Развитие российской Арктики. Советский опыт в контексте современных стратегий (на материалах Крайнего Севера Урала и Западной Сибири)
Шрифт:
4) В XVI–XVII вв. российский Север переживал по-своему уникальный период в своем развитии, который, благодаря развернувшейся эпопее Великих географических открытий, отмечен его ранним, но весьма неустойчивым вхождением в формирующуюся глобальную структуру «мир-системных» отношений. Первоначальной и поразительной по силе мотивацией к тому, как известно, послужили настойчивые поиски западноевропейскими морскими державами «второго эшелона» (Голландия, Англия, Франция) т. н. Северо-восточного прохода в Индию, Китай и к легендарным Молуккским островам («Островам Пряностей») как альтернативы монопольному контролю португальцев и испанцев над важнейшими морскими подступами к азиатской континентальной массе. Это и предопределило стремительное по меркам того времени расширение географии этих поисков и следовавшей за ними колониальной торговли, что и дает исследователям основания считать эту волну активности первой «глобализацией». Подчеркнем, что речь в данном случае идет о действии структурных зависимостей глобального уровня, которые «управляли» активностью западноевропейцев безотносительно к историческому движению России в северо-восточном направлении. Можно лишь – вслед за Х.Дж. Маккиндером – действием единого закона экспансии объяснить отдаленную «корреляцию» между первыми заморскими завоеваниями португальцев и испанцев и походом Ермака в Сибирь как двумя типами исторической мобильности – морской и сухопутной [45] или вслед за Ф. Броделем объяснить связь между «изобретением Америки» европейцами и «изобретением Сибири» русскими специфическим давлением на «окраины» Европы общих потребностей роста европейской экономики и расширения международной торговли [46] . Но и в том, и в другом случае речь идет скорее о параллельных усилиях, чем о чем-то, напоминающем совместное предприятие. Лишь на российском Севере эти два отдельных потока экспансии были приведены географией в непосредственное соприкосновение, а затем и в известный резонанс. С учетом
45
Mackinder H.J. The Geographical Pivot of History // The Geographical Journal. 1904. April. Vol. 23. № 4. P. 421–422.
46
Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV–XVIII вв. Т. 3. М., 1992.С. 468.
Значение такой информации, конечно, не стоит недооценивать. В числе еще более ранних западноевропейских ссылок на успехи ознакомления русских с районами Арктики Л.С. Чекин упоминает датируемое 1493 г. письмо Нюрнбергского врача Иеронима Мюнцера португальскому королю Жуану II, в котором сообщается об открытии «немного лет тому назад» (!) подданными «великого герцога» Московии под «сухою звездой арктического полюса» большого населенного острова «Груланд», имеющего длину береговой линии в 300 лиг [47] . Появление этого известия в письме, призванном убедить португальского монарха обратиться к поиску пути через Атлантику в «Восточный Китай», может в какой-то мере служить указанием на попытки просвещенных европейцев подстегнуть таким образом дух соперничества в географических открытиях, в частности в прокладке торгового пути к вожделенным богатствам Индии и Китая. Исследователь, по-видимому, прав, полагая, что упоминаемый в письме арктический остров не может в полной мере быть отождествлен ни с Новой Землей, ни с Гренландией, ни со Шпицбергеном (Грумантом) и что скорее всего в данном известии в искаженном виде отражен этноним «угры», «Югра», связываемый с нижним течением Оби (т. е. Груланд как «земля угров») [48] . Это предположение можно считать убедительным, если учесть, что за десять лет до времени написания письма, в 1483 г., состоялся большой поход московских воевод князя Федора Курбского-Черного и Ивана Ивановича Салтыка-Травина, которые, пройдя по Пелыму, Тавде и Иртышу, «Сибирьскую землю воевали», а затем выйдя «на Обь реку великую, в Югорскую землю, князеи Югорских воивали и в полон повели» [49] . Совершенный московскими ратями по речным магистралям «круговой обход» Югорской земли (которая, заметим, еще отчетливо отделяется от «Сибирской земли» и могла бы поэтому считаться вновь открытой), действительно, создает впечатление «инсулярности» вновь приобретенной территории.
47
См. об этом: Чекин Л.С. Открытие арктического острова русскими мореплавателями эпохи Колумба (Сводный анализ источников) // Вопросы истории естествознания и техники. 2004. № 3. С. 3–42.
48
Там же. С. 23.
49
ПСРЛ. Т. 37. С. 49.
