Ребекка с фермы Солнечный Ручей
Шрифт:
– Да, можешь идти, только лучше вам бегать подальше от дома, за скотным двором, чтобы ваш шум не помешал тете Миранде. Я вижу Сюзан Симпсон, близнецы и Эмма-Джейн прячутся за забором.
Ребекка сбежала с крыльца, подхватила Элис Робинсон из-под смородинных кустов и, что было гораздо труднее, с помощью сложной системы сигналов успешно отделила Эмму-Джейн от компании Симпсонов, которые были слишком малы для приятных развлечений, запланированных на этот день. Впрочем, Симпсонами не следовало пренебрегать, так как им принадлежал самый восхитительный двор во всей деревне. В нем в поражающей воображение неразберихе стояли старые сани, конные грабли, бочки, диваны без спинок, остовы кроватей без изголовья - все это было в разной степени непригодности, и картина этого хаоса никогда не оставалась неизменной даже в течение двух дней. Миссис Симпсон редко бывала дома, но когда и бывала, ее мало заботило то, что происходит
Вторым по значению после этой необыкновенно интересной площадки для игр было, по мнению детей, поле деятельности, представлявшееся на “потайной поляне” - поросшей бархатистой травой полоске земли пастбища Сойеров, почти скрытой от глаз небольшой рощицей. Там было полно пленительных холмиков и уютных долинок, а также ровных участков, покрытых дерном, очень удобных для возведения “домов”, на которые деревья в жару наводили приятную тень. Это был тяжелый, но радостный труд - таскать в столь уединенное место охапки “палочек” и “кругляшей” с лесопилки. Делалось это по преимуществу после ужина, в сумерки, что придавало подобному занятию еще большее очарование. Здесь в коробках и ящиках из-под мыла, спрятанных под деревьями, хранились все их сокровища - маленькие корзинки, чашки и тарелки, сделанные из репейных колючек, кусочки битого фарфора и куклы, которых с успехом использовали для разыгрывания всевозможных историй и романов с изображением смертей, похорон, свадеб, крестин. В этот день планировалось возвести высокий квадратный “дом” из палочек вокруг Ребекки, которой предстояло быть томящейся в тюрьме Шарлоттой Корде15. Какое это было волнующее переживание - стоять с головой, обмотанной передником Эммы-Джейн, и чувствовать, что прутья, к которым она прижимается, словно становятся холодной железной решеткой, а глаза ее - больше не глаза Ребекки Рэндл, но отражают в себе нечто от страдальческого взгляда злополучной героини.
– Прелесть, правда?
– вздохнули смиренные строительницы тюрьмы, которым пришлось изрядно потрудиться, но которые теперь не могли налюбоваться делом своих рук.
– Так не хочется разбирать, - сказала Элис.
– Была уйма работы.
– Если вы прикатите несколько камней и разберете верхнюю часть стенки, я смогу перелезть через нее, - предложила Шарлотта Корде.
– А камни оставим, и тогда завтра вы вдвоем влезете в тюрьму и станете маленькими принцами в Тауэре, а я - Ричардом III16; и я убью вас.
– Какие принцы? Какой Тауэр?
– спросили в один голос Элис и Эмма-Джейн.
– Расскажи!
– Не сейчас. Мне пора домой. (Ребекку можно было назвать сторонницей строгой дисциплины.)
– Это очень приятно, я думаю, быть убитой тобою, - сказала верная Эмма-Джейн.
– Хотя ты ужасно по-настоящему убиваешь. Может быть, нам лучше позвать Илайджу с Илайшей и сделать их принцами?
– Начнешь их убивать, а они завопят, - возразила Элис.
– Ты же знаешь, какие они все глупые, совсем играть не умеют - все, кроме Клары-Беллы. А потом, если мы один раз покажем им эту “потайную поляну”, они будут играть здесь все время, а может быть, и красть что-нибудь, как их отец.
– Из того, что их отец крадет, совсем не следует, что они будут это делать, - возразила Ребекка.
– И не упоминайте об этом при них, если хотите быть моими настоящими, близкими друзьями. Моя мама велит мне никогда не говорить людям в глаза дурное об их родственниках, потому что бесчестно стыдить их за то, в чем они не виноваты. Помните историю с Минни Липучкой?
Разумеется, им нетрудно было припомнить этот драматический эпизод, ведь он имел место лишь несколько дней назад, а версия его, которая смягчила бы даже каменное сердце, была изложена каждой девочке в деревне самой Минни Липучкой, хотя именно Ребекка, а не она вышла победительницей из этой словесной баталии. Но Минни лелеяла свою обиду и намеревалась взять реванш.
