Ребенок от Деда Мороза
Шрифт:
— Это гоночная машина, Насть. Сколько мне ехать? Шестьдесят км в час? — кривится Игорь.
— Тогда я выйду, как и сказа, — заявляю твердо.
— Оки. Шестьдесят, — Игорь поднимает руки вверх над рулем в шутливом жесте.
— Опусти руки на руль! Я не шучу, если тебе весело — то мне нет!
— Ладно, прости. Я буду паинькой. Слушай, я между прочим тоже рискую жизнью, увозя невесту с праздника, — кривится Игорь.
Я не оглядываюсь назад, не смотрю, видел ли кто-то наш совместный отъезд, лишь вздыхаю с облегчением, что мы покинули злосчастный праздник.
— Мне кажется жениху наплевать, — говорю, как можно равнодушнее.
— Это
— Ну что же, удачи им, что тут скажешь, — пожимаю плечами.
— То есть… Хочешь сказать — свадьбы не будет? Ты его бросаешь?
У меня вдруг мелькает мысль, что брат недалеко ушел от сестры. Оба навроде репейника…
Какое-то время едем молча, я не хочу снова поднимать тему Самойлова. Но понимаю, что удержаться мне не под силу. Как бы так спросить, чтобы не выдать себя? Но хочу ли я знать правду? Она причинит страдания, знаю, но все равно раскурочиваю живую рану и говорю:
— Ты рассказывал, что твоя сестра и Герман встречались, и она ему сердце разбила. Что произошло между ними?
— Слушай, я, наверное, зря все это сказал. Язык мой враг, — Игорь, театрально прикладывая руку к груди, и его глупые шутки сейчас настолько неуместны, что хочется стукнуть, но я лишь упрямо сжимаю губы, взглядом подталкивая Игоря к продолжению рассказа.
— Да уж, роман у них был страстный, пух и перья летели, когда они ругались. Правда эмоционировала больше Лика. Герман — как ледяная глыба, от него проявления чувств не дождешься. Думаю, это и бесило мою сестру больше всего, — рассказывает Игорь с усмешкой, в его голосе явственно ощущается пренебрежение, и даже больше — похожее на неприязнь.
— Лика хотела крутить им, как пожелает. Как делала всегда и со всеми. У ее ног всегда лежали штабеля мужиков, да она с детства ни в чем отказа не знала, сестренке всегда лучшее доставалось и все с рук сходило. Сейчас увидела вас вместе, и в ней взыграло чувство собственницы. «Мое! Не отдам!»… Ну, я лишь высказал свое мнение. Могу ошибаться. Копаться в мозгах сестры я перестал давно, мне не интересно. У каждого из нас своя жизнь, свои интересы. Возможно, даже скорее всего, что Герман ей не нужен. Так, поиграться, потешить самолюбие, — разглагольствует Игорь, пока машина мчится по ночной трассе в сторону города. Но мне же в город не надо, мне домой надо, как раз сейчас будет нужный поворот.
Игорь, словно прочитав мои мысли, спрашивает:
— Назовешь адрес? Или поедем ко мне и выпьем кофе?
— Ты прямолинеен, — морщусь. — Часто такие предложения чужим невестам делаешь?
— Нет. Но ты правда очень симпатичная. Жаль, Герман опередил. Но он поступил сегодня отвратительно. Бросил тебя на празднике, позволил Лике висеть на себе. Она же нарочно, он не мог не понимать этого.
Сглотнув горечь от услышанных слов, произношу тихо:
— Извини, никакого кофе. Может мой жених и козел… Но я сама разберусь с этим.
— Я ничего другого и не жду, Настя, — вздыхает Игорь. — Но имей в виду, я настойчивый.
— Мы можем о чем-то другом поговорить? Ты вроде к нам на работу устраиваешься? Кем? — интересуюсь вяло, лишь бы только тему перевести, и Игорь до конца пути что-то рассказывает, не замечая, что я едва слушаю, слепо глядя перед собой. Мое сердце совершенно разбито, на тысячу мельчайших осколков.
