Разыскания в области русской литературы ХХ века. От fin de si?cle до Вознесенского. Том 1: Время символизма
Шрифт:
Ах! Видели Сержа Волконского 356 , Дима встретил его на бульваре, а потом он у нас был (М<ожет> б<ыть>, Дима вам писал уже?). Ходячий ужас. Заживо разлагается, равно плотью и духом. Этот не из «ничтожных», как вы (помните мою терминологию «научную»?), а из «несчастных». Не первый он разлагается на моих глазах. Но – извините, Валичка, – по науке выходит, что и «ничтожные» недалеко уехали. Страшно много любопытного я тут узнала через Мечникова 357 и моего доктора, который лечит мою съехавшую с места почку.
356
Волконский Сергей Михайлович, кн. (1860–1937) – театральный деятель, критик, беллетрист, был директором Императорских театров (1899–1901).
357
Мечников Илья Ильич (во Франции – Эли, 1845–1916) – врач, биолог, в Париже в эти годы был заместителем директора Пастеровского института.
Чулкова не читала, но буду читать и даже ругать в «Весах» 358 .
Раньше времени не злорадствуйте, Валичка,
Милый мой Валичка, я вам не отвечала долго, потому что не хотелось. А не хотелось, потому что как-то очень мне не нравится тон ваших писем. Может быть, больше – может быть, весь тон нашей переписки не нравится. Видите, я беспристрастна. И менее всего хочу обвинять вас.
358
Судя по всему, имеется в виду книга Георгия Ивановича Чулкова (1879–1939) «О мистическом анархизме», бывшая в то время последней сенсацией сезона. Статья Гиппиус – видимо, «Иван Александрович Неудачник» (Весы. 1906. №8). И впоследствии «мистический анархизм» вызывал резкую критику «Весов» и, в частности, Гиппиус.
Для характеристики отношений круга Мережковских с Чулковым в это время, а также для добавочных сведений об их внимании к анархизму приведем письмо Чулкова к Д.В. Философову, написанное на почтовой бумаге журнала «Адская почта»:
Многоуважаемый и дорогой
Прежде всего, извините, что пишу на редакционной бумаге: нет другой под руками.
Спасибо за письмо. Очень интересуюсь тем, что Вы напишете о моей книжке. Скоро выходит моя другая брошюра «Анархические идеи и Генрик Ибсен». Мне очень хотелось бы, чтобы Вы и эту книжку приняли во внимание при Вашем разборе.
Прочел Вашу статью в «Нашей Жизни» по поводу Эльцбахера: а я как раз занимаюсь синдикализмом и читаю «Le mouvement Socialiste» (и даже случайно познакомился с г-жею Лагардель; последняя – впрочем – не очень интересна). Совершенно согласен с Вами относительно синдикализма: он очень скучен и очень необходим. Я вообще занимаюсь теперь анархизмом, особенно Штирнером. Читаю «Der Einzige und sein Eigentum» (и с большим трудом: я ведь почти не знаю по-немецки).
Не можете ли Вы, дорогой Дмитрий Владимирович, переправить мне книжку Амона через библиотеку, через Антона Владимировича? Устройте, Бога ради!
Передайте мой искренний привет Дмитрию Сергеевичу и Зинаиде Николаевне. Крепко жму Вашу руку. Любящий Вас Георг. Чулков.
10 авг. 1906 г.
Мой адрес старый: СПб., Саперный, 10, кв. 55.
(Amherst Center for Russian Culture. Zinaida Gippius and Dmitry Merezhkovsky Papers. Box 6. Folder 11). См. также: Михайлова М.В. З.Н. Гиппиус и Г.И. Чулков // Вестник Московского университета. Серия 9: Филология. 1999. № 5.
Но виноваты ли мы оба или никто не виноват, – факт налицо, и я думаю о том, что бы тут сделать. Есть, конечно, лишь два средства: или изменить тон, или прекратить переписку. Которое вам больше по душе? Я, с своей стороны, готова попытаться сделать первое, и в случае неудачи перейти ко второму. Я не предполагаю непременной неудачи. Ведь все-таки мы с вами люди неглупые, да и простоты в нас, ей-Богу, больше, чем это иногда кажется. А в тоне нашей переписки есть какая-то дурного тона непростота, которая, может быть, какими-нибудь отношениями, или положениями, или временами, или возрастами и бывает оправдана, но только не нашими. Никаких у нас таких оправданий нет, а потому мы и могли бы, уж если переписываться, то с бльшим умом, грацией и пользой, нежели делаем это.
