Развод
Шрифт:
— Если верить путеводителю, в Эмпайр стейт билдинг сто три этажа, — говорю я Элисон.
— Точно? — рассеянно спрашивает она.
— А высота телевизионной антенны, установленной на крыше, 1472 фута.
— Невероятно.
— Объем здания тридцать семь миллионов кубических футов.
— Удивительно.
— Для его сооружения потребовалось семь миллионов человеко-часов.
— Умопомрачительно.
— Ты, мне кажется, воспринимаешь все эти данные с каким-то сарказмом, — говорю я. — Цифры, по которым я вожу пальцем, зачитывая их тебе, должны тебя впечатлять.
— Так они и впечатляют. А как насчет вот чего? Существует девушка, назовем ее для удобства дальнейшего общения Элисон Смит…
— Хорошее имя.
— Ну так вот, эта девушка по имени Элисон Смит любит и всегда
— Отрадно слышать, — отвечаю я смеясь. — Но уж если выяснять все до конца, то позвольте мне ознакомить вас с фактом, касающимся лично меня. Существует молодой человек, назовем его для удобства дальнейшего общения Джимом Оуэном…
— Хорошее имя.
— Ну так вот, этот Джим Оуэн считает, что, кроме нарезанного хлеба [48] , лучше вас ничего и быть не может. А что вы скажете по поводу этого факта?
— Блистательно, — отвечает она. — Ни одна девушка никогда не устанет слушать такого рода факты, особенно если они и в действительности что-то значат.
16.35
Мы стоим на вокзале Гранд Централ. Я говорю Джиму, что это должно быть самое красивое здание на всем свете. Мы смотрим на сонм огней в окнах наверху, и я спрашиваю его, почему никто из сотен людей, находящихся здесь, не смотрит пристально вверх, как это делаем мы. А он отвечает:
48
Многие в Англии, возможно в шутку, считают, что продажа нарезанного хлеба явилась самым гениальным открытием XX в.
— Да потому, что, когда ты проводишь жизнь в повседневной борьбе за место под солнцем, вещам, подобным тем, на которые мы сейчас смотрим, можно уделить всего секунду, дабы ухватить их практическую ценность. То же самое можно сказать и о любви. Ты принимаешь ее за должное, а пройдет некоторое время, и ты перестанешь ее замечать.
Понедельник, 25 августа 1997 года
13.15
Мы в Центральном парке, сидим на скамейке напротив входа в зоопарк. Мы здесь уже часа полтора и просто глазеем на людей, перед тем как пойти в свою гостиницу и начать укладываться.
— Как ты думаешь, у нас когда-нибудь будут дети? — спрашиваю я Джима, глядя на проходящую мимо нас пару с детской коляской.
— Х-м-м… когда-нибудь, — отвечает он. — А сколько детей ты хочешь?
— Двух, мальчика и девочку. А ты?
Джим молчит. Вместо ответа он как-то по-особому пожимает плечами, как будто он затерялся в дебрях своего собственного сознания.
18.45
Сейчас мы в аэропорту, названном в честь Джона Кеннеди. Мы должны были сидеть в самолете уже два часа назад, но рейс на Лондон был отложен из-за грозы. До этого я не видела ничего подобного. Мощные потоки дождя безостановочно льются на огромные стекла окон, сбегая к стокам; беспрерывно в небе полыхают ослепительно яркие вспышки, за которыми почти мгновенно следуют ужасающие раскаты грома. Джим не обращает никакого внимания на разгул стихии. Он уже давно застрял в одном из киосков и никак не может выбрать пару журналов, посвященных поп-музыке, чтобы почитать в полете. Я наблюдаю, как он шарит по полкам, перебирая и просматривая журналы, и вдруг у меня появляется ощущение, что смотрю на него по-особому. Это, видимо, и есть один из таких моментов, о которых пишут в книгах… я ловлю себя на только что возникшей мысли о том, что во всем мире нет другого человека, с кем бы мне хотелось быть. И я знаю, что это такой миг, когда все расставляется по своим местам. Когда я подхожу к нему, чтобы поделиться с ним своими чувствами, на моем лице непроизвольно появляется улыбка.
— Над чем смеемся? — спрашивает Джим.
