западом, но и являлись совершенно особой сферой отношений, где техническое, коммерческое и научно-культурное сотрудничество в целом развивалось более свободно и прагматично, в значительно меньшей степени подвергаясь деформирующему воздействию политической и идеологической конфронтации большевиков с миром капитала. Это во многом касалось и отношения большевиков к своим недавним политическим противникам из числа россиян. Сам по себе примечателен тот факт, что выдающийся русский гидрограф, исследователь Арктики Б.А. Вилькицкий, в 1918–1919 гг. руководивший налаживанием арктических коммуникаций между колчаковской Сибирью и Западной Европой (ледово-лоцманская проводка парохода «Соломбала» с французской военной миссией в устье Енисея осенью 1918 г., навигационно-гидрографическое обеспечение Карской продовольственной и товарообменной экспедицией в августе – сентябре 1919 г.), спустя всего пять лет был привлечен внешнеторговыми организациями СССР к подготовке 3-й и 4-й Карских экспедиций в качестве начальника их морской части [7] . Это как раз тот случай, когда давление «северной» целесообразности оказывалось на весах политического выбора гораздо важнее идеологической принципиальности.

Продолжая эти аналогии, авторы постараются показать, что пресловутая «плановость», которая когда-то рекламировалась как решающее преимущество советского социализма, в подходе к северному развитию очень часто отступала на задний план перед «эксплуатационной» логикой и банальным стремлением как можно быстрее и с наименьшими затратами взять от Арктики все, что возможно, почти ничего не давая региону взамен. В этом смысле политика советских ведомств, ответственных за арктические проекты, мало чем отличалась от поведения какой-нибудь американской или канадской корпорации. Все это позволяет нам ожидать, что моментов общности между советскими и постсоветскими подходами к развитию Арктики на поверку может оказаться гораздо больше, чем различий. А следовательно, больше может быть значимых и актуальных сопоставлений. Исходя из этого, просто необходимо использовать советский опыт, его позитивные достижения и негативные уроки для оптимизации современных программных подходов к освоению Арктической зоны РФ и принятия оптимальных управленческих решений.

Специфика анализа прошлого через призму исторического опыта вместе с тем требует его постоянного соотнесения с настоящим и ближайшим будущим, которые задают как бы основные линии его актуализации. Безусловно, многое из советского опыта освоения Арктики уже безвозвратно принадлежит прошлому и, если имеет значение уроков, то уроков прежде всего нравственных. Тем не менее очень многое в советском опыте арктического развития по-прежнему пребывает в постоянном диалоге с настоящим и может служить – в позитивном или негативном смысле – в высшей степени полезным знанием. Так, в течение советского периода так и не был до конца разрешен вопрос, должен ли Север в принципе осваиваться как комплексный, гармонично развиваемый в экономическом, социальном и культурном отношениях макрорегион. Трудность ретроспективного изучения этого вопроса заключается в том, что, несмотря на обилие впечатляющих планов и программ, развитие территорий Севера на разных этапах советской власти неизбежно принимало избирательно-односторонний характер (в соответствии с профилем вовлекаемых в него ресурсов и факторов природной среды) и было далеким от идеального процесса освоения, понимаемого как достижение комплексного социально-экономического эффекта. Поэтому и ответ на данный вопрос можно найти не столько в рамках теории социалистического планирования, сколько эмпирически, на основании конкретных результатов активной, изобилующей ошибочными и поспешными решениями, реальной арктической политики. Как мы можем судить по современным реалиям, эта проблема не имеет однозначного разрешения и сегодня. Уже по этому основанию реконструкция советской арктической политики, как и уяснение логики ее развития, может иметь большое значение для нашего времени, когда внимание к Арктике как стратегическому резерву экономического возрождения России вновь заметно возрастает.

Сегодня советский опыт освоения Арктики должен быть, однако, оценен с новых позиций – с учетом современных, инновационных экономико-технологических и социально-организационных подходов к арктическому развитию, громадного роста технологических возможностей, современных социально-ориентированных стратегий и гуманитарных соображений, заставляющих гораздо больше, чем прежде, считаться с социальной ценой тех или иных достижений. Рассмотренное с этих современных позиций, многое в советском опыте освоения Арктики окажется совершенно неприемлемым, многое – вынужденным обстоятельствами времени и места, а многое будет лучше понятым с учетом тех неизбежных ограничений, с которыми в тот или иной период сталкивалась страна. Но это не лишает смысла сопоставление советского опыта с новейшими тенденциями в инновационной перестройке современных арктических стратегий. Такие стратегии освоения Севера разработаны в последние годы практически во всех приарктических государствах [8] . Даже беглый анализ этих документов позволяет выявить наличие новых подходов к развитию Севера, обусловленных влиянием общего глобального тренда перехода к принципам управления экономической активностью и социальным развитием, характерным для инновационной экономики. Фундаментальными и во многом универсальными принципами инновационного развития регионов Арктики и Севера в настоящее время становятся:

1) Форсирование политики демографического, геополитического и экономического присутствия как основы поддержания суверенных прав государств на северные территории и ресурсы; для большинства арктических государств (Норвегия, Канада, Дания, Россия) поддержание прочного суверенитета над своими арктическими территориями становится важным аргументом и упреждающим средством в отстаивании прав на прилегающие морские акватории с их стратегическими транспортными артериями и богатыми шельфовыми запасами углеводородов.