Ребенок от подонка

Гауф Юлия

— Максим уехал, он мне три дня дал на то, чтобы я пришла в себя, и пошла в полицию, – продолжила Алина. — Я… я хотела уехать. Сын мне внуков не даст, он уже давно во мне не нуждается. Мне бы помогли друзья мужа – не добром, так шантажом. Многие добились высот, а я знаю, как они начинали, многое знаю. Мне бы помогли затеряться, но…

Она снова замолчала.

— Но?

— Но Марк плакал. Без тебя, Соня, – обвиняюще прошипела она. — Я думала, что успокоится. Котята без кошки тоже плачут, Марк бы забыл.

Я знаю. Я бы не забыла,

а Марк… Марк бы забыл и меня, и мой запах. Руки мои бы забыл. Он маленький, мы не в магическом мире, а в реальном.

— Он все плакал, и плакал, не успокаивался, – простонала Алина. — Максим уехал, у друзей решил пересидеть, меня старой сволочью обозвал. Я думала уехать, но… но Марк плакал, а я и правда стара. Вечно сидеть в умирающей деревне вместе с ребенком – это жестоко. Не справилась я.

— Вы ожидали, что получится? – я обернулась к ней, достала телефон, и написала: «Воробьевка, Солнечная, 8. Марик у меня, приезжай»

— Соня, это несправедливо, – Алина подняла стул, придвинула его к столу, и села. — Он – наш. Не твой, и… и твой. Запутано все, нечестно, жестоко. Меня никогда не оставит в покое мысль, что… что да, Руслан погиб, я смирилась с этим, но от него сын остался. Внук мой! Он должен был на моих глазах расти, так правильнее было бы. Дети иногда уходят раньше родителей, и тогда мы воспитываем продолжение наших детей. А тут ты. Никто, чужая. И у тебя в руках моя кровь – единственный внук, который у меня есть, и будет. А я должна договариваться о встречах!

— Мы ведь обсудили все это.

— А если бы ты передумала? – сузила она глаза. — Если бы вам надоело, если бы вы переехать решили? Меня это убивало – зависимость от чужих людей.

Я кивнула.

Понимаю, я правда понимаю. Вот только сочувствие мое испарилось.

— Спасибо, что Марка отдали, – только и смогла я произнести.

«Я уже в машине. Прости, слово не сдержал, я за рулем. Жди» – прочитала я сообщение от Камиля.

— Меня ждет тюрьма? – Алина сгорбилась.

Взгляд у нее потухший. Эта умная женщина совершила дичайшую, жестокую глупость. Но… но сколько же она пережила – смерть мужа, сыновей, понимание, что семья их закончилась пшиком.

Я бы выдержала такие потери? Нужно признаться самой себе, что нет. Лишись я Камиля, детей, я бы либо в психушке оказалась, либо на кладбище. А Алина выдержала.

В тюрьму ее?

Нет.

Но я все равно не смогу простить ей ее жестокость. Да она и не попросит прощения.

— Не ждет вас тюрьма. Я не обещаю, но с Камилем поговорю, – хрипло ответила я.

— Он пошлет тебя к черту, – фыркнула она. — Ромашка, блин. Сильные мужчины таких не уважают. Просто спят, а затем начинают ноги вытирать.

— Некоторые мужчины – да. Но не все, – улыбнулась я ей. — Камиль едет, скоро будет. В дом не зайдет, я выйду на улицу, как он приедет.

Она кивнула, замолчала, съежилась еще сильнее.

— Дай, – прохрипела она, откашлялась, и повторила: — дай мне его. Подержать напоследок. Попрощаться. Дай!

Я внимательно посмотрела на Алину, и покачала головой.

Спорить она не стала. Опустила глаза на сложенные в замок ладони, и замерла.

Мы не любим друг друга, и не полюбим никогда. Но ведь все мы совершаем ошибки! Я… я не допущу, чтобы кого-то из моих детей снова украли, забрали у меня, и лучше мне сейчас вообще молчать.

Молчать, ждать Камиля, и думать.

Что делать дальше.

Я хочу жить спокойно, как все. Раньше я не хотела такой жизни, не видела прелести в обыденности, а сейчас я именно этим и горю – как все быть. Мужа любить, детей растить.

И… пусть у Марика будет бабушка?! Я не скажу ничего. Не сейчас. Я просто дам надежду, а затем буду долго уговаривать Камиля. И рано или поздно я уговорю его, я знаю. Что нужно дать шанс, можно ведь не прощать, можно просто перелистнуть страницу.

Ни на какие каникулы я Марка точно отдавать не стану, исключу саму возможность такого соблазна. Вряд ли Алина снова решится на похищение – она сама мне позвонила, сама отдала Марка. Осознала свою ошибку.

Пусть приходит, пусть навещает.

Не сразу, нужно чтобы прошло время.

Я просто знаю, что должна этой женщине надежду. Без нее она умрет. Внук – продолжение ее сына. Сына она уже потеряла, и если потеряет и Марка – она просто погибнет.

Я плакать не буду. По ней – нет.

И… нет, я неправильно подумала, я не ей должна надежду. Я Марку должна.

— Следствия не будет, – жестко произнесла я, увидев, как по улице идет знакомая фигура – Камиль. — Не наседайте на нас больше, не ищите встречи, – я говорила, а Алина сжималась все сильнее, и старела, кажется, с каждым моим словом. — Наберите меня через месяц.

— Что? – вскинулась она.

— Наберите. Меня. Через. Месяц. Ровно, – произнесла я, не стараясь показать то, чего нет – теплоту к той, кому собираюсь дать шанс. — Я ничего вам не обещаю, все наши договоренности разорваны, но…

Я не договорила, просто взглянула в ее поблекшие, красноватые глаза, стараясь передать взглядом, что от нее сейчас зависит многое. От ее ненавязчивости, и от нашего с Камилем решения.

— Прошу тебя, – одними губами прошептала она.

Поняла меня. Я отвернулась, укутала Марка плотнее, прижала к себе, и вышла на улицу.

Камиль ждал меня у калитки. Уставший, и такой родной!

Смотрел, как я иду к нему с Марком на руках, следил за каждым моим шагом.

— Поехали домой, – я подошла к Каму, и уткнулась в его шею.

ЭПИЛОГ

Шесть с половиной лет спустя

— Мам, а это школа? – дернул меня Лёва.

— Нет, это дом.

— А это? – Марк ткнул на следующий дом, оббежал меня, и пошел вперед спиной, закрыв глаза: — Мам, смотри, как я могу!