Реалити-Шоу
Шрифт:
Чуть не забыла, мне же в четверг выставку сельскохозяйственной и строительной техники освещать. Международную! Направляюсь прямиком в бухгалтерию, деньги нужны позарез, поклянчу на такси, водителя всё равно никто не даст, а мероприятие за городом проходит. Доберусь на бесплатном автобусе, который пустят из центра на время проведения выставки, а денежек ровно на тушь для ресниц хватит. Копеечка к копеечке, так-то.
— Тысячу рублей на такси? — выпучила бухгалтер глаза, — ты туда на лимузине ехать собралась?
— Нет, на такси, — возражаю отчаянно, чуть слабину дашь, и плакала моя французская тушь, — мне ж ещё назад как-нибудь добраться нужно. Не забывайте об этом. Так что и тысячи может не хватить. А ещё жарища-то какая стоит. У вас-то хорошо, кондиционер дует, водичка, вон, холодная стоит под рукой, а хочешь горячая. А там стакан
— Вот воду, как раз таки, можно и с собой набрать в бутылочку. И бутербродик какой-нибудь себе заверни. Котлетку пожарь, на хлебушек положи и готово.
— Бутербродик? Котлетку? В такую-то жарищу? Сразу видно у кого в кабинете холодильник стоит.
Нашему бухгалтеру можно смело давать Нобелевскую премию по экономике. Кому угодно обоснует, что тысяча рублей — колоссальная сумма, космическая, чуть ли не бюджет области, армию можно на эти деньги содержать. За двадцать лет существования газеты никто так и не узнал, сколько у нее зарплата. Кажется, даже главный редактор не знает. В этом заключается привилегия бухгалтера — всё про всех знает: сколько зарабатывают, сколько на руки получают, сколько тратят, а как про неё речь заходит, так там, видите ли, деньги любят тишину. Пожила бы на мой оклад, может, по-другому пела бы, да с моим окладом такую газовую печку не отъешь, что в обычное кресло уже не влезает. Золота на себя навешает, три цепочки поверх кофты, а кольца, которые уже не налезают на толстые пальцы, она на цепочку нанизывает, как бисер. Не переношу таких. Жаба. А тот, кто придумал жабу с жадностью сравнивать, точно был с ней знаком.
— Так что? Дадите денег или мне служебку писать, что на выставку не еду, бухгалтерия денег зажала?
— Распишись, — выдавила она из себя, тыча ручкой в расходный ордер так, словно вместо «Распишись» хотела сказать «Подавись».
Аккуратно уложив свой трофей в кошелек, с высоко поднятой головой я вышла из бухгалтерии. Из важнейших задач на сегодня оставалось убедить Серёжу в том, что он должен оплачивать мою квартиру, и второе по счёту, но не по важности и сложности — не потратить деньги сразу. Почему-то я не сомневалась, что Серёжа приедет вечером и останется до утра, стоило лишь немного подождать и убедиться в полной работоспособности интуиции, но сидеть, сложа руки, выше моих сил. Может написать ему сообщение? Что написать? «Ты приедешь вечером?». Нет. Он тут же спросит: «А что случилось?», придется сочинять, что-то выдумывать. Печатаю: «Купи хлеб по дороге домой». Удаляю. Домой? Нет, не так. «Если вечером поедешь ко мне, купи хлеб». Уже лучше, но всё ж не то. Может не хлеб, а что-нибудь другое? Что? Снова удаляю и чем дольше думаю над текстом сообщения, тем меньше уверенность, что он приедет. С таким темпом, ещё через минуту, сам факт существования Серёжи станет под сомнение. Черт с ним, приедет, поговорим, а не приедет… Приедет-приедет, точно приедет.
Не придумав никакой приманки, решила ждать. Чувство тревоги с каждым часом нарастало. Мысль попросить купить хлеб больше не казалась глупой, казалась незавершенной, недостаточно веской, чтоб поменять его планы, если они были. Шел пятый час, пора домой, ещё полчаса на работе и можно даже не пытаться влезть в переполненную маршрутку.
Ничего так и не предприняв, я лежала на диване и ненавидела Серёжу. Семь часов. Восемь часов. Темнеет. Тишина. В половине десятого на лестничной площадке послышались шаги. Негромкий стук, подергивание ручки, барабанное соло по жестяной обивке двери. Пришел. Подождала секунд тридцать и открыла. Серёжа улыбался во весь рот, сжимая за спиной букет хризантем. Я тоже улыбнулась.
