Развод. Не жди прощения
Шрифт:
В спине тянет, и между ног становится горячо.
Герман отрывается от губ и целует меня в шею, потом в плечо. Замирает на мгновение, щупая мое лицо хотящим взглядом, а потом подхватывает меня на руки и направляется к двери. Прижимаюсь к его стальной груди, продолжая наслаждаться едва заметным флером пота и обалденным парфюмом.
Герман вносит меня в свою спальню и устраивает на кровати. Зажигает приглушенный свет. Привстаю на локти:
— Кажется, я нарушила главное правило твоей спальни, — улыбаюсь и окидываю себя взглядом, намекая, что я все еще в одежде.
—
Раздевшись до боксеров, он подходит вплотную к кровати. Не могу оторвать взгляд от его накачанного тела и снова ловлю себя на мысли, что мне не стыдно смотреть на него. Не стыдно рассматривать. Теперь все правильно. Я его женщина и имею на это право.
Герман выглядит дико возбужденным. Член отчетливо выделяется под тканью тонких черных боксеров. В приглушенном свете рельеф его тела выглядит еще соблазнительнее, чем когда-то давно на светлой кухне.
Герман манит меня рукой, приказывая встать. Подчиняюсь. Стою перед ним и снизу вверх смотрю в горящие желанием глаза. Меня бьет крупная дрожь, бедра слабеют. Кажется, трусики полностью промокли.
Герман подцепляет пальцами нижнюю кромку свитера и тянет его вверх. Снимает через голову. Затем ловко расстегивает пуговицу на джинсах и, опустившись на одно колено, стягивает их до пола. Переступаю, высвобождая пятки. Остаюсь перед ним в одном белье.
К щекам почему-то приливает кровь, и я берусь одной рукой за локоть другой, но Герман, поднявшись, разъединяет их. Жадным взглядом проходится по моему лицу, скользит вниз по телу, затем возвращается к глазам. По-хозяийски обнимает меня за ребра и расстегивает лифчик. Тот соскальзывает с плеч и падает на пол.
Стеснение стучит пульсом в ушах, но я не позволяю себе отвернуться.
Герман снова целует меня, запрокинув к себе мою голову за волосы. Не тянет, скорее ласково сжимает, но этот жест вызывает во мне очередной приступ желания. Кладу ладонь ему на живот и скольжу вниз. Провожу ноготками по бугру на боксерах и слышу раскатистое довольное рычание.
Герман отстраняется и, подняв меня на руки, кладет на кровать. Головой на пушистые подушки. Обходит кровать и забирается на матрас в изножье. Сгибаю колени — от невесть откуда взявшегося стыда хочется сжаться в комок. Поднимаюсь на локтях, боязливо поглядывая на зверя у моих ног.
Он наклоняется и, запустив пальцы под резинку трусиков, тянет их к себе. Спускает до лодыжек. Против воли стискиваю бедра. Не понимаю, откуда взялось вдруг яростное смущение, но бороться с ним не получается. А Герман без затей берет меня за лодыжки и расставляет их в стороны.
Снова щеки пылают. Мне хочется прикрыться, но я всем своим естеством ощущаю власть Германа, и не решаюсь оторвать рук от глади кровати. Замираю, в ожидании его действий и, кажется, даже не дышу.
Он устраивается у меня между ног и наклоняется к киске. Проводит языком снизу вверх и цепляется кончиком за клитор.
Меня, точно электричество, прошибает волна наслаждения. Из груди вырывается стон, который кажется
Герман продолжает скользить языком у меня между ног, и по всему моему телу ползут судороги. Громко стону и уже не сдерживаюсь. Невыносимый кайф! Это божественно! Снова начинает кружиться голова, от частого дыхания в горле пересыхает, но воздуха как будто все время не хватает.
Бедра дрожат. Кажется, я вот-вот кончу. Запускаю пальцы в волосы Германа, непроизвольно стискиваю, словно хочу не позволить ему отстраниться, но он выворачивается и выпрямляется.
— Ты безумно вкусная, Виктория, но для сладкого пока рановато, — рокотливо произносит он, поднимается и направляется к тумбочке.
56.
Провожаю взглядом его движения. Он обходит кровать и достает из тумбочки какой-то мелкий предмет. Затем, нисколько не стесняясь, стягивает боксеры и разрывает фольгированную упаковку. Оказывается, он взял презерватив. Не отрываясь наблюдаю, как Герман раскатывает его по длинному стройному члену. У Тимура был меньше…
Становится боязно, но что-либо откатывать уже поздно.
Закончив приготовления, Герман снова забирается на кровать с изножья. Его щупающий взгляд пышет желанием, поднимается от моих ног до самого лица, задерживается на губах. Я плавлюсь под ним, точно масло на сковородке.
Герман берется за мои лодыжки и притягивает меня к себе, оказываясь между бедер. Затем наклоняется надо мной и скользит по телу ладонью. Пальцами легонько задевает сосок, ласково сжимает грудь. Он будто тянет время. У меня внизу живота уже печет. От его прикосновений по коже волнами расползаются судороги, но я не решаюсь его торопить.
Герман наслаждается моим телом, смакует мою красоту, я чувствую его удовольствие. Точно он — искушенный любитель прекрасного, а я — изящное произведение искусства, и он не торопится им обладать, чтобы растянуть момент любования.
Герман гладит меня по щеке, обводит большим пальцем нижнюю губу, и я игриво касаюсь его языком, будто слизываю каплю сока. Ушей касается довольное рычание. Я чувствую, насколько завожу Германа, и в душе разрастается опьяняющее чувство, будто я лучшая женщина на свете. Самая сексуальная, самая красивая, самая обворожительная…
— Ты восхитительная, — рокотливо шепчет Герман, целуя меня в шею, затем поднимается и придвигается вплотную.
Ощущаю его член киской. Горячий даже сквозь слой презерватива. Герман чуть подается вперед и входит. Делаю глубокий вдох, ожидая, что он сейчас вонзится на всю длину, но он не спешит. Продвигается вглубь короткими движениями, заодно позволяя мне привыкнуть.
Для меня это удивительно. Тимур врывался сразу целиком, и я думала, что мужчины так делают всегда. Герман же берет меня очень нежно и аккуратно. Ласково, но неуклонно. Точно прилив, отвоевывающий себе все больше суши с каждой волной.