Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)
Шрифт:
Он поднимает голову…
То есть, что я говорю, не может он поднять голову, не может он сесть на земле, неуклюже встать…
…через секунду вижу себя бегущим по просеке, кажется, я кричал, а может, нет, не помню, бросаюсь в дом на окраине деревушки, врезаюсь в отца…
– Ты чего, а?
Вздрагиваю, прихожу в себя, действительно, чего я…
Сегодня он потревожил моё убежище. Разрыл сухие листья. Мне кажется, это добрый знак, кажется, он перестаёт меня бояться.
Почему так бешено колотится сердце…
Оно теперь всегда бешено колотится,
Но и…
А больше мне и нечего отдать…
Дамочка цокает каблучками, совсем близко. Выскакиваю из проулка, выхватываю сумочку, ай, ах, ой-ой-ёшенки, как сказал бы Чердак…
Бегу в темноту ночи, в хоровод осенних листьев. Скорее к Чердаку, за снадобьем, осталось потерпеть немного, и буду плясать в хороводе мертвецов, сам лёгкий, бесплотный, бестелесный…
Кто-то преграждает дорогу…
– Ты чё, парень, охренел?
Кто-то хватает сумочку, вырывает, пусти-пусти-пусти, отбиваюсь от кого-то, визжит дамочка: держите его, держите, кто-то швыряет меня на землю, на какие-то штыри какой-то стройки…
…прихожу в себя, ещё думаю, что это за липкой гадостью меня облили, не сразу спохватываюсь, что это моя кровь. С третьей попытки поднимаюсь на ноги, дамочки нет, сумочки тоже нет, ничего нет. Нет сил даже ругаться, сам виноват, упустил, упустил, упустил. Проще всего снова выйти на охоту, да чёрта с два выйдешь, если руки в крови, в буквальном смысле, в крови.
Иду в сторону Чердакова дома, ещё надеюсь на что-то, не век же он в долг не даёт, ну один-единственный раз, ну только один…
…не сразу спохватываюсь, что сердце у меня больше не бьётся. Ни бешено, ни небешено.
Никак.
– А сейчас он там есть? – спрашивает отец.
– Нет.
Смотрим в подступающие сумерки. Сам себе кажусь идиотом, выдумал тоже, нажаловался отцу, как маленький. И вот готов спорить: на этот раз ничего не будет. Совсем. И потащит меня отец с полным правом к психиатру.
– А он когда приходить начал?
– Да… с сентября. Как я решил, что весной в Москву поеду…
Отец кивает. Сжимает ружьё, заряженное серебряной ложечкой. Так спокойно, будто для него это дело обычное, бить упырей. А может, и правда обычное. Что я вообще знаю про отца…
– Скелет, говоришь, истлевший?
– Ну.
– А крылья у него есть?
– Не-е…
Отец снова кивает. Мне кажется, он не боится. Может, только кажется.
Выволакиваю себя из засохшей листвы. С каждым разом выволакивание даётся мне всё тяжелее и тяжелее. Оказывается, мёртвое тело тоже не вечное, И бешеные пляски мертвецов в холоде осени – не навсегда.
Иду к дому. В который раз иду к дому. Может, на этот раз я достучусь до него. Может, он услышит. Может, поймёт. Может, не поедет в Москву. Или, по крайней мере, не пойдёт в Армагеддон. Или…
Он смотрит на меня с той стороны окна. Ему только семнадцать. У него ещё всё впереди. Между нами два года жизни… и смерти. Между нами Армагеддон. И Чердак с его анекдотами. И зелье. И бешеные пляски мертвецов. И сумочка в подворотне. И…
Он видит меня. Он даже поставил на окно икону, чтобы меня отпугнуть, икона обжигает меня какими-то
Вижу рядом своего отца. Вру, уже не моего – его отца. У меня отца нет. У меня вообще ничего нет. меня самого уже нет.
Огромным усилием воли протягиваю истлевшую руку. Стучу в окно.
Отец вскидывает ружьё. Что он задумал…
2013 г.
Острова
Я проснулся на своём острове, как всегда, огляделся вокруг: не осыпался ли остров за ночь, не стал ли меньше, не истлел ли. Нет, кажется, всё в порядке. Кажется… Ну да, всё в порядке, всё те же самые двести квадратных метров от и до, ровная серая площадка, и моя плетёная хижина посередине. Больше у меня ничего не было – площадка и хижина, да в те времена я не знал, что может быть что-то другое…
Нет, было, конечно, другое – там, на других островах. На островах в стороне от меня – были бунгало, коттеджи, дома, даже многоэтажки какие-то, только это уже на очень больших островах, во много километров. Я даже не понимал, как они держатся в воздухе, высоко в небе. Были и маленькие островочки, где только и умещался, что человек – и я не знал, как бедняга спит, как у него вообще не затекают ноги всё время сидеть на коленях. И как он не свалится во сне…
Разные были острова. Я выходил из хижины – и видел их много-много. Большие, маленькие, средние, голые, поросшие травой, с хижинами, с домами, с коттеджами, с людьми, – все они парили в воздухе, медленно поднимаясь вверх, как крохотные пузырьки в воде. Мой остров поднимался вверх не быстрее всех, но и самым медленным он не был. Так, среднее что-то, и радоваться особенно нечему, и тревожиться повода нет.
Если посмотреть вниз, можно увидеть крыши домов, кроны деревьев, крохотные человеческие фигурки на других островах. Когда я смотрел вверх, я видел ровные серые площадки – основания островов, летящих в небо. Островов было много, они парили в небе, как опавшие листья, только не вниз, а вверх – и я всё искал между ними клочки высокого синего неба.
Где-то там, внизу, рождались миры. Где – я толком не знал, читал в учебниках, что есть внизу какая-то Твердь, не то планета, не то ещё что, на которой вырастают острова – растут, поднимаются над ней, выше, выше, сначала неловко, неуверенно, становятся на крыло, а потом взмывают вверх, к небу, к далёким звёздам. Клочок земли, где вырос остров, сколько-то месяцев отдыхает, рубцует раны – а потом снова порождает остров…
Когда остров поднимается высоко, из его плоти, из его глины вырастает жемчужина жемчужин, главное, для чего живёт остров – человек. Ещё голый, ещё плохо понимающий, кто он и что – он уже видит, что летит вверх, навстречу звёздам, и радуется, и смеётся от счастья. Ходит по острову, ловит кусочки того, что падает сверху: одежду, ветви, щепки, иногда – камни, кое-какую утварь, строит себе жилище, кутается в лохмотья. Много что делает человек на своём острове, но главное – тянется вверх.
Вверх… Ну, конечно, все по-разному, кто-то летит быстрее, кто-то медленнее, обгоняем друг друга, состязаемся, как можем – говорят, кто-то даже умеет силой мысли подгонять свой остров, тянуть его вверх, вверх. Видел умельцев, которые приладили к островам крылья – это просто смешно, как будто какие-то крылья здесь могут помочь. Хотя, говорят, какие-то пропеллеры есть, реактивные двигатели – но я их не видел, может, слухи всё это…