По-моему, вы согласитесь со мной. Сами, я думаю, видите, что «не того».
А что вам революция сделала, что вы пишете о ней с таким старательным презрением? Ведь нельзя же презирать безумие за то, что оно цельное и круглое, а не «благоразумное полубезумие» 359 ? Я знаю, хорошо знаю, помню, что вы не «презираете» ни безумия, ни смерти. Так зачем вам понадобились эти лишние слова, – которые, впрочем, меня не огорчили. Просто лишние, в самом совершенном смысле.
359
Автоцитата из стихотворения «Грех» (см. выше).
Напишите, Валичка, (если напишется) обо всех людях, которых видите (ну, конечно, не обо всех – это преувеличение). Но о некоторых. И неужели, вообще говоря, у вас нет ничего, что бы вы могли сказать только мне, только мне бы подходило? – Думаю, есть ли у меня такое, что бы вам только подходило? Размышляю… нахожу. Но для этого надо тон писем изменить. И призн'aюсь, что на это потребуется труд. Однако не пожалею труда. А вы?
Такая африканская жара, что мы сидим 4 дня в плену, ни шагу из дому. Даже уехать нельзя.
Милый Валичка. Какой вы смешной! Ведь «учить» это и значит «давать». (Надо знать, как учить-давать, но это уж другой вопрос. Я никогда не стану бескорыстной, всегда буду стремиться «получать» – но я не вижу, почему должен наступить момент, когда никто мне ничего не будет давать, никто не захочет меня учить? Или не сможет, хотите вы сказать? Не думаю, чтобы я дожила до этого. Пока, во всяком случае, даже и вы очень щедры ко мне. И оказались на этот раз даже в положении для вас хоть и не «самом худшем», но все-таки мучительном: вы даете (учите), а сами не хотите получать, да и действительно не получаете, должно быть, потому что я готова, по всей доброй воле.
360
Дата написана неразборчиво. Возможно, должно читаться «7». Однако лекции в летнее время были скорее исключением, чем правилом.
Я не обижаюсь вашей жалостью, ведь это я же вам первая и сказала, что для вас вместо любви – есть жалость. И это хорошо, пусть тот, кто не знает любви, хоть жалостью дышит. Все-таки дыханье. Жалость, обращенная ко мне, не спасает меня, но и не вредит мне; я просто не чувствую ее; но вам, конечно, этот цветок в душе всегда должен давать кой-какую радость лишнюю.
Что касается стремления к неодиночеству – то ведь это стремление всечеловеческое, вечное и бесспорное. И оно же – и ваша тоже сущность. Разница лишь в силе устремления, а затем в средствах, к которым прибегаешь. Кроме того – я еще требовательна. Я хочу не-одиночества <так!>, обусловленного известным одиночеством, т.е. сохранением личности. Иные, отчаявшись, идут на эту уступку – ну и получают легче и скорее меня. Я знаю, что цель моя в полноте недостижима. Что из этого? Есть более и менее. И мою надежду на более я не отдала бы за вашу всю уже имеемую вами радость. – Вот вчера на лекции Минского 361 видела Смирнова. Подошел к нам с Димой и сказал: «Здравствуйте, я здесь не бываю, я не занимаюсь социальными вопросами, я работаю и очень счастлив, я так счастлив, как даже в СПб не бывал. Ну, до свидания». И ушел, страшный, с мертвым лицом (как никогда даже в СПб), с мертвым голосом. Нам сделалось холодно и больно. А ведь это из области «вашего счастья», Валичка! Я вас не люблю, но так как умею любить вообще, то и не жалею вас; но просто иногда делается по человечеству больно, – от этого чужого «счастья». Тем более, что знаешь вашу исступленную стыдливость насчет не счастья и червонность истинную, не ту, в которую вы наряжаетесь. Вам кажется, что необходимо показывать радость, быть счастливым, до такой степени въелось в вас декадентство и беспомощность. Вы так боитесь жалости, что даже если б и не умели обманывать себя – обманывали бы других. Смирнов обманывает себя, но слишком неискусен, чтобы обмануть других, и мертвая маска его сразу обличает его. А вы, конечно, готовы ради себя верить и в смирновское счастье. Вы уже требуете от всякого непрерывное (надрывное) исповедание «счастья». Мое трезвое спокойствие вы принимаете за «беспросветность» и советуете мне резиньяцию с таким жаром, как будто вы тут чего-то касались собственным опытом… Нет, я революционерка и на резиньяцию не пойду, что бы она мне ни сулила. И мое средство для достижения не-одиночества – я считаю единственно верным. Не усумнюсь в том, если и не успею сама пройти весь курс лечения и не вылечусь. Рецепт оставлю. Другие успеют больше меня.