— Тебе пора завести собственный ключ, — сказала чуть осуждающим тоном.
— Я думал об этом.
— Постоянно ты о чем-нибудь думаешь. А ты не думай, просто сделай себе ключ, привези своё полотенце, свои тапочки, кружку… — с каждым названным предметом я загибала палец, а он растеряно слушал, не веря ушам, — и сходи за хлебом.
Глава шестая
Я проснулась раньше Сергея и, чтобы закрепить результат вчерашнего разговора о его переезде, решила приготовить завтрак. В холодильнике, как обычно — ничего, десяток яиц и кусочек масла. Несвежий хлеб, который Серёжа вчера купил, так и лежит в полиэтиленовом пакете на столе. Если он когда-нибудь позовет меня замуж, откажу, а когда, спустя много лет, спросят почему я так поступила, отвечу, что не нашла
Серёжа незаметно подкрался, обхватив меня за (хотелось бы сказать талию) бока и поцеловал в шею.
— Доброе утро, — процедил он сквозь нечищеные зубы.
— Доброе утро, — ответила, похлопывая ресницами, — умывайся скорее, завтрак стынет, — сказала я, понимая, что эту фразу произношу первый раз в жизни и что слова эти куда интимней любого признания в любви, их не говорят кому попало. Смутилась.
— Вкусно пахнет.
— А то! Могу поделиться рецептом. Ты на работу не опоздаешь?
— Нет. У меня отпуск. Целую неделю.
— Везёт же некоторым.
— Ещё как, не отпуск, а мечта. Хочешь на работу ходи, не хочешь — уволят.
— У меня такой отпуск уже восемь лет не кончается, — выдохнула я с сожалением. — Слушай, может, ты сможешь меня подвезти?
— Да, до обеда я свободен.
— Ты ж мой золотой, — просияла я и поцеловала его в щёку, потому что зубы он так и не почистил.
Выставочный павильон, если можно так назвать гравийную площадку в начале Восточного промузла, занимал значительную площадь, не меньше гектара. Найти его не составило труда, указатели начинались от съезда с улицы Рязанской на Куйбышевское шоссе и повторялись через каждые двести метров. Да и не заметить комбайны, выстроившиеся в ряд горным хребтом, было невозможно. Серёжа терпеливо простоял полчаса в пробке и высадил меня у самого входа, задекорированного под арку из тюков соломы.
— Тебя подождать? — спросил Серёжа учтиво.
— Нет, не стоит. Сделай лучше дубликат, — сказала я и протянула ему ключи от квартиры, — надеюсь, я тут не задержусь.
— Если что, звони.
— Обязательно.
Сзади посигналила машина, которой мы загородили проезд, я спешно выскочила под палящее солнце, а Серёжа проехал несколько метров вперед, развернулся, смешался с потоком машин и вскоре полностью исчез.
Осмотрелась кругом, знакомых лиц нет. Прошлась по аллее жаток, плугов, сеялок, сфотографировала таблички с описанием экспонатов. Огромные, с зализанными обтекателями и крыльями трактора были больше похожи на яхты, стоимость их, кстати, ненамного меньше. Возле каждого стояли механизаторы в новеньких синих комбинезонах, поверх белоснежных футболок. Складывалось впечатление, что и не механизаторы они вовсе никакие, а нанятые артисты, мускулистые, гладко выбритые, причесанные. Не удивлюсь, если их покажут в вечернем телешоу в роли адвокатов или злостных алиментных должников.
Трижды успела раскаяться, что отпустила Серёжу, к моменту, когда набрела на призрака из параллельной социалистической вселенной. «Сталинец С-65», было аккуратно выгравировано твердым машинным почерком на стальной табличке. Грязно-серая краска нанесена недавно, грубо, с потеками, как бы подчеркивая почтенный возраст стального монстра.
— Достойный представитель своего вида, — произнес мужской голос за спиной.
Уверенная, что реплика предназначается не мне, я решила её записать, а позже использовать в статье. В Интернете найду описание этого чудища, и в сравнении, как было и как стало, пройдусь по новинкам.