— Ни над чем… так, да нет, ничего особенного… Просто я сейчас поняла, что хочу, нет, что мне необходимо выйти за тебя замуж. Я серьезно. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы мы были вместе всю оставшуюся жизнь.
Джим посмотрел на меня и сказал:
— Честно говоря, я чувствую нечто подобное. Я думаю, мы должны это сделать.
— Мысль о замужестве сама по себе нормальная, — говорю я Джиму. — Мы не должны делать из этого какого-то особого события. Мне не хочется ни многолюдной свадьбы, ни вообще какого-либо шоу. Давай просто сходим и оформим наши отношения.
— Ты хочешь сказать, что мы должны пожениться тайно ото всех или сбежать и обвенчаться?
— Джим, мы уже не так молоды, чтобы думать о побеге. Нам просто надо будет поехать куда-то, зарегистрировать наш брак, а потом, когда дело будет сделано, объявить всем о случившемся.
— И где бы ты хотела это сделать?
— Есть только одно место, которое, по-моему, подходит. Это то место, где все началось.
Вторник, 4 ноября 1997 года
12.03
Сегодня день нашей свадьбы, и мы приехали в Бирмингем. До назначенного времени регистрации у нас еще примерно два часа. Поэтому, как решили в поезде по пути сюда, мы берем такси до Селли Оук и обедаем в «Версити», который, к нашему великому разочарованию, после ремонта выглядит совсем не так, как раньше. После обеда мы доходим пешком до университета и садимся на скамью перед зданием библиотеки. Налево от нас красивое, увитое плющом здание факультета искусств, впереди — башня с часами и Юниверсити-сквер, куда я часто вместе с приятелями приходил летом, чтобы, лежа на спине, попытаться ухватить суть того, о чем говорилось в книгах по экономическому анализу. Я сижу на скамейке и как будто заново переживаю все, что было тогда.
— Это было долгое путешествие, — глубокомысленно произносит Элисон.
— Какое? — шутливо спрашиваю я. — Из центра города до студенческого городка?
— Нет, от нашей первой встречи в университете до того места, где мы сейчас. Я имею в виду… 1989 год… а ведь кажется, что все это было только вчера. Я все еще помню, как воспринимала мир, какой представляла себе свою жизнь, как поначалу относилась к тебе. Все эти воспоминания до сих пор свежи в моей памяти. И как-то не ощущается, что с той поры прошло уже столько времени и оно так быстро пролетело, верно? Посмотри на нас. Вот какие мы после прожитых лет, ты бухгалтер, я работаю в издательской сфере, и мы вот-вот сочетаемся законным браком. — Элисон зажигает сигарету. — Если бы я, будучи студенткой, могла увидеть себя сейчас, была бы очень довольна. — Она умолкает, чтобы затянуться. — Она была бы немного разочарована тем, что я так и не удосужилась написать тот великий роман, который, как я уверена, носила в себе, но она наверняка обрадовалась бы тому, что я работаю в книгоиздательской сфере. Будучи очень разборчивой в отношениях, она, я думаю, была бы счастлива узнать, что я нашла любовь. Я думаю, что поскольку она вела себя смело и решительно в поисках нужного спутника жизни, то всегда думала, что такого человека, возможно, и не существует, а если он все-таки существует, то ей никогда не суждено с ним встретиться. Я думаю, она бы удивилась, узнав, что она нашла такого человека и им оказался «Парень, который одевается по-особому», потому что она была уверена в том, что этот парень совсем не то, что нужно. А что думаешь ты?
— Я думаю, что тот студент был бы несколько разочарован. Думаю, у него были грандиозные жизненные планы. Он стремился достичь многого, о многом мечтал. Наверняка он и не помышлял о том, чтобы закончить карьеру в бухгалтерии.
— Да, это очень печально, — вздыхает Элисон.
— Да нет, совсем не очень, — отвечаю я. — Но с другой стороны, я думаю, он был бы вполне доволен тем, сколько он зарабатывает.
— А не думает ли он, что ради этих денег изменил своей мечте?
— Он ведь студент. Конечно же, он уверен, что ради этих денег я изменил своей мечте. Думаю, что он некоторое время был бы даже раздосадован… по крайней мере до тех пор пока я не объяснил бы ему, что он никогда не собирался стать рок-звездой. Думаю, что он осознал бы то, что я достиг максимума при тех способностях и знаниях, которыми обладал он.