Ребенок от убийцы брата
Шрифт:
Я надеялся, я мечтал, что сиротка не такая. Но эта грелка, прижатая к её животу, рассказала мне о ней больше, чем все собранные отчеты. Потому что по-настоящему хорошие девочки — здоровые молодые женщины — не таскаются в середине дня по дому с грелкой.
Она меня что, за идиота держит? Поди, погуляй, пока я тут буду проделывать свои делишки… Вторую часть фразы она, конечно, не сказала, но точно подумала.
А ведь какую скромницу из себя строила — чуть ли не девственницу передо мной изображала, а сама…
Ромка потянул меня в сторону неработающего фонтана —
В том, что отмороженные бабы часто используют грелку, чтобы вызвать месячные, я узнал во время своего брака. Лейсян тогда тоже периодически таскалась с грелкой на животе: желудок у бедняжки то и дело болел. Я тогда решил записать её в клинику, чтобы она основательно проверилась. Как придурок, сидел на работе, шерстил отзывы, какие врачи лучше, пока один из коллег не посоветовал мне прежде поискать в интернете причины, по которым бабы прикладывают к себе грелки — понял, видимо, какой я лошок.
Но я был не просто лошком, а самым настоящим лохом, который подумал, что Лейсян об этом просто не знает. Зачем бы ей настолько рисковать здоровьем (женщины от подобных вещей иногда калечили себя на всю оставшуюся жизнь) когда мы уже женаты, и я совсем даже не против ребенка.
Я попробовал осторожно с ней об этом поговорить, но она всё отрицала. Сказала, что использует грелку только от болей в желудке — и у меня нет причин ей не доверять. Правда, почти сразу после того разговора, эта хрень как будто навсегда исчезла из нашей квартиры, зато появились таблетки.
А теперь желудок внезапно разболелся у сиротки. Не от меня — но всё равно разболелся. Интересно, где она об этом узнала? У баб что, есть какое-то секретное общество, где они делятся подобными рецептами, или жизнь с моей бывшей не прошла и для этой девочки даром?
Пока гулял с Ромкой по парку, накрутил тебя до такой степени, что уже не сомневался: Оксана — такая же тварь, как и моя бывшая. Крутила передо мной хвостом, недотрогу из себя строила, а сама, видимо, развлекалась, ни в чем себе не отказывая…
И ладно бы она была со мной честной — в конце концов, я появился в её жизни внезапно и мог предположить, что она не живёт как та принцесса с длинными патлами в башне. Все живые люди, все любят нежности — ничего необычного я в этом не видел. Главное, она не таскала своих любовников к себе домой, а её временные хахали не изображали папашек для моего сына.
Блин, да даже если она и залетела от случайного любовника… Ничего страшного я в этом не видел. Если бы она только пришла и честно мне об этом сказала. Не изображала бы из себя невинную овечку, не знающую, как язык правильно использовать — а честно бы призналась в своей беременности. Я разве не человек, не понял бы? В конце концов, она моего ребенка воспитывала как своего — неужели я бы не принял в ответ её собственного? Ещё бы как принял — и как своего бы воспитал, не делая никаких различий между этим, вторым и Ромкой.
Но она не пришла и не созналась. Ей было выгодно изображать из себя невинную
Вместо честного напарника я пригрел на груди изворотливую змею.
«Папа, а ты знаешь, что в белом цвете есть все остальные цвета: и зеленый, и красный, и голубой, и даже желтый», — гордо сообщил мне Ромка.
«Да?», — улыбнулся я. Мне нравилась любознательность сына. — «А ты это откуда знаешь?»
«Мама мне книжку недавно про это читала», — закивал Ромка. — «Там про всё, про всё есть — про цвета, про звук… это все моря».
«Волны», — поправил я сына, приглядываясь к румяной Ромкиной физиономии. Что-то тут не сходилось. Ксанка столько сил потратила, чтобы вырастить чужого ребенка. Неужели она стала бы избавляться от своего собственного? А вдруг и правда, просто грелка для живота? Тогда отчего у неё был такой испуганный взгляд.
Нет, не похоже.
«Пап, смотри, как я могу!»
«Отлично, Ром» — похвалил я ребенка, задумавшись об Оксане. Перед знакомством с сироткой, парни прошерстили все её контакты — и никакого намёка на любовника там не было. Кроме того, никаких визитёров, никаких отлучек из дома… то есть, если любовник где и был — то только на работе. Уединялись, наверняка, в туалете или в машине — быстрые ласки в обеденный период.
Мы как раз подходили к нашему подъезду, когда я подумал об этом. Не просто подумал — эта мысль била в моей голове набатом. Мне не хотелось представлять сиротку в подобной ситуации, но эта была единственная адекватная версия. А что? Удобно, быстро — а главное, всё шито-крыто. Может, её хахаль вообще женатый?
Я понимал, что вместо того, чтобы подумать обо всём с холодной головой, я распаляюсь от злобы — и вместо нормального анализа веду себя как бык, дорвавшийся до красной тряпки — понимал, но ничего не мог с собой поделать. Если сиротка на самом деле собиралась скрыть от меня свою беременность (а значит, и своего хахаля) — ей не поздоровиться. Второй раз рога себе наставлять я не позволю.
У подъезда торчал недовольный Игорь, который увидев меня вздрогнул и отвел взгляд в сторону.
— Раф, — нехотя поздоровался мой подчинённый, судя по всему, где-то сильно наложавший и оттого так сильно нервничающий.
— Говори, — рыкнул я, чувствуя, что новости будут не слишком приятные.
— Оксана уехала куда-то по делам, но просила её сегодня не сопровождать, — сообщил мне Игорь. — Я сделал, как она сказала, но…
— Но? — повторил я.
Игорь сплюнул на землю.
— Она дико нервничала.
Я молча кивнул.
Игорь сделал всё правильно. То есть всё правильно по букварю: охранник должен давать определённое количество свободы своего подопечному, или его будут считать не за друга, которому можно доверить свою безопасность, а за тюремщика.
Но в то же время отпустить одну нервничающую женщину….
Я прикинул в уме, что можно сделать. Основное наблюдение за сироткой было уже снято, но ребята всё равно продолжали отслеживать необходимый минимум.