Реальный Gameррой
Шрифт:
Самоконтроль + 0,5 %
Оскари закладывает ружья в багажник. Для каждого ружья свой чехол. На боку самого потрепанного вышито «О». Как вчера объяснял Оскари – это у него счастливый чехол, с ним он никогда обратно пустой не возвращался. Вроде бы как амулет.
Машина снова рычит, а мы с Оксаной оказываемся на задних местах. Как в кинотеатре – места для поцелуев. Юрий поворачивается к нам и пытается что-то говорить, но Оскари вскоре сворачивает с асфальта на проселочную дорогу. Машина то и дело подпрыгивает на ухабах, и я с небольшим удовлетворением наблюдаю, как начальник логистики то
И это не один момент для радости. Вы не поверите, но на моей тыльной стороне ладони расположилась теплая ладошка Оксаны! Сама она отвернулась к окну, словно наслаждается видами сказочного леса. Наши руки не видны за пакетом с бутербродами. Если бы только Юрий знал об этом!
Никаких поглаживаний, никакого пощипывания, никаких царапаний. Теплая ладошка накрывает мою руку и всё. ВСЁ? Да это для меня почти как полет во сне, как редкие секунды победы в соревновании, когда к финишу идешь после трудных тренировок и упорной подготовки. Эти мгновения счастья, это полуобморочное состояние, когда дыхание перехватывает, и на переносице скапливаются тяжелые капли пота. Ни с чем несравнимые ощущения. Кто любил, тот должен меня понять.
– Мы скоро приетем, – говорит Оскари. – Так что котовьтесь к тесантированию.
– Оскари, вот ты вроде бы давно в России живешь. Неужели так трудно избавиться от акцента? – спрашивает Юрий.
– А зачем? Человек толшен пыть тем, кто он есть на самом теле, и не пытаться потстроиться пот чушое мнение. Мне в этом отношении нравится Порис, он располакает своей искренностью и открытостью. Тавно я не встречал таких лютей, – подмигивает в зеркало заднего вида Оскари.
Но не от его подмигивания у меня закружилась голова, не от злого взгляда Юрия на душе запели соловьи – на моей руке сжалась ладошка Оксаны. Сжалась и погладила. Нежно-нежно. Так в детстве меня гладила мама, когда я делал что-нибудь хорошее и полезное. Нет, даже нежнее. Как женщина может погладить любимого мужчину…
Или я опять всё себе придумываю?
Машина останавливается в глухом перелеске. Дорога уходит дальше, но, судя по состоянию колеи, по ней дней пять уже не ездили. Снежный покров просто умоляет, чтобы по нему прошлись и оставили стежку следов. Он кричит о том, что не должно быть в несовершенном мире такой ровной и чистой поверхности, что он смущается быть столь великолепным и требует хотя бы маленький изъян.
Оскари снимает с верхнего багажника закрепленные лыжи. Не те тонкие, коньковые лыжи, на которых бегают по накатанной лыжне, а широкие, охотничьи, больше похожие на вытянутые снегоступы. Я же не удержался и пошел притаптывать небольшую площадку – заметил, что у Оскари в багажнике находятся вязанка дров и плоский широкий пакет. В таких картонных пакетах хранят одноразовые мангалы. А если есть мангал и дрова, то вряд ли обойдемся без костерка и охотничьих историй.
– Борис, ты никак лежанку себе хочешь устроить? Ну вот, на работе спишь, на отдыхе спишь… Ты прямо как ленивец, только ветки эвкалиптовой не хватает. Хочешь, вон еловую пожуй, – пытается подколоть Юрий.
– Нет, спасибо, я сегодня уже зубы чистил. А вам бы не помешало освежить запах изо рта. Принести?
Оксана улыбается на нашу пикировку. Оскари занят и ему не до нас. После выкладки лыж, он собирает ружья. Одно удовольствие смотреть
– Оскари, цевье встало неплотно. Шат имеется, – со знанием дела говорит Юрий.
– Ой, толшен извиниться, но у меня все рушья такие. Это маленькое неторазумение почти всех Пекасов. Но оно не толшно помешать вам охотиться, хотите, мошем поменяться, – Оскари кивает на своё оружие.
– Да ладно. Они хоть пристреляны?
– Та, за пристрелку отвечает знакомый екерь. Он после каштых костей приезшает и настраивает.
– Оскари, если честно, я приехала только подышать чистым воздухом и походить на лыжах. Я вряд ли буду стрелять, – Оксана протягивает ружье обратно. – К тому же я не уверена, что ребятам тоже можно без специального разрешения охотиться.
– Как это не прискорбно, но Оксана права, – вздыхает Юрий. – В России законодательство не предусматривает ответственности за секс с чужой женой, а вот за охоту с чужим ружьем – да.
Оскари выглядит таким жалким, таким растерянным, что мне становится неловко. Ведь человек и в самом деле хотел как лучше, чтобы мы набрались ощущений, чтобы было, что вспомнить в рабочие будни. Но закон есть закон. И все же Оскари поднимает голову.
– Я ше коворил, что у меня есть знакомый екерь? И к тому ше, неушели нельзя пыло сказать о своих сомнениях возле тома?
– Оскари, а я хочу пройтись на лыжах. Когда ещё представится такой шанс? И давай ружье. С предохранителем знаком, на военной кафедре похожий помповик изучали. Наш начальник кафедры – полковник Затокин был заядлым охотником, так что приносил хвастаться. Стрелять не стреляли, но заряжать и целиться умею, – я стараюсь подбодрить Оскари.
– Эх, гулять, так гулять. Я тоже поеду с Борисом. Ладно, Оскари, если что, то валим всё на тебя. Надеюсь, нам небольшой срок дадут, – машет рукой Юрий.
– Я одна не останусь, – тут же заявляет Оксана.
– Токта поетем со мной. Отного рушья нам хватит на твоих. Я таше там тепе стрельнуть. Если что, то тут ше переташь мне и скашешь, что просто наслаштаешься приротой.
Мы с Юрием будем преступать через закон? Как-то не верится. Будем соучастниками преступления и даже можем получить за это реальный срок. И всё ради того, чтобы иметь возможность подстрелить черно-сизую птицу с красными бровями? Сомнительное удовольствие. Но азарт охотника уже играет в крови, начинает колотиться о грудную клетку сердце, словно кто-то чужой пытается вырваться наружу и стучит в ребра мелкими кулачками.
Волк – мой внутренний зверь. Вроде бы это я вынес из посещения колдуна. Это мой пет. Волк, хитрый и опасный хищник. И он моногамен. На одного самца приходится одна самка, живут они парами, которые образуются на много лет и распадаются лишь тогда, когда один из партнеров погибает. Волк выходит на охоту… И он никому не отдаст свою самку!
– Борис, у тебя даже лицо изменилось. Какое-то суровое стало, мужественное. О чем же ты думаешь? – спрашивает Оксана.
Сказать ей, кто властвует сейчас в мыслях? Сказать или нет? Нет. Не могу пока. Не та атмосфера, не та обстановка, да и посторонние здесь…