Рецепт Мастера. Спасти Императора! Книга 1
Шрифт:
— Кто б говорил? — подбоченилась Чуб, всегда предпочитавшая добрую ссору худому миру. Развлечение полностью обрисовалось: — Разупрекалась! А сама-то ты у скольких доход увела? Вспомни Гинсбурга, который самый высокий в Империи дом на Николаевской построил! Ты ж его чуть не разорила. Он, правда, крепкий мужик оказался. Оклемался и построил дом еще выше. Где только бабки взял?..
— Я дала, — глухо сказала Катя.
— Ты? — Дашины руки удивленно опали. — Знаешь, Катя, а ты сильно изменилась, — прищурилась она.
— Нет. — Катерина приложила ладонь к еле теплой изразцовой печи. — Просто… Не
— Скажу, когда вы согласитесь. — Девчонка, скрючившись, сидела на койке с видом человека, испытывающего ноющую резь в животе. Но во взоре ее было непреклонное, полное равнодушие к Катиной душе.
И сейчас Катерина ей верила.
— Хорошо, — произнесла Дображанская, вглядываясь в хрупкое девичье не прикрытое маской лицо. — Тогда хватит канитель разводить. Положим, мы сговоримся с Отроком, а он уговорит императрицу. Положим, царь доверит нам свою жизнь. Предположим даже, каким-то немыслимым чудом нам удастся увезти из-под охраны семь человек, включая Николая ІІ…
— Слушайте, а он очень хорошенький! — вскликнула Чуб.
— Кто, Николай? — сбилась Катя.
— Отрок! Смотрите! Ну просто пусечка-бусечка!
Даша успела сыскать себе новую развлекаловку: забытую кем-то из постояльцев дешевую картинку с изображением Отрока Пустынского.
Лицо Михаила на изображении было тонким, по-иконописному суровым и отрешенным от мира, и называть его «пусечкой» было так же нелепо, как называть «бусечкой» Владимирский собор.
— Нет, красавец какой! — восторгнулась Чуб.
— Изволь не посвящать нас в свои настроения! — Катины губы сжались в тонкую линию. — Итак, предположим, весь твой неосуществимый план удался. Что дальше? — Катерина воззрилась на ведьму.
— Дальше просто… — тяжесть, которую доставлял ей монастырь, явно не оставила той сил на витиеватое ерничество. — Царская семья исчезает. На следующий день масс-медиа заявляют, что царя, царицу и их детей похитили, чтобы убить их. И намекает, что это дело рук Временного правительства. Господина Керенского и компании.
— А интересно, с ним можно заниматься сексом? — подала голос Чуб.
— С Керенским? — повторила ведьма.
— Да не, с Отроком. Ведь он не монах? Значит, по логике, ему можно трахаться.
— При чем тут Временное правительство? — обрушила Катерина свой гнев на Акнир. — Мотивация сильно хромает, но рассказывай дальше. Что мы получим?
— Армию, — ответила ведьма. — Армия признала новую власть. Но царские офицеры, генералы, полковники не смогут признать цареубийц.
— Они не поднимут бунт, — покачала головой Катерина.
— Поднимут. Если мы предоставим им Идею.
— Так в чем же Идея?
— Идея в том, чтобы спасти царя.
— Которого похитили мы? — Даша сочла нужным отвлечься от созерцания Отрока. — А как они его будут от нас спасать? Слушайте, а вы случайно не знаете, сколько вообще Отроку лет? Если пятнадцать лет назад он был ребенком, сейчас ему лет двадцать. Или двадцать пять, как и мне…
— Тебе не двадцать пять! — цыкнула Катя.
— Но
Черты Катерины Дображанской помертвели, ноздри раздулись. Край сознанья отметил: Даша права лишь в одном — убивать друг друга они начнут прямо здесь и сейчас.
— Да не дергайся ты, Кать, я все слышу, — лжепоэтесса подняла на Дображанскую не знающий стеснения взгляд. — Просто у вас все равно ничего не получится. У меня есть другое предложенье. Я серьезно… — Даша впрямь сделалась очень серьезной, даже отложила картинку. — Раз Первая мировая война — первая причина Октябрьской, черт с ней со второй… Мы должны воевать! Вы знаете, если бы Киевица защищала свой Город, революция не коснулась бы его. А мы — Киевицы. Мы все можем. И у меня такой самолет! «Илья Муромец». Скоро сварганят. Как только опробую — сразу на фронт. А че… Мой дедушка Чуб немцев бил, и я буду! Тем паче меня убить нельзя. Жаль самолет можно… ну, сбить. Но я и на метле могу! О чем я? Да, главное забыла… Вашего Николая ІІ никто не будет спасать! Люди не любят царя. Некоторые во-още ненавидят. Вы хоть въехали, что никто вообще не расстроился, когда он с трона умелся?
— Знаешь, — Катерина Михайловна помолчала, примеривая эту мысль на себя (сейчас она была как раз впору), — если бы тебя, Даша, публично объявили мошенницей за твои махинации с чужими стихами, я б тоже не сильно расстроилась.
— Что, правда?! — расстроилась Чуб.
— Уж поверь, — сухо скривилась госпожа Дображанская. — Но если бы за эти самые стихи тебя приговорили б к расстрелу, а заодно твоего мужа, горничную и твоих малых детей, я бы немедленно бросила все и бросилась спасать тебя.
— Правда? — обрадовалась лжепоэтесса.
— Моментально, — заверила ее Катерина. — Потому что ты — наша Даша. Это во-первых. А во-вторых, расстрел за стихи — это уже не абсурд, а тупое зверство. Но самое прискорбное то, что ты совершенно права. А в твоих рассуждениях, — обратилась она к ведьме, — зияет большая дыра. Возможно, армия и пошла бы спасать царя. И я б Дашу спасла… Но провозглашать ее царицей я б точно не стала. Я слишком знаю ее. И мое отношение к ней изменится лишь на тот срок, пока я боюсь за ее жизнь. А Николая и верно не любят. Презирают. Он у всех как бельмо на глазу. Спасут его… Но возвращать ему власть не станет никто. Выходит, трон снова пуст. Снова ничей. И каждый, кто слишком много о себе понимает, захочет его захватить… Ну а дальше-то что?
Но ответить Акнир не успела, ибо дальше было вот что.
Двери открылись, и знакомый бородатый монах сказал им:
— Отрок ждет вас.
— Ой, мамочки! Как я выгляжу? — Чуб лихорадочно высыпала на кровать содержимое ридикюля. Сунула назад револьвер, отбила устрашающий взгляд монаха, полила себя духами из флакона-мотоциклетки, схватила расческу и золоченую пудреницу и засеменила вслед за всеми.
Чернец повел их по длинному узкому коридору, после — по лестнице, еще более узкой, с высокими, неудобно-крутыми ступенями.