Глава 7
Тайны Риверборо
Мистер Симпсон проводил мало времени со своей семьей. Причина заключалась в излюбленных им рискованных методах торговли лошадьми и “обмена” сельскохозяйственных орудий и разного рода транспортных средств - сделок, которыми его покупатели никогда не оставались довольны надолго. После каждой удачной торговой операции он обычно проводил более или менее продолжительное время в тюрьме, так как из того, что человек имеет глубоко укоренившуюся привычку к заключению меновых соглашений, неизбежно следует, что он должен иметь что-то, чем обмениваться, а из того, что он не располагает собственным движимым имуществом, еще более неизбежно следует, что он должен обменивать что-то, принадлежащее его соседям.
В данный момент мистер Симпсон отсутствовал в семейном кругу из-за того, что обменял сани вдовы Райдаут на плуг Джозефа Гудвина. Гудвин переехал в Северный Эджвуд совсем недавно и никогда прежде не встречал учтивого и обладающего даром убеждения мистера Симпсона. Плуг Гудвина мистер Симпсон без задержки предложил человеку “с уэйрхемской дороги” и получил в обмен старую лошадь, которая была не нужна владельцу, уезжавшему на запад, к своей дочери. Симпсон откормил почтенного возраста скотину, подержав ее несколько недель (ранним утром и после наступления ночи) последовательно на всех соседских пастбищах, а затем выменял на нее у жителя Милтауна крытую двуколку. Именно при таком положении вещей вдова Райдаут хватилась своих саней, пропавших из каретного сарая. Она не пользовалась ими лет пятнадцать и, вероятно, не села бы в них и следующие пятнадцать, но это была собственность, и она не собиралась расставаться с нею без борьбы. И такова уж отличающаяся подозрительностью природа риверборского ума, что, обнаружив пропажу, она в тот же момент подумала об Эбнере Симпсоне. Однако характер деловых операций был столь запутан и столь мучителен процесс их расследования (отчасти по причине полного исчезновения владельца лошади, который уехал на запад, не оставив адреса), что шерифу потребовалось немало недель, чтобы доказать виновность мистера Симпсона, к полному удовлетворению Риверборо и вдовы Райдаут. Сам Эбнер твердил о своей полнейшей невиновности и рассказывал соседям, как рыжеволосый человек с заячьей губой и в крапчатом костюме зашел к нему однажды на рассвете и предложил хорошие сани в обмен на старый пресс для сидра, лежавший у него, Эбнера, во дворе. Сделка была заключена, и он, Эбнер, заплатил незнакомцу с заячьей губой четыре доллара и семьдесят пять центов в придачу, после чего таинственный незнакомец выгрузил из своей телеги сани, забрал пресс и исчез вдали, с тем чтобы больше никто и никогда его не видел и о нем не слышал.
– Если бы мне поймать этого старого негодяя, - восклицал в праведном гневе Эбнер, - он бы у меня поплясал! Сбыть мне краденые сани и отнять мои честные денежки и пресс, не говоря уже о моей репутации!
– Ты никогда не поймаешь его, Эб, - отвечал шериф.
– Он из того же теста, что и твой пресс, и твоя репутация, и твои четыре семьдесят пять - никто никогда не видел их, кроме тебя, да и ты никогда не увидишь их больше!
Миссис Симпсон, которая, бесспорно, была “лучшей половиной” Эбнера, брала на дом стирку и ходила на поденную уборку, а община Риверборо помогала кормить и одевать детей. Старший из них, Джордж, долговязый паренек лет четырнадцати, батрачил на соседних фермах, а остальные - Сэмюел, Клара-Белла, Сюзан, Илайджа и Илайша - ходили в школу, когда имели одежду и не имели более приятного занятия.
В деревнях, лежавших вдоль реки Плезант, не существовало тайн. Среди жителей было много трудолюбивых людей, но жизнь тянулась так тихо и медленно, что оставалось изрядное количество свободного времени для разговоров. Беседовали, отдыхая под деревьями в жаркий полдень на сенокосе, или повиснув через перила моста на закате, или расположившись у печи в деревенской лавке зимним вечером. Эти места встреч предоставляли вполне достаточно возможностей для обсуждения текущих событий, как они представлялись мужскому взору, а репетиции хора, занятия кружков шитья, совместные чтения, церковные пикники и тому подобное создавали условия для выражения женского мнения. Все это обычно воспринималось как само собой разумеющееся, но порой какая-нибудь сверхчувствительная особа выступала с бурными протестами против такого подхода, принятого за основу существования.
Таковой особой была, например, Делия Уикс, незамужняя леди, немного подрабатывавшая шитьем. Она часто болела, и, хотя ее посещали все местные доктора, здоровье ее медленно, но непрерывно ухудшалось. Однако, когда ее двоюродный брат Сайрес пригласил ее к себе в Льюистон, чтобы помочь ему вести хозяйство, она согласилась и через год превратилась в крепкую, бодрую женщину. Во время ее непродолжительного визита в Риверборо ее спросили, намерена ли она и до конца своих дней жить не у себя дома.