Развод не дам. Точка
Шрифт:
— Может, всё-таки поговорим? — тихо спрашивает он. Большие ладони обвили пузатую чашку. Я её дарила на Новый год. Настоящая гжель, ручная работа. Белый и синий — он у меня всегда с этими цветами ассоциировался. Светлые волосы, голубые глаза, форма лётчика, небо и облака… Боль на мгновение накатывает с такой силой, что приходится стиснуть зубы и отвернуться.
— Не сейчас, — отвечаю ровно. Нет, сейчас всё скатится в слёзы. Сейчас я слишком слаба, чтобы не дать ему второй шанс, даже если знаю, что он его не заслуживает. Пока по живому режут, надо дождаться, когда онемеет сердце, и тогда мы поговорим. Пусть объяснит, что со мной
— Агат, — он почти шепчет. Внутри всё дрожит-дребезжит.
— Я же сказала: не сейчас! — срываюсь. Голос звенит высокими нотами. Каринка удивлённо хлопает ресницами — только зашла на кухню. Криво улыбаюсь. Надо с дочкой поговорить. Объяснить. Тоже потом. Дайте мне себя собрать, хотя бы одну треть разрушенного пазла восстановить. Дайте воздуха, потому что до сих пор задыхаюсь.
— Пап, ты опять надолго улетаешь?
Марат вдруг сгребает её, сажает на колени и зарывается в шею. Прерывисто выдыхает. Я теряю дар речи и способность соображать. Мне вдруг становится больно… за него. Поймав эмоцию, отшвыриваю её в сторону. Сам разберётся. Дочь отбирать не собираюсь.
— На несколько дней, булочка, — говорит глухо. — Боюсь, отпуск проведёте без меня.
— Ну, па-а, — тянет Каринка и берёт его лицо в ладошки. — Ты же обещал.
— Мы с тобой на каникулах куда-нибудь съездим. Только ты и я.
— Вы что, разводитесь? — требовательно спрашивает она. Меня ведёт. Впиваюсь в стол, крепко сжимаю. В её группе было несколько детей из неполных семей. И странно считать, что дети ничего не видят, не слышат и не понимают. И не обсуждают между собой. Но мы с Маратом не ругались, откуда такие вопросы?..
— Нет, булочка, — мягко улыбается Марат. — С чего ты взяла?
— Вы не разговариваете. И мама часто плачет.
Сердце сжимается. Смотрю на дочь, глаза наполняются слезами: заметила.
— Мы просто немного поругались. Такое бывает. — Марат гладит её по голове. — А меня правда не отпускают с работы.
Звонок спасает от необходимости продолжать разговор. Юлька. Принимаю вызов и выхожу на балкон. Горло перегородил горький комок, ни вдохнуть, ни выдохнуть.
— Ты там что на собеседовании наговорила, что Алекса второй день колбасит?
— Что? — не сразу получается переключиться. Мысленно я до сих пор на кухне. Алекс. Мой первый начальник и раздражающий тип, который косит под подростка. — Вроде ничего особенного. Он сказал, что ждёт со второго.
— Ничего особенного, — хмыкает Юлька. — А что он тогда спрашивал, замужем ты или нет?
— В резюме это указано, — говорю сухо. И про дочь указано тоже. Вопрос может быть манипуляцией: он знает, что Юлька мне расскажет. Я увижу интерес с его стороны и сама заинтересуюсь. Пригодились книги по психологии, которые читала от нечего делать. Хотя может я теперь просто подозрительно отношусь к мужчинам… Это тоже не стоит исключать. Может, Алекс этот нормальный. Тогда зачем ему знать, замужем я или нет?
— И что ты сказала? — спрашиваю небрежно. Юлька фыркает.
— Не волнуйся, ваши аргентинские страсти с твоим муднем остались за кадром. Сказала, что всё сложно.
— Зачем? — тяну с раздражением.
— Потому что тебя вытаскивать надо. А красивый мужик рядом поднимает самооценку на пятьсот процентов. Поверь, я это как никто знаю!
