Реалити-Шоу
Шрифт:
Календарь на экране телефона показывал, что сегодня вторник, тридцать первое августа. «Последний летний день», — отметила я про себя и грустно улыбнулась. Всю ночь льёт дождь. По ощущениям — поздняя осень. Двое суток прошли в забытье, как тяжелый сон больного гриппом.
— Соберись, тряпка, — сказала я вслух и не узнала собственный голос, хриплый, как у курильщика с приличным стажем. Прокашлялась. Знобит. Слабость и ломота по всему телу. — Соберись же. Поныла и хватит. Слезами горю не поможешь.
Ниночке пришло уведомление о
— Алло.
— Доброе утро, — проверещала Ниночка радостно, — ты куда пропала? Я уже хотела в полицию звонить. И позвонила бы, не сомневайся.
— Знаю. Не сомневаюсь ни на секундочку.
— Что-то случилось? Что с твоим голосом? Заболела что ли?
— Нет, нет. Ничего.
— Ага, так я и поверила.
— Правда, ничего. Не беспокойся, всё пройдёт.
— Можешь нормально объяснить? Я вся извелась. Вы как в субботу уехали, так ни ответа, ни привета. Доехали? Не доехали? Жива? Не жива? Ногти себе по локоть сгрызла, переживала. С тебя маникюрша, между прочим.
— Как разбогатею, так сразу.
— Договорились. Признаваться будешь или тебя пытать придется?
— Второе.
— Ну, ты напросилась, — сказала Ниночка грозным тоном и секунду помолчав, добавила, — ставь чайник уже еду.
Чайник не поставила. Всё равно чая нет, да и сахар закончился, а дорога займет у неё не меньше часа. Пошла в душ. Из зеркала на меня укоризненно посмотрело незнакомое лицо, вытянутое, с синими кругами под опухшими глазами и очень грязными волосами.
— Сейчас, чудище, мы из тебя королеву будем делать, — усмехнулась я, сбросила белье на пол, перелезла через бортик ванны и, задернув шторку, принялась обильно поливать тело горячей водой. Мылилась от пяток до шеи, смывала пену, повторяла процедуру снова и снова, пока не услышала громкий стук в дверь.
— Иду, иду, — прокричала я в ответ, обернулась полотенцем и поспешила в коридор, оставляя на линолеуме мокрые следы. Дверь оказалась не заперта, и когда до неё оставался метр, распахнулась настежь. От неожиданности я подпрыгнула на месте, одновременно пятясь, поскользнулась и чуть не свалилась на пол. Ниночка, округлив глаза, наблюдала за моими пируэтами. Её плащ вымок насквозь, а на локте висел такой же мокрый длинный зонт-трость.
— Ты чего? — пробормотала она, растерянно роняя челюсть.
— Чего-чего, напугала меня, вот чего, — возмущенно ответила я, как только обрела равновесие, — не ожидала, что дверь будет открыта.
Ниночка, всё еще стоя на лестничной площадке, перевела недоуменный взгляд с меня на дверь и снова на меня. Я тут же спохватилась:
— Не стой на пороге, заходи скорее.
Она вошла и настороженно огляделась.
— Ты одна?
— Даже не представляешь себе насколько, — ответила
— Представляешь, один урод обрызгал меня возле твоего подъезда. Ну, не урод конечно, нельзя так говорить про человека, да и не виноват он вовсе. Увидел меня, притормозил, и машина едва катилась, а когда поравнялась со мной, колесом в яму, как плюхнется. Оказывается, в луже была глубокая яма. И тут настоящее цунами меня с головой накрыло. Он такой руками развел, извинился и дальше поехал. Ну, а, собственно, что ему ещё было делать? Хорошо, я у самого твоего подъезда была, буквально в метре. Говорила, да, что уже возле подъезда была, — тараторила она как заведенная, сжимая кулачками невидимый предмет перед собой, охая, кряхтя и ахая.
— В этом мы с тобой похожи, словно магнитом притягиваем неприятности на ровном месте.
— Ой, да чтоб это было самой большой моей неприятностью, — махнул она рукой. — Серёжа на работе?
— Наверняка, — говорю уклончиво, — он больше со мной не живёт.
— Да?! — воскликнула Ниночка удивленно, — а что так?
Я пожала плечами.
— Поругались, что ли?
— Можно и так сказать. Не то чтобы сильно поругались, просто, думаю, он меня никогда не любил и устал притворяться.
— А ты его?
— И я его никогда не любила и тоже устала притворяться. Помнишь тот разговор в ресторанчике на день воздушно-десантных войск?
Она сощурилась, как бы припоминая, и кивнула многозначительно.
— Так вот зря всё это было.
— Что именно?
— Серёжа, реалити-шоу и так далее.
Ниночка шикнула и заговорщески прошептала на ухо:
— Нельзя же говорить про это самое.
— Уже можно. Хуже не будет. Хуже просто некуда. Я на мели. В кармане ни копейки. Через месяц выселят из квартиры. Прощай Рязань, да здравствует Касимов! Устроюсь в школе учительницей русского языка или уборщицей, кем возьмут, тем и устроюсь. Вечерами буду лузгать семечки на лавочке, провожать закаты и вспоминать своих старых боевых подруг. Заведу нового кота, даже десяток котов и кошечек. Сегодня же уехала бы, но как было сказано, денег нет, даже на автобусный билет.
Глаза у Ниночки вдруг заблестели, она вцепилась крепкими объятиями и, шмыгнув носом, жалобно пробормотала:
— Не говори так, не уезжай.
Я смахнула слезу тыльной стороной ладони, уткнулась лицом в её густые, пахнущие дождем волосы.
— Ничего не поделаешь, Зай. Жизнь не кончается, но надо уметь проигрывать. Я рискнула, поставила всё на зеро. Будешь ко мне приезжать?
Она активно закивала, кудрявая прядка попала в нос, защекотала. Я сморщилась, непроизвольно хмыкнула. Ниночка оторвалась, чуть отстранилась и, пристально заглянув в глаза, с готовностью застрекотала: