Развлекающие толпу
Шрифт:
Таррант шумно вздохнул и нахмурился:
– Похоже на то, что нам еще здорово повезло, – пробурчал он. – А зачем вы вообще позволили Гайятту поехать на остров?
– Чтобы окончательно во всем убедиться, – ответ Риардона прозвучал совершенно ровно и бесстрастно. Таррант снова подумал о том, что жизнь собственной дочери – слишком дорогая цена за то, чтобы «окончательно во всем убедиться». Интересно, учитывал ли это Риардон?
– А как насчет всех остальных? Правда, мы знаем, что произошло с египтянином, Фелпсом и этой кубинкой – женой Карнагана. Точнее, бывшей женой. И что случилось со всеми записями? Наверное, с этой системой, установленной Дэнни Феррано для подсматривания за своими гостями, они там не скучали.
– Все компрометирующие
Анна-Мария чуть не испортила все их планы. За часть операции с вертолетом отвечал Палумбо – человек Вито Джентиле. Предполагалось, что после того как он посадит вертолет в монтерейском аэропорту, Фелпса, вместе с чемоданами, встретят люди Риардона. Но Анна-Мария застрелила Палумбо и сама подняла вертолет в воздух. Увидев, что ее пытаются перехватить самолеты береговой охраны, она направилась прямо к дымовой завесе, надеясь таким образом ускользнуть. Но мощный нисходящий поток воздуха затянул небольшую машину, и она рухнула прямо в бушующее море огня.
Эспиноза и Плейдел, после того как поняли, что произошло, выражали исключительно удивление, беспокойство и готовность помочь. Причем из них двоих более разговорчивым оказался Эспиноза.
– Итак… – Таррант расправил плечи и посмотрел через плечо Риардона на зеленое поле для гольфа, прикидывая, сколько он еще успеет сегодня поиграть, прежде чем стемнеет. – Если учесть, что Рэндалл тоже решил спустить все на тормозах, то, получается, все сложилось как нельзя лучше.
Генерал перестал удивляться невозмутимости Риардона и тому, что тот мог говорить обо всех этих событиях как об удачно сыгранной шахматной партии, а не как о деле, которое могло повлиять на судьбы миллионов людей. Наверное, Риардон так и останется загадкой для него и для многих других. В этом человеке не было почти ничего человеческого. Многие шептались за его спиной, что он не рожден женщиной, а создан в лаборатории.
Кроме того, он, казалось, обладал необъяснимой способностью читать чужие мысли, а потому, поймав на себе вопросительный взгляд, генерал Таррант покраснел до корней волос. Подойдя к роскошному бару красного дерева, он налил себе выпить и пробормотал через плечо:
– Ну, слава Богу! А как насчет киношников? Вы уверены, что они не будут болтать лишнее?..
– Сегодня утром, до того как приехать сюда, я говорил с Рэндаллом. Они собираются какое-то время спустя завершить работу над фильмом. Снимать будут, скорее всего, в Испании. Рэндалл считает, что получится несколько смягченный вариант того, что планировалось изначально. А намеки на небольшой скандал будут лишь способствовать рекламе. В любом случае, – теперь голос Риардона звучал настолько мягко, что генерал резко повернулся к нему, – помыслы большей части людей сейчас занимает грядущая избирательная кампания. Я согласен с мнением Рэндалла, что Джеймс Маркхем почти наверняка выйдет из нее победителем.
– В самом деле?
Приподняв кустистые брови, Таррант ждал продолжения.
– Думаю, он будет хорошим президентом, – спокойно продолжал Риардон. – Конечно, он молод и часто берет чисто мужским обаянием. Но он также и умен, а потому, поддерживаемый большинством в обеих палатах Конгресса, наверняка сможет сделать много хорошего для этой страны.
Риардон никогда не подчеркивал свои слова, но для Тарранта смысл этой маленькой загадочной речи был совершенно очевиден. Джимми Маркхем оказался достаточно умным, чтобы пойти на компромисс, особенно после того, как он повел себя довольно глупо и неосмотрительно.
