Реальность фантастики №01-02 (65-66) 2009

Вахтангишвили Ираклий

Прометавшись всю ночь в смутных неприятных сновидениях, с утра Ва-лентин проснулся совершенно измученным. «Если черная роза снова не удалось, то остается вышвырнуть горшок из окна и следом выброситься са-мому», – обреченно подумал он, подходя к подоконнику. Увиденное не об-радовало: крепенький стебелек, маленький бутон, глянцевые, еще клейкие листики, – и никакого отношения к семейству розоцветных. Впрочем, рос-точек был еще совсем не оформившийся, какой-то неуверенный. Он как будто медлил, выбирал, прислушивался к внешнему миру в ожидании подсказки. Что оставалось делать? Только ждать. Валентин стоял над ним, поглядывал на часы, выстукивал пальцами полузабытый танцевальный мо-тив. Ах, как лихо он отплясывал когда-то,

а его возлюбленная смеялась и хлопала в ладоши. Он сам не ожидал от себя такой прыти. Втрескался по уши, как мальчишка, из кожи вон лез, чтобы угодить, обрадовать, удержать. Розы дарил охапками, каждое утро посылал корзину свежайших, в росе, с золотистой карточкой… В рождество, на ужине у ее родителей, он сделал предложение по всей форме, с вставанием на колено и целованием руки. Она только улыбалась, а папенька ее проворчал в усы: «Такие дела обмоз-говать надо», и ясного ответа Валентин так и не получил – пока не услы-шал издевательское «когда расцв

етут черные розы». А может, он зря расстраивается, и это испытание на прочность чувств? Или все гораздо банальнее: любила, любила – да и раз-любила? Выбросила, как надоевший цветок? Он поморщился от этих ко-лючих, тоскливых мыслей, обхватил себя руками, словно в ознобе, и уви-дел, что у растения утончился стебель, прорезались шипы, а лепестки сжа-лись и вытянулись, прячась друг за друга, и стали наливаться чернотой, как будто кто-то пролил на них бутылочку чернил.

Тут, как всегда, без спроса, в комнату шумно ввалился Густав.

– Там в саду…, – начал он.

– Сколько раз я просил тебя стучаться? – неожиданно для самого себя злобно крикнул садовник. Я занят, я провожу важный эксперимент! По-шел вон!

Густав непонимающе смотрел на него. Потом пожал плечами и ушел, по привычке сдвинув хмуро брови. «Уж конечно, обиделся. Нашел время, недо-умок», сердито подумал Валентин. И замер, обрадованный: лепестки у но-ворожденной розы потемнели еще сильнее, словно тень наползла на бутон.

– Давай, давай, – подбадривающее прошептал Валентин. – Мы им всем покажем! Они у нас еще поплачут! Черней, милый мой, черней!

И цветок старательно чернел. Он все впитывал в себя: воду, гормоны роста, злые слова и редкие лучики солнца. Он колебался. Такие разные и переменчивые настроения у людей в этом доме. Густав откровенно сер-дился, и роза послушно приняла в себя его густую, вязкую, как патока, злость. Садовник тешил и лелеял внутри себя клубок ревнивых сомне-ний и обид, и роза выпивала, разматывала их, ниточку за ниточкой,- горькие, ядовитые, недобрые мысли. Но вот, робко постучавшись, в ком-нату заглянула Лиза. Мысли девушки, светлые и переливчатые, как вода беззаботного лугового ручейка, удивили и обрадовали цветок. Оказыва-ется, можно быть и таким, теплым, любящим, спокойным. Он примерял на себя новые эмоции, выбирая и прислушиваясь, и они ему очень даже понравились.

– Послушай… Я хотела поговорить с тобой по поводу выставки …

– Не мешай мне, закрой дверь! – вспылил садовник. Он неотрывно гля-дел на розу и видел, что ее лепестки вдруг стали белеть.

Не принимай так близко к сердцу…

– Оставь меня в покое, хромоножка! – в сердцах крикнул он. Лиза дер-нулась, как от пощечины, глаза ее стали большими и влажными. Цветок в горшке поежился. Как быстро меняются эмоции людей! От солнечного лу-га не осталось и следа, мысли девушки стали вдруг холодными и зябкими, как зимний вечер, когда прогорело последнее полено в очаге и сквозь неза-конопаченные стены пробирается в дом ледяная тьма.

