Реальность сердца
Шрифт:
— У меня не было другого выбора. Нас искали по всему Брулену.
— Я ведь и не говорю, что вы сделали ошибку, — очередная глянцево блестящая сочная ягода отправилась в рот. — Вы с Готье поступили совершенно верно. Я вам очень благодарен, Далорн. И за спасение принца, и за спасение Керо. Мне даже неловко просить вас о помощи… Далорн сжимал и разжимал сомкнутую кольцом дверную пружину. Лубок с руки сняли только позавчера, и запястье до сих пор ныло, особенно под утро. Тугая повязка не унимала эту нудную, тягучую боль — требовалось время. Пальцы слушались куда хуже, чем нужно, вот и приходилось их разминать. Герцог Гоэллон явился пару часов назад в сопровождении одного из эллонцев отряда Готье. В первый момент Эмиль не поверил своим глазам, но пришлось прикрыть их ладонью, сложенной козырьком, и убедиться — да, это не видение; а потом со ступенек слетела Керо, и тут уж
— Ну-ну, милая моя, я тоже рад вас видеть… Мы поговорим после, хорошо? Идите, вам нужно успокоиться.
Девушка, кажется, обиделась — судя по вздернутому носику и нарочито спокойной походке, которой она прошествовала мимо и вверх по лестнице, в свою комнату. Эмиль вздохнул и шагнул навстречу герцогу Гоэллону, стараясь не выдавать своего удивления. Короткое рукопожатие. Двое огандцев-приказчиков, хмуро следивших за сумятицей во дворе, убрали оружие и отправились по своим делам. Всего таких молчаливых наблюдателей в этом доме было не меньше двух десятков. Подмастерья красильщиков, приказчики, слуги и даже конюхи служили синьору Лудовико Павезе — «дядюшке Павезе», почтенному торговцу тканями, — во многих ипостасях. Любой из них дрался немногим хуже Далорна, а что они еще умели, он мог только предполагать: взломать самый хитрый замок, проследить за опытным заговорщиком, подслушать любую беседу… Половину из них знали в Брулене под другими именами и считали за своих, с членами Лиги свободных моряков они были на «ты» и вместе обделывали многие интересные дела. Эмиля они слушались, потому что так велел хозяин, но приглядывали и за ним — алларец подозревал, что по приказу все того же Павезе. Торговец тканями был хитер, предусмотрителен и полностью не доверял никому, хотя с Эмилем его связывали пять лет дружбы, а в этом доме он не раз находил приют и помощь. Посторонним же — и Шарлю Готье, и его людям, и тем, кто приезжал вместе с ними, — здесь доверяли весьма условно. Улыбались, обнимались и, по местному обычаю, крепко целовали «дорогих гостей» в обе щеки, но глаз не спускали ни днем, ни ночью. Даже кухонные мальчишки таскали за голенищем сапога длинный тонкий нож, а интересовали их вовсе не только бадьи с водой и тарелки. Брали их не с улицы, а из семейств, входивших в большую семью Павезе, которая, в свою очередь, входила в клан Кампори, а тот — в Семь Кланов.
Такова была вся северная Оганда: жаркое гостеприимство, ослепительные улыбки, щедрые пиршества во дворах в тени олив, — и припрятанные в рукавах ножи, стилеты, кинжалы. Семьи, соперничающие, а порой и откровенно враждующие между собой, тайны, планы, интриги, секреты кланов, секреты в каждом доме из белого камня, окруженного густыми высокими деревьями. Герцога Гоэллона, кажется, это совершенно не смущало. Он приветливо поздоровался со спустившимся синьором Павезе, немедленно был обозван «приемным отцом прекрасной синьорины, о котором мы слышали столько, что начали уважать уже заранее, а теперь просим нижайше почтить наш дом присутствием», на что только слегка улыбнулся, продолжая обмениваться любезностями в здешней манере, — то есть, расспрашивая о делах, прибылях, урожаях, числе мастерских, членах семьи и их здоровье. Приветствие гостя затянулось почти на час, и это еще означало, что у Лудовико уйма срочных дел, а традиции дома он продолжит укреплять вечером. От этой непрерывной болтовни, сопровождавшейся бурной жестикуляцией, непривычный человек мог бы сойти с ума, но герцог Гоэллон был терпелив. Он, как и положено дорогому гостю, обошел дом и мастерские, попробовал пять сортов вина и шесть — масла, которым Павезе тоже торговал, кивал, задавал вопросы, выслушивал ответы и, надо понимать, вполне удовлетворил первые ожидания хозяина дома.