— Поверни, пожалуйста, в этот поворот, немного проехать — и будет моя деревня, — произношу название места, где живу. Ожидаю высокомерного взгляда
— Мой рассказ тебя расстроил? — спрашивает Игорь, останавливая машину возле моего дома. В окне горит свет, видимо мама еще не спит. Меньше всего мне хочется продолжать разговор, уж тем более не собираюсь Игорю душу открывать и уже жалею, что побудила завести разговор о сестре и Германе. Мотаю головой, вцепляясь побелевшими пальцами в сумку. — Зачем такой милашке как ты такой бабник? Никогда не пойму, — словно сам с собой продолжает рассуждать Игорь.
— Мне кажется это тебя не касается, — отвечаю слишком резко, чем, очевидно, пробуждаю любопытство Игоря.
— Эх, ясно, что бы я ни сказал…
— Спасибо что подвез. Я очень благодарна, правда. Увидимся на работе. Прости что не предлагаю зайти и выпить кофе. Мама была бы рада гостям, но слишком поздно, мне вставать рано.
— Увидимся, — посылает мне широкую улыбку Игорь.
Разворачиваюсь и иду к дому.
Мое сердце ноет, не могу выкинуть из головы картину увиденного, как Герман целует бывшую. Мне отчаянно больно думать об этом! Но я понимаю, что не имею никаких прав на претензию или обиду. Герман мне ничего не обещал. Возможно, он до сих пор любит эту Лику. Да, он подставил меня — на это я имею право злиться. Фактически силой заставил играть роль своей невесты, а потом бросил и на глазах у всех начал флиртовать с бывшей. Все видели это и надо мной смеялись, наверняка. Так стоит ли такому мужчине говорить о ребенке? Кто знает какие проблемы это мне принесет? От Самойлова можно ожидать чего угодно! Даже того, например, что захочет отобрать малыша…
От этой мысли по спине пробегает холодок. Теперь от меня не зависит узнает босс о ребенке или нет. Все слышала его фурия мамаша! Мне конец! Кажется, моя душа сейчас скончается в муках от боли, а дома еще и мама, будет расспрашивать, допытываться. Нигде мне покоя нет, а хочется всего лишь спрятаться в укромный уголок и вдоволь нареветься.
Глава 20
По дороге на работу моя старенькая труженица-машинка снова подводит: грохочет и пыхтит, выбрасывая из-под капота столбы черного дыма, и я сомневаюсь, что довезет меня до офиса. А как буду добираться до дома после рабочего дня, вообще не представляю. Как сложно в жизни без надежного мужского плеча, без человека, на которого можно во всем положиться. Ну хотя бы машину попросить осмотреть, ведь я сама в этом совершенно не смыслю. Заезд в автомастерскую мне сейчас абсолютно не по карману. Нужно копить деньги на малыша, матери-одиночке непросто поднять ребенка.
С этими горькими мыслями кое-как оказываюсь на парковке, оставляя машину в неприметном уголке, чтобы не позориться. Бегу в офис, мне нужно оказаться там до девяти утра, опоздания неприемлемы. Настроение никакого, не выспалась, вся на нервах, к тому же, тошнит. А тесное платье распирает набухшая грудь, и мне кажется, что это всем заметно.
Хотя разумом понимаю, что никакого живота у меня в помине нет и три-четыре месяца могу не беспокоиться, что кто-то заметит мое состояние, если я сама себя не выдам и не буду кричать о своей беременности на каждом углу. Снова вспоминаю скандал с Верой и понимаю, что ужасно злюсь на нее, потому что вмешивается в мою жизнь, словно имеет на это право. Но больше всего сейчас страшусь встретиться с Германом, не представляю, как буду с ним держаться. От картинок в моем воображении волосы на голове встают дыбом, а сердце норовит выскочить наружу.