Важно в этой связи подчеркнуть и другой момент, в какой-то степени объясняющий, почему негостеприимные, суровые окраины российского Севера на время стали довольно оживленной магистралью международных связей. Исключительно функциональная природа зарождающихся «мир-системных» зависимостей в какой-то степени делала относительными реальные расстояния и географические препятствия, подменяя их на каждом шагу «ментальным картированием». Значение могла иметь только общая географическая конфигурация Ойкумены. Известно, что расчетам европейских мореплавателей проникнуть к сокровищам Азии северо-восточным путем были присущи те же судьбоносные ошибки, которые совершил Колумб, исчисляя расстояние до «Индии» западным путем. Ф. Ратцель подчеркивал огромное регулятивное значение, какое имела для Великих географических открытий внутренняя история географии, стремившаяся выявить «закономерные взаимоотношения составных частей земного шара» (сейчас мы бы с полным основанием определили этот метод анализа как геополитический), стимулируя развертывание внешней истории географии, т. е. эмпирическое обозрение и освоение земной поверхности. Карта мира флорентийца Паоло Тосканелли, гипотетически намечая поразительно короткий, западный, путь к берегам Индии и Китая через Атлантику, сыграла поистине судьбоносную роль в эпохальном открытии Христофора Колумба [50] . И наоборот, Птолемеева картина мира, предполагавшая где-то далеко, в безжизненной экваториальной зоне, соединение Юго-Восточной Азии с Восточной Африкой (а следовательно, и замкнутость Индийского океана), долгое время оказывала на умы европейских мореплавателей парализующее влияние [51] .
50
Ратцель Ф. Земля и жизнь. С. 4.
51
Всемирная история. Т. IV. М., 1958. С. 86.
Подобным образом упорство, с которым европейцы искали северо-восточный путь в Китай, во многом объяснялось картографическим курьезом, убеждавшим в близости вожделенной цели: на многих западноевропейских картах середины – конца XVI в. широкая, полноводная Обь изображалась непосредственно вытекающей из мифического «Китайского озера», и у ее же истоков помещали город Канбалык (т. е. Пекин) [52] . Протяженный эстуарий Оби и значительная часть ее течения к тому же часто изображались на картах в виде глубоко вдающегося в континентальный массив «Тартарии» морского рукава. Г.Ф. Миллер, относя к числу таких же вожделенных для европейцев, но достоверно не подкрепленных целей поиска нанесенный на многие карты пролив Аниан, долженствовавший соединять Северный Ледовитый океан с Тихим, остроумно замечал, что «их старание о сыскании пути в Китай и в Индию по Ледовитому морю основано было наибольше на том, что объявленной пролив находится действительно», что должно было как-то помочь преодолеть парализующий страх перед неизвестностью [53] . Это отчасти и объясняет, почему одного из наивысших пиков поисково-экономическая эксплуатация западного участка Северного морского пути (конечно, в пропорции к исторически определенному уровню развития экономики и накопления общественного богатства) достигла в XVI–XVII вв., когда плавания в суровых арктических водах могли опираться лишь на самую примитивную мореходную технику. Пожалуй, лишь в одном отношении представления европейцев относительно плаваний в арктических морях опирались на непреложные и точные научные знания. Смещению поисков морских путей в страны Азии на далекий север в сильнейшей степени способствовало стремление мореплавателей получить колоссальный выигрыш в расстояниях и во времени, с учетом существенной разницы длины одного градуса земной параллели на экваторе (111,3 км) и в Арктике (от 38,2 до 55,8 км между 60-й и 70-й параллелями) [54] . Соблазн найти кратчайший путь к берегам Азии и Америки как бы уравновешивал риски плаваний сквозь арктические льды.
52
См., например, относящуюся к 1596 г. и в основном воспроизводящую сведения Сигизмунда Герберштейна карту Московии Йоханнеса Магинуса, опубликованную в: Bagrow L.A. History of the Cartography of Russia Up to 1600. Wolfe Island (Ontario), 1975. P. 117.
53
Миллер Г.Ф. Сочинения по истории России. Избранное. М., 1996. С. 19.
54
Зубков К.И. Между глобализмом и закрытостью: у истоков стратегии освоения российской Арктики // ЭКО. 2017. № 8 (518). С. 62–63.
