Ребенок
Шрифт:
— Когда Маня?
— Погодите… я говорила, что у насъ съ вами нтъ ничего общаго… Я ошиблась: надо сказать — не было… теперь есть… Послушайте!
Она схватила его за руку.
— Простите меня: я, дйствительно, разлюбила
— Я тоже думаю, — спокойно сказалъ Ивановъ, — когда вы заговорили, что если выйдете за меня, то будете мн врагомъ, тутъ я и подумалъ…
— Да… Мы можемъ ненавидть другъ друга, у насъ могутъ выходить ужасныя сцены, а мы все таки свои… Какъ это странно!.. Меня удивило, что, посл нашего объясненія, мы такъ мирно и тихо стоимъ здсь возл кроватки… Послушайте! Неужели вы можете меня любить посл нашего разговора?!
Василій Ивановичъ задумался.
— Право, не знаю, Маня. Прежняго, кажется, не будетъ, но… я знаю одно: намъ нельзя разстаться, — нечестно будетъ… и я не хочу разставаться.
— Долгъ?
— Да… долгъ и человчность.
Она покачала головой.
— Ахъ, что мн длать?!
— Выходите за меня замужъ, право… Клянусь вамъ, я но буду докучать вамъ своей любовью, вы отбили у меня охоту къ этому. Даю вамъ слово: это предложеніе — уже не вамъ, а нашему мальчику… нельзя, чтобъ онъ остался безъ отца и былъ матери…
Марья Николаевна строго взглянула ему въ глаза.
— Вы даете мн слово, что не будете предъявлять на меня никакихъ правъ?
— Да… до тхъ поръ, пока вы первая не сдлаете шага на встрчу мн. Не безпокойтесь: какъ я ни смиренъ, у меня есть и характеръ, и самолюбіе… А вы меня очень оскорбили.
— Хорошо. Тогда я согласна. Я доврюсь вамъ. Вотъ вамъ моя рука.
Она печально улыбнулась.
— Сердца, извините, не могу предложить… Оно молчитъ…
— И за то спасибо: еще полчаса тому назадъ оно кричало противъ меня… И такъ начинать разводъ?
— Да… — съ усиліемъ выговорила Марья Николаевна и, подойдя къ окну, стала смотрть въ надвигавшіяся петербургскія сумерки.
— А все-таки не люблю… противно мн… Исполнить долгъ хорошо… только это никого еще не наградило счастьемъ… Кончена моя жизнь!… Прощай молодость! — подумала она, и слезы потекли по ея щекамъ.
1911