— Я извиняюсь, я раскаиваюсь и прошу меня простить, но сейчас у меня нет ни малейшей возможности пообедать с вами вместе. Простите ли вы меня, если мы расстанемся до ужина? — Лудовико махал руками, скорбно улыбался и кланялся, едва только слезу не проронил.
— Разумеется, прощу, синьор Павезе. Признаюсь, мне и самому хотелось бы несколько отдохнуть перед тем, как продолжить знакомство с вами. Я выехал на рассвете…
— Ах, ох, какой стыд, я совсем забыл об этом! — хлопнул
— Чего пожелаете? — спросила она. — Обед готовится.
— Молока, если это вас не затруднит.
— Молока-а? — изумилась домоправительница; в доме Павезе все старше пяти лет пили вино, сначала разбавленное, а потом и обычное. — Ну, как скажете. Может, вам еще и черешни?
— Великолепная идея, синьора Мария.
— Синьорина, — буркнула, разворачиваясь, женщина. — Идите с синьором Эмилио, вам все подадут наверх. Комнаты уже готовы.
— Какая прелестно немногословная дама, — подмигнул Эмилю герцог. — Пойдемте…
— Да, к здешним обычаям надо привыкнуть, а еще лучше тут родиться, — ответил Далорн.
— Знаю я одного такого, который только и мечтает здесь родиться, — улыбнулся герцог. — Издали Оганда кажется такой милой страной… Сейчас Эмиль смотрел, как герцог Гоэллон опустошает здоровенную расписную миску с отборной иссиня-черной черешней, и мучил свою пружину, которую свернул для него один из подмастерьев красильщика. Кувшин с соблазнительно холодным, с ледника, молоком стоял на столе, уже наполовину пустой.
Герцог просит о помощи? Но какого рода помощь ему нужна? Спрашивать отчего-то не хотелось: Эмиль не сомневался, что не сможет отказаться — а сейчас он совершенно, решительно не желал никаких новых авантюр, даже самых заманчивых и даже в обществе Гоэллона. Он покончил с любыми планами и предприятиями, он хотел лишь одного — вернуться в герцогство Алларэ, в родную Лорну. Вместе с Керо. Осесть там, жить с молодой женой, охотиться по утрам, читать вечерами, выходить в море лишь для собственного удовольствия, учить толпу племянников, троюродных братьев и прочих дальних родственников Реми фехтовать, а потом — растить уже собственных детей.
— Герцог, я должен вам сообщить. Я сделал предложение вашей воспитаннице, и она его приняла.
— Эк-кххм… — кажется, Гоэллон подавился очередной ягодой; он отложил миску в сторону и откашлялся, прижимая руку к груди. — Простите?..
— Я собираюсь жениться на Керо, — без церемоний объяснил Эмиль.
— Так-так-так… Это подвиг, достойный большей награды, чем прежние два. Что ж, мои поздравления! Не буду вас ни о чем просить, вы уже сделали для меня куда больше, чем это в силах человеческих.
— А о чем собирались?
— Забудьте. Женитесь и возвращайтесь домой через Кертору и Агайрэ. Готье вас проводит.
— Нет, все-таки — о чем?
— Далорн, простите за интимный вопрос — вы по любви женитесь?
— Само собой! — возмутился Эмиль.
— Тогда ваше желание удрать от молодой красивой невесты не только неприлично, но и необъяснимо.
— Куда это он собирается удирать? — прозвучал от двери подозрительно спокойный голос.
— Керо, вы уж определитесь, входите или уходите, а прятаться за занавесью — не самое изящное решение, — повернул голову Гоэллон. Эмиль улыбнулся: в тоне герцога насмешка тесно сплеталась с искренней заботой. Северянка прошла в комнату и села в кресло, подобрав пышную юбку. Лицо застыло фарфоровой маской, слишком бесстрастной, чтобы кого-то обмануть. Алларец прекрасно знал, что подобное выражение предвещает бурю, и чем спокойнее держится Керо, тем более интересные вещи предстоит выслушать тому, перед кем она посчитала необходимым надеть эту маску.
— Он никуда не собирается. В любом случае, я его с собой не беру. Не беспокойтесь, прекрасная невеста. Кстати, примите мои поздравления, я искренне рад.
— Благодарю, — вежливый кивок, хрустально звенящий голос. — Я была уверена, что вы обрадуетесь. Эмиль вздрогнул. Нужно ли понимать это так, что Керо решила выйти за него замуж назло герцогу Гоэллону? Но почему?.. Пружина звякнула и развернулась, острым концом вонзившись в стол.
— Сейчас вас, Керо, весьма превратно поймут, — ответил Гоэллон. — Похоже, уже. Далорн, вы допускаете серьезную ошибку. Керо, вам стоит объясниться самой.