Реактор. Черная быль
Шрифт:
Когда они вошли, в квартире была полнейшая тишина. Но едва переступили порог столовой, раздалось многоголосое «По-здрав-ля-ем!» Гелий растерялся, он не ожидал, что в доме окажется столько народу. Потом, разобравшись, кто есть кто, понял, что на юбилей совместной жизни к родителям пришли двое их сыновей с женами и пятеро внуков. Ему стало неловко, что он лишний в этом семейном кругу, но чуткая Рива Юрьевна, очевидно, это заметила и уделила гостю столько неназойливого, но искренне ласкового внимания, что чувство неловкости у него вскоре прошло.
Когда сыновья вышли покурить на балкон, а женщины стали пересервировывать стол к десерту, Михаил Борисович сам подошел к Гелию:
– Знаете,
Ошеломленный обращением «коллега», Гелий растерялся и не сразу ответил:
– Конечно, удобно, – и уточнил: – К двенадцати в лабораторию приехать?
– Ну зачем же в лабораторию? Сюда приезжайте. Не волнуйтесь, гостей не будет, так что в моем кабинете нам никто не помешает.
Когда Гелий прощался с гостеприимными хозяевами, Рива Юрьевна на пороге протянула ему небольшой сверток: «Ларочке и Анне Яковлевне от меня большой привет, а в свертке рогалики, на пробу». Он пытался отказаться, но его и слушать никто не стал.
Дома мама Аня сначала огорчилась, что внук отказывается от ужина, но узнав, что он был в гостях у Гольверков, успокоилась. И когда он рассказал, что принес на пробу рогалики по ее рецепту, бабушка рассмеялась:
– Это она тебе из вежливости так сказала. На самом деле это я всегда ее рецептами пользуюсь.
– Это точно, – подтвердила зашедшая на кухню мама. – Ривочка кулинар известный, а таких тортов и пирожных, как у нее, – по всей Москве не сыщешь.
***
Тот воскресный разговор в доме Гольверка Гелию врезался в память на долгие годы. «Не будем терять времени», – предложил профессор и подошел к стоящей на ножках возле книжных стеллажей доске. Вернее, это была даже не обычная учебная доска, а переворачивающееся матовое стекло – парень таких сроду не видел, профессор привез ее из Франции, где был на симпозиуме. Ученый быстро начертил цветным мелком несколько схем. Затем, перевернув стекло, загородив спиной, встал так, чтобы не было видно, еще что-то. Вернул стекло на прежнее место. Через несколько минут от Гелькиной идеи, которой он втайне, чего уж греха таить, гордился, не осталось камня на камне.
Гольверк снова перевернул доску, показал свои схемы. Гелий сидел удрученный. Поясняя, в чем ученик ошибся, учитель острых углов не сглаживал, говорил резко, даже тон его стал каким-то неприязненным. Потом губкой стер все с «доски», жестом пригласил присесть в кресло, сам устроился напротив.
– А теперь самое время запить горечь ароматным чайком, – предложил он светским тоном радушного хозяина и стал колдовать над чайником. Когда действительно ароматный напиток был готов, заговорил снова.
– Вы думаете сейчас, что это крах, конец, а это на самом деле – начало. Начало того пути, который вам предстоит пройти. Я сейчас скажу вам кое-что, а вы запоминайте, ну а если не захотите – воля ваша. Как говорится, каждый сам кузнец своего несчастья. Вы человек, безусловно, одаренный. Говорю об этом прямо. И я, скорее всего, не первый, кто вам об э том говорит. Неудивительно, что вы в это верите. И правильно. Верить в свой талант необходимо, без этого нельзя. Но сегодня вам кажется, и ваша работа меня в этом убедила, что жизнь ученого складывается по формуле «пришел – увидел – изобрел». А это не так. В любую идею надо вдохнуть жизнь. А для этого необходимы глубочайшие знания, широкий кругозор и еще много чего такого, о чем вы даже и не догадываетесь сегодня. Понимаю, что говорю сейчас вещи, на первый взгляд, банальные, но на то она и жизнь, что состоит из огромного количества тех самых банальностей, без которых не может быть самой жизни. Вам это еще предстоит понять. Поэтому сейчас не нужно задумываться над моими словами и анализировать их. Просто примите, в порядке исключения, как аксиому.
– А почему в порядке исключения? – не понял Гелий.
– А потому что аксиомы тоже нужно проверять, иначе никакой вы не ученый. Что же касается мною сказанного, то приведу такой пример из собственной жизни. У меня был друг детства. Мы ходили вместе в детский сад, учились в одном классе, даже сидели все школьные годы за одной партой. Вместе «заболели» физикой, поступили в университет, одновременно защищались, стали кандидатами, а потом и докторами наук. Все эти годы бытовало мнение, что мой друг – талант, даже гений. Обо мне же говорили, что я человек способный. В наших компаниях мой друг любил разглагольствовать так: «Без ложной скромности скажу, что действительно чувствую себя на пороге гениального открытия. Но Мишка, – это он обо мне, – пойдет дальше меня. Пусть у него нет таких задатков, зато у него есть железобетонная задница, и он своей усидчивостью добьется всего». Речь сейчас не о моих научных успехах, – счел нужным пояснить Михаил Борисович. – Речь о моем друге. Уверовав в свою гениальность, он только на это и уповал. Человек действительно с большим потенциалом практически прекратил развиваться. Он так и остался рядовым доктором наук, которых тысячи, не сделав в жизни ни единого стоящего открытия. Мне бы не хотелось, мой новый юный друг, чтобы вы повторили судьбу моего старого товарища.
– А я не знаю, о ком выговорите, Михаил Борисович? – не сдержался Гелий.
– Нет, – отрицательно покачал головой Гольверк. – Он купил себе домик в ближнем Подмосковье, живет отшельником. У нас с ним осталась одна общая страсть – рыбалка. Потому что во время рыбалки вовсе не обязательно о чем-то говорить, можно просто смотреть на воду и молчать. Кстати, вчера я ездил именно к нему. Ну а теперь, нам пора прощаться, я, знаете, устал что-то, да и нездоровится. И имейте ввиду, Гелий, отныне двери этого дома для вас всегда открыты. Запишите мой домашний телефон.
– Я запомню.
Когда Гелий уже вышел на лестничную площадку, ученый окликнул его и спросил:
– А как у вас с английским языком?
– Посредственно, – откровенно признался Гелий.
– Ну что же вы! – заметно огорчился профессор. – Немедленно начинайте учить английский, немедленно! Вам необходимо читать зарубежные научные журналы.
Глава седьмая
Михаил Борисович Гольверк выскочил из кабинета декана вне себя от ярости. Щеки его пылали, сердце щемило, и он никак не мог трясущимися руками извлечь из кармана трубочку валидола. Только что декан, всегда такой сдержанный и корректный, отчитывал его, как мальчишку. Его, всеми уважаемого и почитаемого академика, лауреата, чье имя было известно ученым всего мира!
Поначалу разговор складывался весьма миролюбиво. Николай Федорович поинтересовался, как идет подготовка научного сборника, немного поговорили о предстоящем международном симпозиуме, где Гольверк должен выступать с докладом. И вдруг декан резко изменил тему:
– Скажите, Михаил Борисович, давно ли вы занялись частным репетиторством? – спросил декан.
Вопрос был настолько нелепым и неожиданным, что Гольверк поначалу даже не понял, о чем идет речь.
Декан пояснил: стало известно, что студенты посещают дом профессора, где получают у него частные платные консультации.