Поиски Северо-Восточного прохода превратились в целую серию экспедиций с целью обнаружения альтернативного морского пути в Китай и Индию, которые в реальности имели мало шансов на достижение этой цели. Успехи арктической навигации и главные географические открытия в Арктике в этот период сродни своего рода историческому парадоксу, поскольку являлись лишь побочным результатом стремления к совсем иной цели – открытию альтернативного пути в сказочно богатую Азию [55] . Однако эти побочные результаты со временем становились более важными с практической точки зрения, чем главная цель. Стремясь в Китай, западноевропейские мореплаватели открывали совершенно новый мир, частью которого для них являлась, в известной мере, и сама Россия. Симптоматично, что уже самые первые устойчивые дипломатические контакты Московской Руси с европейскими державами обнаруживали огромный интерес последних к сибирским владениям великого князя. Об этом может свидетельствовать просьба прибывшего в Москву во второй половине 1492 г. имперского посла Михаила Снупса проехать на реку Обь для изучения тамошних народов и их языков, в чем ему, однако, было отказано под предлогом дальности пути [56] . Свидетельства такого возрастающего интереса относились не только к Северу Сибири, но и подступам к нему,
55
Emmerson Ch. The Future History of the Arctic. N.Y., 2010. P. 5.
56
Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина XV в. М., 1952. С. 277–278, 403.
57
Massey S.J. The British in Siberia: 1581–1978 // Asian Affairs. 1979. June. Vol. X. Part II. P. 132–133.
П.Н. Милюков за период с 1553 по 1625 г. насчитывает до полудюжины одних только английских исследовательских экспедиций по поиску Северо-Восточного прохода [58] . Однако очень немногие из них были хотя бы отчасти результативными, – если таким результатом считать достижение устья Оби. Информация о плавании в Обскую губу в 1580-х гг. английского торговца Фрэнсиса Черри (служившего одно время переводчиком у Ивана Грозного) опирается на крайне ненадежный источник. Гораздо больше доверия вызывает сообщение Джерома Горсея о том, что плененный русскими татарский «царь Сибири Чиглик Алот» (по одной из версий, это был царевич Маметкул, плененный на Вагае около 1582 г.) сообщал ему о его соотечественниках, захваченных вместе с кораблем, артиллерией, порохом и другими припасами при попытке отправиться вверх по Оби на поиски легендарного «Катая» [59] . (В исторической литературе это известие о гибели в устье Оби западноевропейского судна с вероятностью связывают только с английской экспедицией Чарльза Джэкмена, снаряженной в 1580 г. на разведку Северо-Восточного прохода в Китай, зимовавшей на судне «Уильям» на севере Норвегии и в следующем году пропавшей без вести на пути к Оби.) Помимо англичан, путь к устью Оби прокладывали голландцы и скандинавы. Почти одновременно с сибирской экспедицией Ермака, в 1584 г., на поиски Северо-Восточного прохода в Китай морем двинулся находившийся на службе у известных промышленников Строгановых фламандец Оливер Брунель, до этого уже посещавший (и, по-видимому, неоднократно) устье Оби [60] . Три собственно голландские экспедиции под руководством Корнелиуса Ная и Виллема Баренца (1594–1597 гг.), как известно, имели пределом своего продвижения на северо-востоке берега Новой Земли.
58
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры: в 3 т. Т. 1. М., 1993. С. 492.
59
Джером Горсей. Записки о России. XVI – начало XVII в. М., 1990. С. 106–107, 198.
60
Bagrow L. A History of the Cartography of Russia Up to 1600. P. 105.
Трудно с определенностью сказать, насколько поиски Северо-Восточного прохода заслоняли от европейцев их непосредственную заинтересованность в неконтролируемом доступе к богатствам Севера, прежде всего к пушнине и морскому зверю. Ф. Ратцель упоминает, что первая экспедиция Ная и Баренца имела на борту золотых дел мастеров и шлифовщиков алмазов, явно рассчитывая незамедлительно приступить в случае удачного прохождения Северо-Восточного прохода к обработке драгоценного индийского сырья на месте [61] . В то же время С.М. Соловьев, подробно освещая просьбы прибывшего в Москву в 1614 г. для переговоров с русским правительством (которые состоялись в полном формате в 1616–1617 гг.) английского посла, купца Джона У. Мерика, настойчиво просившего разрешения Москвы на отыскание «Обью рекой ходу в Индию и Китай», упоминает и о другой просьбе англичанина: отрядить из государевой «отчины» лопарей (саамов) для обучения морским промыслам и оленеводству англичан, уже успевших обосноваться на «новой земле» «Гирлянь», которая «пуста, людей нет, а промысел – бьют китов, моржей, берут сало и зуб морской и иного в ней угодья много, и оленей очень много» [62] . Л.С. Чекин полагает, что вновь открытая англичанами «Гирлянь» – это искаженная передача английского Greenland, хотя в действительности речь, скорее всего, идет о Шпицбергене, который летом 1614 г. англичане попытались оккупировать и колонизовать, объявив его «Новой землей короля Якова» [63] .
