Ребекка с фермы «Солнечный ручей»

Уиггин Кейт Дуглас

Результатом всей этой череды обменов явилось то, что вдова Райдаут потеряла сани. Она не пользовалась ими уже лет пятнадцать и лет тридцать в них не садилась, но они были ее собственностью, и она не намерена была расставаться с ними без борьбы. Деревенские жители вообще отличаются подозрительностью, и вот, обнаружив пропажу саней, вдова сразу подумала про Эбнера Симпсона.

Поскольку природа всей сделки была очень непростой и каждый из ее этапов шел извилистыми путями (главное, владелец лошади пропал, удрав куда-то на запад, и не оставил адреса), шерифу понадобилось много недель, чтобы уяснить суть дела. Но наконец Симпсона признали виновным, к великой радости всего селения и

вдовы Райдаут.

Эбнер отрицал свою вину. Соседям он рассказывал, как мужик с рыжими патлами и заячьей губой, одетый и крапчатые шерстяные брюки и кофту, явился к нему на рассвете и предложил новехонькие сани в обмен на старый пресс для яблочного сока, валявшийся у всех на виду на знаменитом дворе. Ударили по рукам; он, Эбнер, добавил рыжему из своих сбережений четыре доллара и семьдесят пять центов, а потом тот оставил ему сани, положил пресс к себе в тележку и был таков. И больше уже никто его не встречал и про него не слыхал.

— Если бы мне только попался этот ворюга, — тоном праведного негодования завершал свой рассказ Симпсон, — уж я бы его заставил вернуть сани хозяйке, а деньги и пресс — мне: вы знаете мой характер!

— Полно, Эб! — спокойно отвечал шериф. — Никто тут не знает ни про твой характер, ни про то, что у тебя были этот пресс и четыре доллара семьдесят пять центов, ни про этого рыжего парня с заячьей губой, так что не видать тебе его как своих ушей!

Миссис Симпсон, бывшая в полном смысле слова «лучшей половиной», стала с тех пор зарабатывать стиркой и уборкой по домам, и весь город старался помочь ей в воспитании и обучении семерых детей. Джордж, долговязый паренек четырнадцати лет, выполнял поденную работу на ближних фермах, а все остальные: Сэмуэл, Клара Белли, Илайджа и Элиша — ходили в школу, причем одевались они прилично, а учились — кто как мог, по способностям.

Ничто не могло утаиться от жителей деревень, раскиданных по берегам Веселой речки. Среди их обитателей многие трудились в поте лица, но при размеренном течении жизни у каждого оставалось время посудачить, расположившись среди бела дня в тени деревьев в поле, или оперевшись о перила моста вечером, или греясь возле печки в деревенском магазине после наступления темноты.

Мы рассказали о том, при каких обстоятельствах события обсуждались с мужской точки зрения. А в то же самое время на репетициях хора, в швейных мастерских, в библиотеках, на пикниках, устраиваемых церковным приходом, высказывался женский взгляд на все случившееся. Многие склонны были верить каждому услышанному слову, хотя встречались эксцентричные особы, предпочитавшие, напротив, всему возражать и все оспаривать.

Была, например, такая Делия Уикс, дамская портниха, старая дева. Она постоянно хворала и, хотя посещала всех окрестных докторов, медленно и верно начинала сдавать. Но в один прекрасный день двоюродный брат позвал ее присматривать за его домом в Льюистоне. Она прожила там год и за этот год превратилась в здоровую, добродушную, приветливую даму. Позднее она ненадолго приезжала в Риверборо проведать старых знакомых, и вот что мисс Уикс ответила на вопрос, почему она решила окончить свои дни вдалеке от родного дома:

— Просто я больше успею сделать, если буду жить отсюда подальше. Как я только не изворачивалась, не хитрила, стараясь сохранить мою частную жизнь в тайне! Увы, ничего из этого не вышло. Когда министр (помните, он долгое время за мной ухаживал) женился на девушке из Стендиша, про меня все говорили не иначе как «несчастная», «обманутая». Лет через пять я попыталась поступить на должность учительницы, но потом махнула на эту затею рукой и стала дамской портнихой. И снова все бросились меня жалеть, что я, такая способная

