Ребенок для Зверя
Шрифт:
Не только сейчас, а тогда, замужем за мной.
Проданная и преданная своей семьей, потерявшая ориентиры, она делала то, что делает любое разумное существо. Приспосабливалась. Наверно, и ее чувства ко мне были в какой-то степени приспособлением.
Только я, молодой дурак, привыкший получать свое с полуоборота и полущелчка пальцами, этого не понимал.
Как и не понимал того, насколько увяз в ней, насколько потерял себя.
Я хотел ее физически, я брал ее так, как только могла подсказать фантазия здорового, опытного
Я оставался этим мальчиком долго. Обиженным, разозленным, мстительным. Прав был Адиль, прав…
Сейчас вспоминать свои слова, свои поступки страшно и унизительно.
Но с некоторых пор мальчик начал ощущать себя по-другому.
Отец говорил, что мальчик превращается в мужчину, когда начинает осознавать ответственность за свои поступки.
Я думал, что осознаю.
Я ошибался.
Мой сын лежит в колыбели, обнимая своими руками весь мир. И только моя ответственность теперь : сделать так, чтоб мир обнял его в ответ.
Моя женщина, пусть она пока сопротивляется, но она моя, это знаем мы оба, переживает и тревожится.
Я сделаю все, чтоб она чувствовала себя спокойно.
Наверно, это и есть взросление, да?
— Адиль… — перебиваю я брата, — решай сам эти вопросы, я занят сейчас.
— Брат, ну это неправильно, мне напомнить тебе, сколько мы добивались этого контракта? В реалиях разбираешься ты лучше всего. Надо брать ответственность за свои решения, Азат.
Опять про ответственность…
— Я приеду позже, — решаю я.
— Не увлекайся, брат, — смеется сыто и довольно Адиль.
Судя по всему, у него все в порядке с длинноногой дерзкой блондинкой.
— Себе это советуй, — усмехаюсь я, кладу трубку и поворачиваюсь к кроватке сына.
Магнитом меня туда тянет.
Наклоняюсь и вижу, что Адам не спит.
Грызет сосредоточенно палец на ноге, чмокает.
Увидев меня, тут же отпускает ногу и улыбается. Размахивает руками и ногами, приветствуя.
Ловлю себя на том, что губы непроизвольно растягиваются в ответной улыбке.
Позади слышится шорох, поворачиваюсь, вижу, как Наира, с тихим стоном, тянет к себе подушку.
— Ч-ш-ш… — шепчу я сыну, — тихо, маленький… Мама устала сегодня ночью, пусть спит…
Мне страшно, все еще дико страшно брать его на руки, и в то же время ужасно хочется сделать это.
Наклоняюсь, бережно подхватываю под спинку и шею, вспоминая вовремя, что Наира говорила поддерживать именно так и не присаживать.
Сын полулежа располагается на моих руках и, радостно гукая, тянет ручки к бороде. Нравится она ему, судя по всему.
Наклоняюсь, позволяя схватить и ощущая поистине неземное удовольствие от маленьких цепких пальчиков в бороде.
— Крепкие пальцы у тебя, Адам… — шепчу я, гляда в темные глаза сына, — это у нас у
Я разговариваю с сыном, и кажется, что он понимает меня.
Сбоку раздается тихий всхлип.
Поворачиваюсь.
Наира сидит на кровати, красивая до боли в глазах, замученная мною, затисканная до следов на руках и шее. Ей идет. Хочется обновлять эти следы, показывая, насколько плотно эта женщина занята теперь.
Она смотрит, как я разговариваю с сыном, сжимает у груди простынь… И плачет.
Меня тут же обрывает: почему она плачет? Что такое? Больно ей? Обидно? Что-то надумала себе уже? Страшно?
Зверь во мне поднимает голову, требуя немедленно успокоить свою женщину.
Я делаю шаг к ней, прямо с сыном на руках, хочу спросить, почему плачет, но замираю соляным столбом, когда она тихо шепчет:
— Азат… Прости меня… Я так виновата, Азат…
Глава 45
Я смотрю на отца своего ребенка, прижимающего к груди сына, и не могу сдержать слез. Наверно, это самое прекрасное зрелище на свете, я его на всю жизнь запомню.
Как бы ни сложилось у нас дальше, что бы ни произошло, даже если мы все-таки не сможем найти точек соприкосновения и быть вместе, даже если я на него буду злиться, понимаю, что эта картина: смуглый мощный мужчина, аккуратно и бережно держащий в своих здоровенных ладонях маленького нежного ребенка, тихо разговаривающий с ним серьезным, спокойным голосом… Эта картина будет примирять меня с любой несправедливостью и напоминать, что в мире есть что-то хорошее…
Я смотрю на Азата, на его лицо, светлое сейчас, спокойное, красивое до нереальности… Он носит Адама на руках, позволяя ему вцепиться маленькими пальчиками в бороду, и мой сын, его сын, смотрит в лицо отца широко раскрытыми удивленными глазами.
Они так похожи, Всевышний!
Они явно понимают друг друга!
И явно наслаждаются общением друг с другом.
Настолько заняты, что не замечают, как я смотрю на них, как сажусь на кровати, прикрывая грудь простыней…
А я не могу оторвать от них взгляда.
И неожиданно пронзает мысль: мой сын мог бы получать эту ласку, это общение с отцом, с самого рождения! Да что там! Еще в животе моем! Он бы слышал его голос, ощущал тяжесть ладони на своем временном домике, привыкал бы… Может, чувствовал еще большую защиту, ощущал себя в безопасности…
И потом, когда родился… Азат бы держал его на руках. Вот так же. Смотрел, разговаривал, приучая к своему спокойному голосу, к своему запаху… Ведь для ребенка это так важно. Не только мамин запах, мамино присутствие, но и отца!