Разжигательница
Шрифт:
Но тут я вскрикиваю и падаю на колени перед судьёй Мендесом. Он хватает меня под локти, заботясь о том, чтобы не повредить правую руку ещё сильнее. Меня бесит то, как осторожно он меня держит. Бережно. Я как стеклянные безделушки на туалетном столике: хрупкая, уязвимая, легко сломать. Прижимаю руку к груди.
— Что такое, Рената? — спрашивает судья Мендес.
— Что произошло? — нетерпеливо вставляет король Фернандо.
Я морщусь и показываю ладони.
— Ваша честь, я не могу.
Я держу их так, чтобы он вновь мог рассмотреть повреждения. Линии на ладонях смещаются, свет слабо
— Она бракованная, — выплёвывает король слова, обращаясь к судье Мендесу. — Что хорошего в орудии, которое я не могу использовать?
Орудие. Слово звенит в моих ушах.
— Она ранена, — возражает судья. Наверное, он единственный человек во всём королевстве, кто может противостоять королю. Мендес обнимает меня одной рукой. — Это сделал Лозар, когда узнал, кто она такая. И ей пришлось его убить.
— Лозар, — повторяет король Фернандо. После того как я услышала историю старика-вентари, как он некогда состоял в королевском совете, я гадала, проявит ли король сожаление. Но на его лице сейчас что угодно, только не раскаяние. — Я думал, он скончался давным-давно.
Прикусываю язык, чтобы не разразиться ругательствами. Вместо этого издаю приглушённый стон.
— Её руки — ключ к её магии, — поясняет судья Мендес. Они оба стоят надо мной, и я чувствую запах каждого. Кровь бежит по моим венам, и я замираю неподвижно, потому что боюсь, что мои рефлексы возьмут верх, и я побегу прочь. — Она единственная робари, которую мы нашли, с тех пор как…
— Мне об этом прекрасно известно, — обрывает его король.
Меня переполняют вопросы: о ком они говорят? Что они с ними сделали? Что сделают со мной, если я не смогу выбраться отсюда? Если я не справлюсь…
— Простите, ваше величество. Леонардо и я позаботимся о её ране, и она вскоре поправится.
Король Фернандо разворачивается и возвращается к своему трону. Королева Жозефина мнёт своё светло-голубое платье в руках. Она выглядит так, словно перестала дышать, пока он приближается к ней. Весь двор затаил дыхание. Король подобен солнцу в этом зале, а все остальные — сорнякам, тянущимся за ним, к его свету, куда бы он ни пошёл. Альман выглядит белым пятном под его чёрными одеждами. Я опять ловлю себя на желании прикоснуться к трону. Хотя он не сияет от воспоминаний, мне бы хотелось проверить, если вдруг что-то всё же осталось глубоко внутри.
Когда король вновь поворачивается к нам, его тёмные глаза останавливаются на мне. Моё сердце ухает вниз, и ужас, которого я давно не испытывала, пробегает по позвоночнику.
— Скоро Фестиваль Солнца, — выносит решение король Фернандо. — К этому времени твоя рука должна успеть зажить. Императрица Лузо со своими приближёнными нанесут визит. Пора нашим южным соседям по ту сторону Кастинианского моря понять, с кем они имеют дело.
— Даю вам своё слово, ваше величество, — судья Мендес и горстка других судей кланяются, подтверждая получение приказа.
Фестиваль Солнца состоится через две недели, даже чуть меньше. У меня есть двенадцать дней. Двенадцать дней, чтобы найти оружие во дворце и уничтожить его. А потом я убью принца. К началу фестиваля меня здесь
Стискиваю зубы, удерживая на лице выражение повиновения. Только что я одержала свою маленькую победу, сумев их всех одурачить.
Король Фернандо делает вдох, и такое ощущение, что все в зале повторяют за ним. Его тёмные глаза пытливо смотрят на меня.
— Уберите Лас-Росаса с глаз моих, — в итоге приказывает король Фернандо, сверкая многочисленными кольцами на пальцах, и весь двор выдыхает.
Мгновение длится вечность, пока лорда Лас-Росас уводят обратно в темницу. Я задумываюсь над тем, могут ли держать аристократов где-нибудь в другом месте, например, в камере с кроватью и едой. Потому что даже будучи преступниками, они не простые смертные… и не мориа. Могут ли придворные, наблюдающие за происходящим, представить себя на его месте, как если бы кого-то из них вот так увели?
Два узника, формирующие Руку Мориа, стоят, единые в своём молчании. Стеклянные глаза смотрят в стену позади меня. Если моя рука заживёт, а я не успею завершить свою миссию, то мне придётся стать одной из них. Со мной Руке Мориа будет не хватать только одного — иллюзионари, встречающихся почти так же редко, как и робари. Вспоминаю свирепый взгляд Марго, её решимость, граничащую с ослиным упрямством… Это всё в ней бы погасло. Неважно, что было между нами, я не могу допустить ни малейшей возможности такой судьбы для неё.
— Итак, Рената Конвида, — когда король Фернандо произносит моё имя, я чувствую на себе его давление. Он вынимает кинжал из ножен на бедре. Небольшой, симпатичный клинок с сапфирами на рукоятке. Теперь я понимаю, откуда взялось тёмное пятно под моими ногами. Клятвы приносят на крови. — Раз ты пока не можешь исполнять свои обязанности в качестве моей робари, готова ли ты принести присягу на верность моему двору в качестве моей подданной?
Я должна испытывать облегчение, что мой обман сработал и порез на руке дал мне отсрочку. Но мышцы ног деревенеют, словно отказываясь принимать мои действия, когда я опускаюсь на холодный мраморный пол.
— Я готова, — произношу в ответ, сжимая кулаки так сильно, что швы расходятся и кровь стекает тонкой струйкой.
— Клянёшься ли ты отдать свою жизнь ради меня, если потребуется, и защищать существование и традиции Пуэрто-Леонеса?
— Клянусь.
— Её ладоням не должно быть никакого вреда, Ваша светлость, — замечает судья Мендес. Второй раз он испытывает благоволение короля перед всем двором, что не может обернуться ничем хорошим для него. Тем не менее, я вижу метание в глазах короля, пульсирующую вену на его шее.
— Её ладоням, говоришь, — повторяет король Фернандо. Его слова холодны, как сталь клинка, которым он разрезает кожу у меня на груди. Я втягиваю воздух сквозь зубы и прикусываю язык от острой боли. — Так тоже будет достаточно крови.
Придворные ахают, гул их голосов становится всё громче, их веера движутся так быстро, что могут вызвать ураган. Я не смотрю ни на Лео, ни на Мендеса.
— Клянёшься на крови служить своему королю, Правосудию и Отцу миров?
Проливать кровь во имя этого человека — всё равно что идти против всего, за что я сражалась.