Рецидив
Шрифт:
— Я далеко не ангел.
— Я знаю.
— Совсем не ангел.
— Мне не нужен ангел.
Глава 32 Глеб
Глеб
— Слушаю, Морозов.
Мой телефон так неожиданно разорвал тишину между нами, Агата такими удивленным и непонятным мне взглядом смотрит, не моргая, чувствую, как под моими руками дрожит ее тело, от этого у самого внутри нарастает вибрация.
— Хорошо, что слушаешь, — Воронцов, как всегда, приветлив. — Слушай дальше очень внимательно. Суд одобрил ходатайство следователя
— А если не хочу?
— Не хочешь и мой тебе совет, посиди это время где в другом месте, пока мы все не разгребем.
— Ты предлагаешь просто спрятаться и ждать? — Повышаю голос, Агата притихла, слезла с моих колен, смотрел на засыпанное снегом лобовое стекло и не мог понять, что происходит вокруг. Быстро снимаю презерватив, открываю дверь, выкидываю, натягиваю джинсы.
— Нет, блядь, я хочу, чтоб тебя закрыли, и забыть, как тебя зовут. Ебанулся, Морозов? Нихуя с тобой не случится, посидишь два дня, отоспишься, а то, сука, я тебя знаю, к одному жмуру прибавятся обвинения в избиении доблестных сотрудников правоохранительных органов.
Молчу, перевариваю информацию. На самом деле быстро и оперативно сработано, словно вот специально так сошлось, и все подсуетились. Не взяв отпечатков, ничего не проверив. Хотя если сделали баллистику, и пуля в теле неизвестного мне человека выпущена из ствола Воронцова, на котором мои отпечатки, то тут дела не так хороши.
— Известно, чей труп?
— А вот тут еще одна загадка. Труп опознали, Лейсман Иннокентий Абрамович, мужчина был в полном расцвете сил, пятьдесят три года, собирался на днях на историческую родину. И вот тут такая с ним приключилась история.
— Кто это?
— Вот и я задал такой же вопрос. Оценщик, драгоценные металлы, камни, антиквариат. Кстати, оказалось очень непростой антиквар, в центре города антикварный процветающий салон, известный в широких кругах человечек, в принципе, прийти к нему мог кто угодно.
— И вот этот мужчина в нашем Ягуаре и с пулей.
— Морозов, я тебя прошу, не высовывайся хотя бы сутки. Не хочу платить адвокату, ты слишком дорого мне обходишься последнее время. Вон, “Ягуар” теперь как вещдок пылится у ментов, да хоть выкидывай его. Ты меня понял?
— Понял.
Воронцов отключился, я включаю дворники, они монотонно скребут по стеклу, убирая налипший снег. Вот и зима. Агата, отвернувшись, смотрит в свое окно, кофта застегнута под подбородок, обнимает себя за плечи, включаю печку, хотя сам не чувствую, тепло или холодно. Занятные у нее друзья, подрезали у Шакала камни, чисто случайно я им попался на дороге, убили оценщика, но сбыть такой груз очень непросто. Не понимаю, на что они рассчитывали и рассчитывают?
Суки, втянули еще девчонку. Смотрю, как она кусает губы, отвернувшись от меня.
— Твои
Прекрасно понимаю, как сейчас ей не просто, как в ее маленькой голове сотни мыслей. Пусть жестоко, но такова правда, лучше разочароваться сейчас, чем жить всю жизнь с крысами, улыбаться им, не зная, что они подставят тебя в любой момент. Молчит. Выруливаю снова на трассу, значит, планы меняются, хотя не в моих привычках прятаться. Снова звонит мой телефон.
— Да, Кир, говори.
— Угадай, кто наши ребята?
— Я боюсь уже предположить.
— Соседи твоей девчонки. Два брата, Святослав и Евгений Шиловы.
— Господи, как все просто. Как еще никто об этом не догадался? Надо присмотреть за ними.
— Ты должен мне, Морозов, как минимум новую тачку.
— Ягуар подойдет? Только там жмур был, но ты же не суеверный.
— Шутник. Присмотрим.
Фары освещают уже засыпанную снегом дорогу, впереди нас никого, едем по белому полотну, тишина, лишь тихо играет какая-то мелодия из магнитолы. Делаю громче, Лепс поет о снеге:
“…Я знаю сердце твое хрусталь.
Но мне ни капли его не жаль.
Там внутри снега…”
— Куда мы едем? — Агата сама задает вопрос, нарушая тишину.
— В одно хорошее место. Придется побыть там немного, хотя планы были другие.
— У тебя всегда все расписано и четко по плану?
— Примерно, да. Люблю определенность и ясность.
— Понятно.
Она повернулась и теперь изучает меня, чувствую ее взгляд на себе, улыбаюсь.
— Чему ты улыбаешься?
— Мне нравится, как ты на меня смотришь.
— Как?
— Не знаю, но нравится.
— Так куда мы?
— Увидишь.
Снова молчим, но это молчание не напрягает, Агата ерзает, поправляет кофту, распускает волосы, салон наполняется ароматом мужского шампуня. У Климова нет ни одного женского, как, впрочем, и у меня. Надо купить. Много чего купить.
— Те парни, о которых ты спрашивал, это мои соседи.
— Я знаю.
Она снова замолкает, я не давлю, жду чтобы сама начала говорить, дается ей это с трудом. Предателем всегда быть трудно — именно так она думает, что предает их.
— Я…я не знаю, мне трудно, не могу их вот так предать. Но ты ведь ничего не сделаешь им?
— Сделаю. Они использовали тебя, нагло, открыто, — оплетка руля скрипит под руками, сжимаю челюсть, давлю на газ. Темнота, ни одного фонаря, лишь снег, трасса и мы. — Они угрожали мне и подставили меня и моего босса. Как ты считаешь, после такого, что они устроили, я трону их?
— Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что ты ничего им не сделаешь?
Поворачиваюсь, смотрит уверенно, в глазах опять та злоба и ненависть, природу которой я так и не могу разобрать. Что она так за них цепляется? Кто они ей такие? Что их связывает? Я могу сейчас пообещать ей что угодно, но если трону не я, то от парней останется кровавое месиво, если ребятки Коваля по приказу Шакала начнут с ними, так сказать, разговаривать.