61
Ратцель Ф. Земля и жизнь. С. 22.
62
Соловьев С.М. Сочинения. Кн. V. История России с древнейших времен. Т. 9–10. М., 1990. С. 67, 88–89.
63
Чекин Л.С. Открытие арктического острова. С. 40.
Что касается других европейских держав, то несомненно, что со стороны соседствующего с Россией Датско-Норвежского королевства интерес к ее северным землям был по преимуществу прагматическим и определялся прежде всего возможностью развертывания там высокодоходной торговли продукцией морских промыслов. В свое время В.С. Барашкова убедительно доказала, что сведения западноевропейских путешественников о присутствии уже в середине XVI в. в норвежском Вардегусе голландских купцов (Dutchmen, по сообщению С. Барроу), прибывших для торговли с русскими, плохо согласуются с фактической монополией, которую в этом важном пункте северной торговли установили норвежские власти. Последние, в частности, в 1564 г. подвергли репрессиям антверпенских купцов, рискнувших прибыть сюда для торговли с русскими, взяв с них обещание больше не появляться в этом месте. Скорее всего, под названием Dutchmen в источниках фигурировали допущенные к северной торговле ганзейские купцы из Бергена, т. е. «немцы», а не голландцы [64] .
64
Барашкова В.С. К вопросу о русско-норвежских связях в XVI в. // Средние века. Вып. 43. М., 1980. С. 227.
И.В. Щеглов, ссылаясь на сведения французского врача и путешественника П.-М. де Ламартиньера, датировал одну из последних западноевропейских экспедиций (на этот раз датскую) по отысканию Северо-Восточного «прохода» 1653-м годом. По его версии, экспедиция бесславно возвратилась домой, найдя пролив Югорский Шар забитым льдами [65] . Современный датский историк М. Енсен относит к 1653 г. вполне успешную промысловую экспедицию датчан, которая уже не ставила перед собой каких-либо разведывательных или исследовательских задач: по мнению Енсена, начиная с основания королем Кристианом IV Печорской компании (1619 г.), забираться на далекий и пустынный северо-восток датчан заставляло исключительно стремление пробиться к богатым ресурсам сибирской пушнины, минуя русский таможенный контроль и русских посредников. Организованная этой экспедицией в устье Оби скупка мехов у местного населения за табак, водку, ткани и деньги отчетливо несла на себе характерную печать зарождающейся колониальной торговли [66] . К завершающей фазе западноевропейских плаваний, связанных с поисками Северо-Восточного прохода в Индию и Китай, можно отнести безуспешную и в чем-то курьезную голландскую экспедицию 1675 г. под руководством Корнелиуса Снобергера. Для этой экспедиции цель отыскать Северо-Восточный проход имела, по-видимому, чисто формальный характер. У берегов Новой Земли Снобергера увлек богатый улов китов и моржей, но он, однако, бросил его, нагрузив свое судно найденной горной породой, которую ошибочно принял за золотоносную. Самой последней экспедицией по отысканию Северо-Восточного прохода Ю.М. Шокальский считал английскую, состоявшуюся в 1676 г. под руководством капитанов Вуда и Флауэса, сумевших достичь лишь Новой Земли [67] .
65
См.: Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. 1032–1882 гг. Сургут, 1993. С. 79.
66
См. об этом: Дания и Россия – 500 лет. М., 1996. С. 96.
67
Шокальский Ю.М. Морской путь в Сибирь. СПб., 1893. С. 8–9.
По-видимому, прежняя цель добраться северным путем до Индии и Китая постепенно все больше уступала место прагматическому стремлению европейцев получить контроль над торговлей с Россией через Белое море и найти прямой доступ к пушнине Севера Сибири. Активность европейских мореплавателей на Русском Севере была столь значительной, что уже Ивану Грозному приходилось до известной степени регулировать конкуренцию англичан, голландцев и французов в этом стратегически важном районе, приносившем внушительные прибыли от торговли с Россией [68] .
68
См. об этом подробнее: Малинин В.А. Русь и Запад. Калуга, 2000. С. 363–387.