Лиза поспешно скрылась за дверью. Садовник с досадой стукнул кула-ком по столу. Обернулся – и увидел, что роза расцвела.

Свежевыбритый, с полотенцем на шее, садовник торопливо причесывал-ся перед зеркалом. Надо спешить, конкурс цветоводов вот-вот начнется.

Валентин не сомневался, что победит. Еще бы. Они рты раскроют и позабу-дут захлопнуть, когда увидят черную розу. «Это невозможно! – восклик-нут они». И когда Валентин будет стоять с медалью на шее, в толпе мельк-нет знакомое лицо, и тогда он громогласно объявит: «Я взрастил это чудо для моей невесты, для самой прекрасной девушки города!» – и что ей оста-нется, как не подняться на сцену? Он свирепо улыбался, предвкушая три-умф. Она не посмеет прилюдно отказаться от данного слова.

Он прислушался. Как тихо в магазине! Ни одного покупателя за день-и не диво: сейчас на площади настоящий цветочный базар, букетики и бу-тоньерки на любой вкус, почтенная публика, все самое красивое и толь-ко для вас! Лиза собиралась с утра уйти туда с лотком фиалок, как всегда,- но нет, осталась дома, старалась не попадаться на глаза, тихонько прибира-лась в кухне. За завтраком девушка была порядочно заплакана, и Густав смотрел хмурее обычного, все молчали, и садовник подумал даже: а вдруг они уйдут, бросят магазин? И тут же грубо перебил сам себя: да пусть уходят, что я, уборщицу не сыщу, работника нового нанять не сумею? Это нас-только второстепенно, что не стоит внимания, особенно сейчас.

Конечно, Валентин нервничал. Тысяча обстоятельств могла помешать его дерзкому плану. Вдруг его возлюбленная просто-напросто не придет на праздник города? Приболеет, уедет к тетушке на именины, закапризничает из-за порванного чулка. Или польет дождь и размочит всю праздничную мишуру. А не то из-за малого количества участников возьмут да и отменят соревнования цветоводов, и тогда не подняться Валентину на сцену, не произнести победительную речь. Хотя вот этого не стоит опасаться. Не бы-вало еще случая, чтоб не нашлось желающих побороться за победу. Всякий, кто высадил около дома пару черенков, кто по субботам тяпкой в огороде ковырялся, – мнил себя выдающимся селекционером. У одного тюльпаны «пестрым лепестком» заболеют, появится на цветках светлая штриховка,- а он туда же, суетится, шампанское открывает: мол, создал новый сорт! У другого на гладиолусах капустница похозяйничает, бутоны погрызет, – а он гордо заявляет, что вывел-де уникальные дырчатые цветы! Тьфу, неу-дачники. Разве может кто-то из них соперничать с ним, с Валентином?

Он приосанился. Сделал самое горделивое выражение лица, какое умел. Вот так он встанет, откинет волосы с лица и проникновенно изречет… Но он не успел придумать и первых слов, потому что в этот момент колокольчик звякнул, и в магазин вошла она, его неверная возлюбленная. Как всегда са-мо совершенство, в пышном абрикосовом платье и лаковых тупоносых ту-фельках, завитая и припудренная, точно ручной работы кукла из дорогого магазина игрушек. И Валентин сразу вспомнил, что стоит полуодетый, без сюртука, в нелепых подтяжках, с идиотской ухмылкой на устах.

– И что же это за новые обстоятельства? – спросила красавица, подой-дя к нему. – Учти, я пришла исключительно из любопытства, а не поддав-шись уговорам твоего несуразного письма.

– Но я не писал тебе писем, – растерянно проговорил Валентин.

– А это, по-твоему, что? – она протянула ему конвертик. Валентин бегло просмотрел строчки, написанные незнакомым кудрявым почерком. Женская рука, женская. Недовольно он обернулся в сторону кухни. Вот ведь, и кто про-сил вмешиваться? Доброжелательница выискалась… Он справился бы и сам, он провернул бы блестящую многоходовку, сыграл бы на тщеславии, покорил бы триумфом – и теперь вот, все сломлено, вместо триумфа несвежая рубаш-ка и отсутствие козырей в рукаве. Хотя, может, так оно и лучше? А вдруг бы ему все-таки отказали бы? «Я не твоя невеста, неудачник!» – и толпа глазеет с жадным интересом, жалостью, презрением, насмешкой. А ведь, пожалуй, это и к лучшему. Ни к чему такие разговоры на публике разговаривать.