Разыскивается живым или мертвым
Шрифт:
И в этот момент в темноте раздался леденящий душу вопль, служащий сигналом к атаке.
— Тревога! — во всю мощь своих лёгких заорал я.
Мисс Тейлор подскочила, спросонья хватаясь за револьвер и тут же стреляя куда-то во тьму, я пытался разглядеть хотя бы одного индейца среди теней, мерцающих на краю видимости. Крик повторился, индейская пуля выбила тучу щепок из борта дилижанса, и я тут же пальнул на вспышку. Я старался держаться так, чтобы между мной и апачами всё время был или костёр, или дилижанс.
— Сьюзен, живо внутрь! — рявкнул я.
Девчонка выпустила из своего Уокера ещё четыре пули, стараясь целиться так, как я показывал, и беспрекословно подчинилась приказу, зигзагами рванув к дилижансу, в котором отдыхали бабуля и раненый мистер Барнс.
Я же палил из винчестера, горланя для бодрости духа армейские марши и без конца перемещаясь с места на место. Чем-то это мне напоминало тир с появляющимися мишенями, разве что в тире мишени не стреляли в ответ. Хвалёная меткость индейцев, воспетая в книгах и фильмах, явно оставляла желать лучшего, они палили в белый свет, как в копеечку, стараясь взять меня числом. Ну а я стрелял на вспышку, благо, дымный порох при выстреле даёт её достаточно яркую, тем более, в предрассветных сумерках.
То и дело кричали раненые апачи, вопили и улюлюкали в темноте их ещё боеспособные товарищи, пули свистели и жужжали вокруг меня, словно очень злые пчёлы.
— Пошли нахер отсюда, уроды краснокожие! — ревел я. — Моё кунг-фу сильнее вашего!
Наконец, вместо выстрела раздался только щелчок, я даже не заметил, как высадил все одиннадцать патронов. Пришлось уронить его на землю и хвататься за револьвер. По-македонски стрелять, может быть, и эффектно, но не так эффективно, поэтому я расстрелял сначала шесть патронов из одного Миротворца, и только потом вытянул его брата-близнеца.
Не знаю, сколько это всё продолжалось. Может быть, всего минуту, но для меня она тянулась максимально долго. Почти как целый рабочий день. Похоже, древние индейские боги, духи предков и прочие сверхъестественные сущности сегодня были на моей стороне. Ни одна индейская пуля меня не задела, так только, немного поцарапало щепками от дилижанса.
Но постепенно крики затихли, пальба прекратилась, и над нашей стоянкой вновь повисла гнетущая тишина. Я залёг возле огромного колеса дилижанса, и принялся методично набивать патроны в винчестер. Это быстрее, чем заряжать сейчас Миротворцев, даже унитарными патронами.
И это позволило какому-то краснокожему смельчаку застать меня врасплох. Он подкрался неслышно, с одним только ножом, и я заметил лишь движение тени боковым зрением. Я тут же перекатился вбок, досылая патрон в винчестер, но выстрелить уже не успел, воин-апач бросился сверху, чтобы убить меня прежде, чем я убью его. Я сумел только встретить его ударом приклада, сбивая с траектории, и мы кубарем покатились по песку, словно дерущиеся коты.
Пришлось и мне вытащить нож. Я схватил индейца левой рукой за запястье, пытаясь его выкрутить, но ублюдок оказался неимоверно силён. Вышло так, что он оказался сверху, и теперь, стиснув белые лошадиные зубы, изо всех сил пытался заколоть меня. Ну а я изо всех сил сопротивлялся. Я впервые видел индейца в боевом раскрасе так близко. Пожалуй, даже ближе, чем вчерашнюю банщицу.
Я выпустил нож из ладони, начал сопротивляться двумя руками, удерживая бритвенно-острое лезвие ножа в считанных сантиметрах от моего лица. Мне даже удалось отыграть немного расстояния, заставить апача напрячься ещё сильнее, но на его монголоидном лице уже светилось выражение нескрываемого торжества. Будто он уже снял с меня скальп и демонстрировал свою удаль всему племени.
— Сдохни, вонючий козотрах! — раздался вдруг крик мистера Барнса, а потом голова апача разлетелась кровавыми брызгами.
Будь ты хоть самым могучим воином, но выстрел из дробовика это выстрел из дробовика. Я вмиг скинул с себя его безжизненное обмякшее тело и снова схватился за винчестер, ошалелым взглядом осматривая стоянку.
— Это был последний, мистер Шульц, спокойнее, спокойнее, — мягко произнёс Барнс, тяжело опираясь на приклад дробовика.
Я шумно выдохнул и утёр лицо, заляпанное чужой кровью. Меня снова потрясывало. Как я так его упустил из виду? Что, если бы таких краснокожих ниндзя оказалось несколько?
— Вы спасли мне жизнь, мистер Барнс, — хрипло сказал я.
— Пустяки, вы бы сделали то же самое. Да вы, впрочем, и сделали, — хмыкнул он.
Барнс по-прежнему имел бледный вид, рана его беспокоила, и он держался за левый бок, но он нашёл в себе силы встать и прийти мне на помощь. Я это оценил.
— Все целы? — спросил я.
— Удивительно, но да, — сказал Барнс.
Я сунул в зубы папиросу и сломал несколько спичек, пытаясь прикурить дрожащими руками, так что Барнс разжёг спичку вместо меня, и я с облегчением затянулся крепким виргинским табаком. Этот апач будет мне сниться в кошмарах. Вместе с Чико.
Что до остальных индейцев, убитых и раненых, то я не сразу нашёл в себе силы подняться и проверить тела.
— Мистер Шульц, не забудьте снять волосы! — воскликнул Барнс. — На них найдутся покупатели в Санта-Фе, да и в других городках тоже.
— Волосы? — хмыкнул я.
— Конечно! Скальпы, индейские скальпы, — Барнс после короткого отдыха несколько оживился. — Двадцать баксов за скальп без ушей. Выгодный бизнес, знаете ли.
— Занятно, — хмыкнул я, глядя на свой нож.
Дилеммы о том, снимать или не снимать, даже не стояло. Повернись ситуация чуть иначе, скальпы сняли бы уже с нас, громко радуясь на всю округу. Так что я прошёлся по округе, без сожаления срывая кожу с голов апачей. Пять шевелюр — уже сотня долларов. Действительно, выгодный бизнес.
Нет, устраивать тут кровавый меридиан я не собирался, резать всех подряд ради скальпов явно не для меня, но и разглагольствовать о морали тоже. Дикий Запад потому и называется диким.
Несколько первых скальпов я чуть не испортил, но потом вроде как наловчился, но всё равно извозился в крови по локоть. Всего я лишил волос шестерых апачей, причём двух раненых бедолаг пришлось перед этим добить. Сколько-то, по всей видимости, сумели уйти. Апачи, кстати, добивать бы не стали, скальпировали бы ещё живого, а так я считал, что проявил милосердие. Оставлять их подыхать в пустыне раненых было бы куда более жестоко.