— Не нужно мне никаких мужиков, — шиплю, оглядываясь на кухню. — Ты в своём уме вообще?!
— Стопэ. Я тебя не укладываю в его постель! Хотя, знаешь, не будь у меня Тошика… Ладно. Слушай. Он не бабник, и вообще в интрижках на работе на замечен. Но девочки говорят, что любит флиртануть на досуге. С тебя убудет комплименты получать? Может, поймёшь, что вокруг жизнь кипит, о себе задумаешься. И Марика ткнёшь в дерьмо, пусть видит, что потерял!
— Ты Макиавелли? Целую стратегию выстроила.
— Нет, я скорее Сунь Цзы, и уничтожать твоего Марика мы будем медленно, по всем правилам ведения войны.
Глава 13
Марат
Не верю, что всё вот так кончится. Не может кончиться так просто: чемоданом и дверью, закрывшейся за спиной. Прислоняюсь лбом к дверному косяку, в глазах печёт. Соберись, тряпка! Никуда мои девочки не денутся, не отпущу никуда.
Чемодан в багажник, сам за руль в Бутово к Карену. Он живёт в студии, особо не развернёшься, но спасибо, что вообще принял. Можно к Ляльке, но не до неё сейчас, всё на Агате сосредоточилось. На ней и нашем треснувшем браке.
— Слушай, так может это к лучшему вообще.
Карен сидит на диване, я — на полу, спиной этот диван подпираю. В руке — стакан с виски, завтра выходной, можно позволить расслабиться. Немного, чтобы попустило. Поворачиваю голову, смотрю на друга, бровь сама ползёт вверх.
— Ну, смотри, Агата всё уже знает, Ляльку можно не прятать, Костика — тоже. Съезжайся с ними, делов-то.
Как у него всё просто. Делов-то, правда — уйти к любовнице, там уже семья готовая. Вторая. А что, удобно же. Почти ничего в жизни не поменяется, кроме девочек, слишком драгоценных, чтобы терять. Утром, когда Каринка про развод спросила, сердце заныло. И у Агаты в глазах столько боли, сколько терпеть невозможно. Как эту боль убрать? Да никак уже. Хуйло ты, Маратик. Раньше думать надо было. Не расслабляет бухло, только хуже делает.
Хочу, чтобы Агата рядом была. Голову на её колени положить, слушать размеренный голос, как рассказывает про Каринку. Или о том, что соседи утром опять слишком бурно мирились в ванной. Чтобы просто молчала, и запах её лёгкие до предела заполнял. Обнять, уткнуться носом в живот, дышать ею. Сука, что ж так тошно?!
— Вообще, она у тебя охуенная, — тянет Карен. — Другая бы глаза выцарапала, а Агата вон как, по-королевски разруливает. Говоришь, на работу устроилась? А куда, кем?
А хуй его знает. Потерялась эта информация на просторах пиздеца, который со всех сторон окружил. Я даже не спросил ни разу. Молодец, садись, пять. Залпом допиваю виски, тяну пустой стакан, Карен наполняет. Желание если не увидеть, то хотя бы услышать пульсирует в висках. Тяжело поднимаюсь, ноги свинцом налились. Не бухаю особо, вот и сегодня не надо было.
— Далеко собрался? — спрашивает Карен и смотрит… блядь, с жалостью смотрит.
— На воздух, — говорю сипло. Голос сел напрочь. На балконе и правда дышится проще. Достаю телефон из кармана, открываю быстрый набор. Мася. Возьмёт-не возьмёт?
— Слушаю.
Голос настороженный. Ещё бы: времени почти десять, она уже в кровать собирается. В нашу кровать.
— Мась. — Сглатываю. Комок горло перегородил. Что тут скажешь? — Мась, вы как?
Она молчит. Слышу, как тяжело вздыхает. Пожалуйста, разреши вернуться. И дня не прошло, а уже не могу без тебя.