и начитанная, не учу детей, как мне написано на роду, а шью платья и юбки. Когда внезапно умер папа, я все делала, чтобы не показать людям своего горя, но это настроило здешних особенным образом, так что они и тут нашли лазейку для своего сочувствия. Вскоре мой брат Джеймс — ему было в ту пору шестнадцать лет — уехал и Аризону. В течение долгого времени я получала от него только добрые вести. Но у тетушки Ачси Тарбокс есть в Аризоне племянница, из тех, что имеют склонность все выведывать и вынюхивать. И вот она написала тете Ачси, что мой брат проиграл большую сумму на бирже. И, конечно, опять все бросились меня жалеть… Они все узнавали обо мне: и что у меня появились вставные зубы, и что продавец фруктов просил меня стать его третьей женой… Я ничего им не говорила про это и уверена, что он тоже не мог проговориться, но им и не надо говорить — они сами каким-то образом догадываются обо всем. И так будет продолжаться до бесконечности. Я пряталась, пыталась навести их на ложный след. Все оказалось тщетно.

И вот, наконец, я сама принадлежу себе, никто, слава богу, не рассматривает каждое мгновение моей жизни ни в подзорную трубу, ни под микроскопом. Правда, Кир, мой кузен — мужчина уже в годах, и с ним много хлопот — убежден, что у меня великолепные зубы и густые волосы. И никто в Льюистоне знать не знает ни о священнике, ни о последней воле моего отца, ни о делах Джеймса, ни о продавце фруктов, а если бы и узнали, что им до этого? Назавтра они уже про все забыли бы. Потому что Льюистон, слава Творцу, город деловой!

Мы намеренно привели эту пространную тираду Делии Уикс, чтобы показать, чем маленький город отличается от большого. Если даже Делия что-то преувеличивала, все же нетрудно догадаться, что Ребекка и ее друзья знали и то, почему пропали сани у вдовы, и то, почему пропал куда-то Эбнер Симпсон.

Школа, куда ходили эти дети, была обычная деревенская школа, а не орден рыцарей Круглого стола. Разные слухи, а также язвительные стишки про Эбнера Симпсона, несомненно, доходили до учеников. Однако все это звучало в приглушенных тонах и никогда — в присутствии детей осужденного.

Разумеется, и Ребекка была в курсе этих дел, но, как вы уже успели понять, она ненавидела сплетни и старалась держаться подальше от тех, кто их распространял.

Среди ровесниц Ребекки была девочка со звучным именем Минни Смелли, существо с глазами маленькой хищницы, светловолосая, длинноногая, по внешности и складу — нечто среднее между попугаем и бараном. Ее подозревали в том, что она списывает ответы с грифельных досок других учениц, хотя никто ни разу ее на этом не поймал. Ребекка и Эмма Джейн всегда знали, когда она приносила с собой в школу кусок слоеного пирога, потому что в эти дни она делалась до крайности необщительной и на перемене удалялась в рощицу, откуда возвращалась с веселой улыбкой на довольной физиономии. Однажды Минни, не дожидаясь переменки, попросила разрешения выйти, сославшись на сильную головную боль.

Ребекка решила проучить Минни. Когда девочка вернулась в класс и села на свое место, Ребекка повернулась к ней и сказала шепотом: «Голова больше не болит? Позволь, я вытру тебе губы, они в клубничном варенье».

На самом деле губы у Минни не были в варенье, но, увидев носовой платок в руке Ребекки, она густо покраснела.

В тот же день Ребекка рассказала про это Эмме Джейн, прибавив, что ей стыдно за свою выходку.

— Я ненавижу эту ее жадность. Но мы за ней следили, чтобы уличить. Я попрошу у нее прощения, только не словами, а подарком. У меня в бисерном кошельке хранится кусочек коралла, так вот я подарю его Минни.