Разводящий еще не пришел

Камбулов Николай Иванович

— Сизов! Да ведь мы служили в одной армии! — прошептал Захаров. Он повернулся к столу: все так же раскрытым лежал журнал. Захаров взял его в руки и еще раз прочитал заметки на полях: «Пуля дура — штык молодец. Старо!» Он уже не сомневался, что это было написано рукой Сизова. — Нет, он еще послужит, — произнес генерал, жмурясь от яркого солнечного света. И на душе стало так хорошо и легко, будто сбросил с плеч тяжелый груз, который до этого мучил и давил его.

XIII

Стрельбы длились третьи сутки, и ничего необычного в них не было: менялась тактическая

обстановка, ставились новые огневые задачи, как и в прошлый год, когда Шахов еще не исполнял обязанностей старшего офицера на батарее. То было летом, и работать было легче, не так, как сейчас, когда кругом снег, снег, ориентиров очень мало, трудно сделать привязку батареи... И, видимо, командир пока не разрешит применить метод безвилочного поражения целей, хотя Бородин утверждает, что Громов не такой человек, чтобы отменять решение: уж коль он дал «добро» — отступать не будет. «Добро» было получено на партийном собрании перед самым отъездом в лагерь. Это было очень шумное собрание. На нем присутствовали и беспартийные солдаты, сержанты и офицеры. Цыганок, только что принятый в комсомол, на удивление всем, выступил первым. «Был я вроде ржавого котелка, — сказал он, — теперь ржавчина отскочила... Лейтенант Узлов говорит, что я вполне могу работать при нем планшетистом. Вот и прошу попробовать меня на стрельбах планшетистом, а Волошин пусть становится на мое место, замковым, хватит ему таскать снаряды».

— Так и будет! — громко сказал Узлов. Его поддержали Громов, Бородин... Брали обязательства: стрельбы провести с высокими показателями. Уже под конец собрания Громов, выступая второй раз, объявил, что взводу Шахова будет разрешено испытать метод безвилочного поражения закрытых целей.

После собрания вновь тренировались в закрытом винтовочном полигоне. Потом Бородин утром, когда артмастера делали последнюю выверку орудий, провел заседание партийного бюро. Опять обсуждали детали безвилочной стрельбы. Произошла довольно затяжная перепалка между подполковником Крабовым и майором Бородиным. Совершенно неожиданно заместитель командира полка по строевой части бросил Бородину:

— А не кажется ли вам, Степан Павлович, что вы чуток не своим делом занимаетесь?

— Как это не своим?! — удивился майор.

— Много тратите сил на боевую подготовку. Думаю, что от этого не выигрывает воспитательная работа, а, наоборот, проигрывает.

— Я не святой, могу ошибаться. Вы скажите конкретно, где, когда и в чем я попал в белый свет, как в копеечку! Может быть, вы считаете, что я не обязан тормошить людей, чтобы они лучше стреляли, быстро и экономно поражали цели? Я руководствуюсь вот этим. — Бородин схватил лежащий на столе Устав внутренней службы и потряс им в воздухе. — Это для меня закон. Вот что в нем записано: «Заместитель командира полка по политической части обязан: участвовать в разработке плана боевой и политической подготовки полка; организовать и проводить политическую работу, направляя ее на сплочение личного состава вокруг Коммунистической партии и Советского правительства и успешное выполнение задач боевой и политической подготовки, на поддержание постоянной боевой готовности полка...»

— Все это верно, — сказал Крабов. — Однако я полагаю, что стрельба не входит в функции работы партийного бюро.

— Лев Васильевич, но ведь командир решил — моя обязанность мобилизовать коммунистов на выполнение этого решения. А потом, есть ли в полку такие дела, которые не касались бы партийной организации?

— Конечно, нет, — подтвердил Громов.

Крабов умолк, но по выражению лица было заметно, что остался при своем мнении. Когда выслушали разведчиков-специалистов, когда выступил и он, Шахов, когда приняли короткое решение и начали расходиться, Крабов подошел к Бородину, сказал:

— Ты пойми меня, Степа, я не против, но, думаю, чуток рановато. Зима, плохая видимость... Хорошее дело можно загубить.

— Ах вот ты о чем! Так бы и говорил. — Бородин показал ему бюллетень погоды. — Ожидается приличная видимость. А потом, Лева, погоду делают люди. Это надо понимать, люди — мы, все тут...

«Да, люди, — подумал Шахов, — но все же было бы лучше, если бы завтра солнце светило».

Над горами неподвижно висели тяжелые облака, временами набегал ветер, кружил по полю снежные вихри.

Батарея только что заняла новые огневые позиции. Шахов продолжал выполнять свое привычное дело. Хотелось лучше осмыслить, «переварить» тактический замысел стрельб, еще и еще мысленно «ощупать» местность. На это отводилось очень мало времени. Шахов, не отрывая бинокля от глаз, одним дыхом выпалил:

— Первое орудие основное. — Сделав небольшую паузу, тем же звенящим в морозном воздухе голосом добавил: — Основному тридцать ноль-ноль...

— Тридцать-ноль! — эхом отозвался Петрищев.

— Готово! — доложил наводчик Околицын.

— Первое готово! — сообщил командир орудия.

— Второму — веер...

— Третьему...

Команды слышались отовсюду: справа и слева. Когда был построен параллельный веер и установлен единый угломер батареи, началась проверка ориентирования орудий в основном направлении и определение наименьших углов. Теперь можно было чуть-чуть передохнуть. Шахов подошел к Узлову. Узлов рассматривал испещренный цифрами блокнот командира орудия. Сличив переведенные углы по таблице. Узлов вылез из окопчика и начал пританцовывать от холода.

К огневым позициям подкатил «газик» командира полка.

Шахов доложил Громову:

— Товарищ подполковник, первая батарея готова к отстрелу огневых задач.

— Подходяще, значит, торопились не спеша. — Он задержал свой взгляд на Узлове: ему показалось, что лейтенант повзрослел по сравнению с тем, каким он видел его на партийном собрании.

Громов проверил установки, ему понравилась работа огневиков. Уходя, он отозвал в сторону Шахова:

— Стрелять будете первыми, хорошо получится, разрешим второму взводу.

Шахову хотелось крикнуть: «Слушаюсь!» Но в груди что-то сперло, и он тихо сказал:

— Постараемся, товарищ подполковник.

— Капитан Савчук даст вам подробный инструктаж.

Громов объехал огневые позиции, проверил готовность к стрельбам, возвратился на командный пункт в сумерках. В палатке было душновато. В печурке потрескивали поленья. Громов собрался поставить чайник, но одному не хотелось приниматься за ужин, и он, накинув на плечи полушубок, вышел покурить, в надежде, что скоро подойдет Бородин, и они вместе поужинают...