В газете двухдневной давности Анна прочитала следующее: «КРУШЕНИЕ ВЕРТОЛЕТА УНОСИТ ЖИЗНИ ТРЕХ ЧЕЛОВЕК. Вчера ночью потерпел крушение вертолет, принадлежавший мультимиллионеру и кинопродюсеру Гаррису Фелпсу. Кроме самого хозяина погибли также находящиеся вместе с ним Крег Гайятт, известный вашингтонский адвокат, и Анна-Мария де Леоне, постоянная спутница известного автогонщика Сала Эспинозы…»
Буквы прыгали, наползали друг на друга и сливались в одно сплошное пятно. Анна снова закрыла глаза, пытаясь понять, почему так хочется спать и откуда это страшное онемение во всем теле. Медсестра, наверное, читала газету… Она смутно вспомнила, как кто-то сидел на стуле рядом с ее кроватью. Сквозь туман, окутывающий ее мозг, Анне даже показалось, что это Уэбб… Нет, это всего лишь бред, галлюцинация. Ведь он погиб, его убили… Разум отказывался примириться с этой мыслью, и она снова заснула, неохотно погружаясь в темную пропасть… или это была пещера?
Чернота ее сна была наполнена смутными образами, подобно экрану театра теней. Анна старалась отогнать их, отогнать ставшие привычными ночные кошмары. Но в измученном мозгу снова и снова возникал четкий зловещий силуэт Крега, зовущего Елену.
Анна пошевелилась и беспокойно застонала во сне. Тотчас же поспешно вошла медсестра и, проверив капельницу, села рядом с кроватью, просматривая газету. Нахмурившись, она задумчиво покачала головой. Этот фильм проклят… им ни в коем случае нельзя возобновлять съемки. Достаточно вспомнить обо всех людях, связанных с ним, которые так нелепо погибли. А взять хотя бы эту бедняжку – ее пациентку. Оказаться в ловушке в подземной пещере, рискуя каждую секунду погибнуть в ледяной воде… Медсестра снова нахмурилась, вспомнив об огнестрельной ране, о которой ей старого-настрого было запрещено упоминать. Кто мог настолько ненавидеть Анну Мэллори, чтобы пытаться застрелить ее? Или это был еще один несчастный случай? Может быть, ей удастся что-нибудь выведать, когда ее пациентка немного придет в себя? Хорошо еще, что береговая охрана подоспела вовремя. Еще немного – и эта милая женщина погибла бы.
Анна снова беспокойно заворочалась. Ей казалось, что какая-то сила сковывает все ее движения. Может быть, она утонула? Ведь именно этого хотел Крег. Анна вспомнила, как пыталась убить его… после того, как он застрелил Уэбба. Ею вновь овладело беспредельное отчаяние, ужас, горе и боль. Она хотела умереть, хотела навсегда погрузиться в черные воды забвения и бесчувствия.
Но этот кошмар сменился совсем другим сном. В нем звучал голос Уэбба… несмотря на то, что она сама слышала убившие его выстрелы; несмотря на издевательский смех и хвастовство Крега. Уэбб вытаскивал ее из кошмарного сна, отчаянно шепча:
– Энни? Ради Бога, Энни, очнись! Энни, любимая, ведь ты же не умрешь, правда? Я не позволю тебе умереть….
Господи, только бы это был не просто сон! Господи, помоги мне, Господи…
Анна проснулась от звука собственного голоса, который настойчиво твердил:
– Господи, помоги мне… Пожалуйста… – Она находилась все в той же смутно запомнившейся ей комнате. Здесь было очень много солнечного света и цветов. Балконная дверь была открыта, и за ней виднелся лес. Приглушенная музыка. Больница. Медсестра. Газета. Но ведь не приснилось же ей все это? Гаррис мертв, Рия мертва. Крег мертв… наверное, он тогда оставил ее и убежал. Она нахмурилась, и над ней тотчас же склонилось жизнерадостное лицо медсестры.
– Вот мы и проснулись! Доброе утро, мисс Мэллори. Посмотрите, какая сегодня замечательная погода. Доктор Штайн будет очень рад. Он уже несколько раз заходил, чтобы узнать, как ваше самочувствие.
– Я не могу пошевелить ногами….
– Это потому, дорогая, что на одну из щиколоток пришлось наложить гипс. Но перелома нет – всего лишь трещина. Через несколько дней вы будете на ногах. А капельницу снимут уже сегодня вечером, если вы наконец начнете есть самостоятельно.
Медсестра была пожилой добродушной женщиной. Склонившись над Анной, чтобы поправить одеяло, она лукаво улыбнулась.