Развод
Шрифт:
– Идём. – подтолкнул он меня. Почему в его интонации я услышала раскаяние за то, что он лишил меня девственности четыре года назад? Правда, создалось впечатление, что он до сих пор считает себя виноватым, поэтому тащится за мной до самого конца.
– Я бы отказалась, но мне хочется поговорить с тобой обо всем… ты же не думаешь, что ситуация с Джесобом сама собой разрешится?
– Я не знаю ни о какой такой ситуации, которая бы требовала изменений или вмешательства. – поздоровавшись с консьержем, с которым я уже сегодня
– Но Донун, наверное, захочет вмешаться.
– Так и он знает? – брошенный на меня взгляд заставил сжаться. Просканированная, я выдала себя сконфуженной миной. – Это ты ему сказала?
– Я думала он знает, но скрывал от меня! – оправдываясь, развела я руками. И тише, виновато, добавила: - Ну, теперь-то он точно всё знает и ничего от меня не скрывает…
– Сора, иногда мне хочется стукнуть тебя за любопытство. – устало выдохнул Йесон и потер переносицу, сомкнув веки. – Ты когда-нибудь перестанешь лезть туда, куда тебя не просят? Однажды ты уже чуть не погибла просто потому, что никак не могла прекратить доискиваться истины.
– Но ведь не погибла же! И даже спасла некоторых. – важно напомнила я.
– Я благодарен тебе, и даже сказал бы, что любознательность добавляет тебе очарования, если бы не вызываемые этим всем последствия. – мы вышли на нужном этаже и я, дотронувшись до двери, почувствовала себя в безопасности. Достав из кармана пиджака ключи от квартиры, я открыла её и обернулась на пороге, думая, прощаться с Йесоном или пригласить его на чай-кофе, чтобы закончить разговор?
– Хочешь чего-нибудь выпить? – из вежливости предложила я. Он стоял и как-то странно смотрел мимо меня, на вход, на замочную скважину, на дверной проём.
– Нет, я пожалуй… - звякнув серебреными часами на запястье, начал он.
– О боже, извини! – прижала я ладонь ко рту, ощутив новый приступ, и вбежала внутрь, не успев разуться. Пронесшись до раковины, я согнулась над ней, содрогаясь, но рвать было уже нечем, потому что с последнего раза я так ничего и не ела. Проклятое недомогание, когда же оно кончится?
– Как тебя Донун оставил в таком состоянии? – вытерев на всякий случай губы, я повернулась и увидела Йесона, не очень уверенно вошедшего в холл. По-моему, мне впервые довелось увидеть его в состоянии смущенного напряжения. Он будто в женскую баню вошел, хотя мне кажется, он и там бы вел себя проще и расслабленней.
– Он не знает… это началось, когда он уезжал уже. Я сама не понимаю, что со мной такое. Отравилась, видимо.
– Отравилась? – Йесон лукаво улыбнулся. – Ты уверена, что отрава вошла через рот?
– О чем ты? – нахмурилась я, подозревая в его фразе какой-то не безобидный намек.
– Извини, меня почему-то здесь потянуло на пошлости. – он осмотрелся вокруг себя, сунув руки в карманы, и вновь вернул взор ко мне. – Может, ты ждешь ребенка?
– Ребенка? – я выпучила глаза, замотав головой. – Беременность? Нет-нет! Этого сейчас не может быть, я не хочу… тем более сейчас, когда я вообще не знаю, стану ли рожать когда-либо от Донуна. У него уже есть сын!
– И что с того? – пожал плечами Йесон. – Этот ребенок – мой. И что бы не думал по его поводу Донун, он моим останется. Какое тебе дело до того, что кто-то когда-то родил от твоего мужа, если сейчас он твой муж и любит тебя?
– Тебе не понять, ты не на моём месте! – доползла я до стула и села. Йесон прошел на кухню и сел через стол, напротив. Его взгляд обвел колонну с фотографиями, разделявшую зал от кухни-столовой. Там висели в основном наши с Донуном снимки со свадьбы и всех наших поездок. А объездить мы за четыре года успели полмира.
– Ну да, где мне. Это же не я женился на женщине с ребенком от другого.
– Прости. – опомнилась я. – Но я понятия не имею, почему ты так спокойно всё воспринимаешь! У меня сегодня всё вверх ногами встало! Всё рухнуло! И ладно бы только ребенок… я узнала… что… тогда… ну… твою жену… ты…
– Ты про изнасилование? – помог он мне, хотя его голос приобрел леденящую отстраненность.
– Да, я узнала, что Донун участвовал… - договорила я так тихо, что сама боялась себя услышать. Теперь Йесон не стал ничего комментировать. – Я всегда считала насильников маньяками и извращенцами. Я никогда бы не связала свою жизнь с подобным типом. И тут такое…
– Я и не отрицаю, что я, например, извращенец. Может быть даже немного маньяк. Но и меня кто-то любит и терпит. Что же такое изменилось в Донуне? Ты перестала его любить за одно упоминание о его прошлом?
– Нет, я… я люблю его, конечно. – замялась я, по ходу разбираясь в своих чувствах. – Но так много всего навалилось разом! Почему-то мне хочется ответить ему чем-нибудь таким же, но у меня нет темных пятен в биографии.
– Ты рассказывала ему, что мы спали? – безмятежно спросил Йесон. Я вздрогнула, и он понял, что нет. – Чем не темное пятно? Покрасуйся, посмотри на его реакцию. Он, возможно, расскажет моей супруге, нам всем станет больно и неприятно, что-нибудь окончательно сломается и все будут несчастны. Очень в твоем духе, Сора.
– Перестань издеваться! – на его лице расплылась ухмылка, но я понимала, что ему это всё не смешно. – Я не хочу, чтобы он узнал это когда-либо… но нашу-то тайну мы сохраним, правда? О ней знаем только мы, а двое в силах…
– А Химчан? – оборвал меня Йесон. Я покосилась на него исподлобья.
– Он никогда не станет вмешиваться и болтать. Он, наверное, и забыл уже обо мне.
– Не сожаление ли я слышу в твоём голосе? – такое ощущение, что Йесон задался целью продемонстрировать, какими бывают настоящие маньяки и ублюдки, чтобы по сравнению с ним я оценила Донуна и забыла обо всех своих претензиях. Но я раскусила его план.