361
О какой лекции Н.М. Минского идет речь, нам неизвестно.
Жалость, по-моему, ожесточает человека `a la longue 362 . В вашем письме чувствуется, хотите не хотите, ожесточение. А какая уж радость при жесткости.
Нет, не заражайте меня. Вот Смирнова заразили… нет, нет, не дай Бог эдакого счастья. Право, он очень страшный. В заключение скажу, что я не хвалюсь знанием вас вполне, но лишь кое-что знаю, и знаю, что оно – хорошее.
362
В конце концов (франц.).
Дорогой Валичка!
Вы так близко – и так до сих пор недостижимы! Неужели не приедете на денек – на два? Погода дивная, а что здесь дивно – вы знаете.
Я не сомневаюсь, что все равно скоро вас увижу, может быть, раньше даже, чем Дима (ведь он едет отсюда в Амьен 363 ) – но мне хотелось бы скорее, да и «на земле» я вас ни разу не видала. Может, совсем иначе на вас посмотрится – и не забудется.
Не пишу вам больше, во-первых, потому, что всякие письма – прах и тлен, а во-вторых – рука не ворочается, кончаю мучительную и отвратительную статью, которая мне самой опротивела до чертиков 364 .
363
В Амьене с 8 по 16 октября 1906 г. проходил XV национальный конгресс синдикалистов. Письма Философова к Гиппиус из Амьена опубликованы: Пахмусс Т.А. Страницы из прошлого. С. 87–88.
364
Через полтора месяца Гиппиус писала Брюсову: «С эти письмом посылаю Ликиардопуло (он так просил) – увесистую кипу бумаги. <…> Статья “Без мира” посвящена сборнику (преимущественно) “Вопросы религии” <…> Относительно статейки “Наоборот” – уж не последнее, а первое слово за Вами. Там прямо речь о “Весах” (с очень узкой и парадоксальной точки зрения) и речь против “Весов” <…> Третья статья “Мы и они” – лишь некое предисловие к будущему, вопросы ”тактики”, даже еще не “практики”» (Письмо от 15 (28) ноября 1906 // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 153–154). Вероятно, в данном письме имеется в виду статья: Гиппиус З. Без мира // Весы. 1907. № 1. С. 57–65. О получении двух сборников, о которых там идет речь, Гиппиус сообщала Брюсову 8 октября н.ст. Статья «Мы и они» датирована маем–июнем 1906 (Весы. 1907. № 6. С. 47–54). Статья «Наоборот» в печати не появлялась, кажется возможным предположение Т.В. Воронцовой, что это вариант статьи «Братская могила» (Весы. 1907. № 7. С. 56–63). Однако в начале октября она не могла писаться, т.к. значительная ее часть посвящена повести М. Кузмина «Крылья», появившейся только в 11-м номере «Весов» за 1906 г.
Вот кончу – тогда на день влюблюсь в нее.
Что же, надеяться нам на явление ваше или покориться? Черкните открыточку.
Еще вот что: хотя я и не предполагаю серьезно, что на выставке будет мой портрет Бакста en Mlle de Maupin, однако на всякий случай передайте ему (где он?), что у меня определенное и незыблемое желание этого портрета больше ни на какой выставке не знать 365 . Не правда ли – вы ему это скажете?
365
Речь идет о знаменитом бакстовском портрете Гиппиус в мужском костюме (1906). Мадмуазель де Мопен – героиня одноименного романа Теофиля Готье.