Редактор Линге
Шрифт:
Об дамы смются надъ тмъ, что онъ только что сказалъ, а онъ, между тмъ, самъ распечатываетъ телеграммы и длаетъ на нихъ надписи. Каждый разъ, какъ онъ нагибается надъ столомъ, виденъ его двойной подбородокъ; при этомъ жилетъ его слегка морщитъ на живот. Не отрываясь отъ работы, онъ кивнулъ Илэну и продолжалъ говорить направо и налво. Илэнъ осмотрлся вокругъ, — по стнамъ висли иллюстраціи и вырзки; везд,- на столахъ, на стульяхъ, на окнахъ, на полу навалены газеты и журналы. На полк, надъ головой редактора, лежатъ цлыя кипы разныхъ руководствъ и лексиконовъ, а его столъ весь заваленъ бумагами и рукописями, такъ что онъ съ трудомъ можетъ пошевелить руками. Во всемъ чувствуется рука редактора. Эта масса печатнаго слова, этотъ безпорядокъ, шуршанье листковъ
Все было въ движеніи: телофонъ звонютъ, не переставая, люди входили и уходили, шумъ изъ типографіи доносился и сюда, а посыльные приносили все новыя и новыя кипы писемъ и газетъ. Казалось, что этотъ издатель листка вотъ-вотъ будетъ погребенъ въ цломъ мор работы и труда.
Среди всей этой дятельной работы онъ сидитъ съ замчательнымъ спокойствіемъ. Въ его рукахъ бразды правленія, онъ составляетъ заглавія, принимаетъ разныя важныя сообщенія, длаетъ замтки на листкахъ, разговариваетъ съ постителями; порой открываетъ дверь и задаетъ вопросъ своимъ подчиненнымъ въ бюро и раздаетъ приказанія. И все это для него какъ будто одна игра, — порой онъ говоритъ какую-нибудь шутку, вызывающую смхъ у дамъ. Входитъ какая-то бдная женщина. Линге знаетъ ее и знаетъ, въ чемъ ея дло, — она привыкла приходить къ нему по извстнымъ днямъ. Онъ даетъ ей крону черезъ столъ, киваетъ и продолжаетъ писать дальше. Онъ повсюду разставилъ свои сти: мечъ «Новостей» виситъ надъ головой каждаго. Редакторъ — это все равно, что какая-нибудь государственная власть. А власть Линге больше, чмъ чья-либо другая. Онъ смотритъ на часы, встаетъ и говоритъ секретарю:
— Что, министерство не дало намъ никакихъ объясненій?
— Нтъ.
И Линге опять садится. Онъ знаетъ, что министерство вынуждено будетъ дать объясненіе, которое онъ требуетъ, иначе онъ нанесетъ ему еще ударъ, — можетъ быть послдній, смертельный.
— Боже мой, какъ вы жестоки къ бднымъ министрамъ! — говоритъ одна изъ дамъ. — Вы просто убиваете ихъ.
На это Линге возражаетъ серьезно и горячо:
— Такъ будетъ съ каждой измннической душой въ Норвегіи.
Налво у окна сидитъ очень важная для редактора «Новостей» личность: сдой, худой господинъ въ очкахъ и въ парик. Это Олэ Бреде. Этотъ господинъ — журналистъ безъ мста, ничего никогда не написавшій, — другъ Линге и его неразлучный спутникъ. Злые языки дали ему прозвище Лепорелло, — онъ постоянно и всюду бываетъ съ Линге. Ему нечего длать въ листк, у него нтъ другого занятія, какъ только сидть на стул и занимать мсто. Онъ никогда не говоритъ, если его не спрашиваютъ, но и тогда онъ ищетъ слова. Человкъ этотъ — смсь глупости и добродушія. Онъ равнодушенъ ко всему по лни и любезенъ со всми изъ-за нужды. Редакторъ подтруниваетъ надъ нимъ, называя его поэтомъ, и Лепорелло улыбается, какъ будто это вовсе не относится къ нему. Когда об дамы встаютъ и уходятъ, редакторъ тоже встаетъ, но Лепорелло продолжаетъ сидть.
— До свиданья! — говоритъ редакторъ и кланяется съ улыбкой. — Не забудьте вашъ свертокъ, фрёкэнъ. До свиданья!
Наконецъ, онъ обращается къ Илэну:
— Что вамъ угодно?
Илэнъ подошелъ.
— У меня статья о сортахъ нашихъ ягодь, можетъ быть, это вамъ пригодится…
— О нашихъ?..
— Ягодахъ!..
Редакторъ беретъ рукопись и говоритъ, разсматривая ее:
— Писали вы что-нибудь раньше?
— У меня была маленькая статья о грибахъ въ одной заграничной газет, и кром того, у меня есть много задуманнаго. Но… — Илэнъ остановился.
— Грибы и ягоды очень не современные вопросы, — говоритъ редакторъ.
— Да, — отвчаетъ Илэнъ.
— Ваше имя?
— Илэнъ, кандидатъ Илэнъ.
Редакторъ вздрагиваетъ при этомъ старомъ консервативномъ имени. Теперь уже даже Илэны стали обращаться въ «Новости». Ему стало даже пріятно, — какіе большіе размры принимаетъ его власть.
Онъ посмотрлъ на молодого человка: онъ былъ хорошо одтъ, и, казалось, ему не приходилось очень плохо; но, Богъ знаетъ, дла, можетъ быть, дома были очень плохи, и онъ написалъ это, чтобы заработать нсколько шиллинговъ. Но почему же онъ не обращается въ консервативные листки?
И кто бы раньше поврилъ; что одинъ изъ Илэновъ обратится въ «Новости»? Ягоды вдь нейтральный предметъ и не имютъ ничего общаго съ консервативной политикой.
— Вы можете оставить вашу статью, я просмотрю ее, — говоритъ онъ и снова принимается за другія бумаги. Илэнъ понимаетъ, что его аудіенція кончена и прощается.
Когда онъ вышелъ и разсказалъ Бондезену, какъ было дло, Бондезенъ просилъ передать весь разговоръ цликомъ. Онъ хотлъ знать, какъ тамъ все было наверху, сколько тамъ было народу, и что Линге говорилъ каждому изъ нихъ.
— «Измнническія души», вотъ! Разв это не врно сказано? — воскликнулъ онъ одушевленно. — «Измнническія души» — это удивительно, я замчу это себ… Ну, вотъ видишь, онъ, значитъ, взялъ; стало быть, она будетъ принята, иначе почему бы онъ оставилъ ее у себя?
И оба друга шли домой въ очень хорошемъ настроеніи. Дорогой они встртили нсколькихъ знакомыхъ, и Бондезенъ ршилъ въ честь этого случая угостить ихъ въ «Гранд».
II
У вдовы Илэнъ былъ маленькій домъ на Хегдеханген. Она жила съ сыномъ и двумя дочерьми на деньги, которыя зарабатывала главнымъ образомъ рукодліемъ. Кром того, у нея еще была маленькая пенсія. Фру Илэнъ была очень ловкая и экономная женщина: она умла какъ-то обходиться своими маленькими средствами и съ утра до вечера была весела и довольна. Ей посчастливилось найти солиднаго квартиранта для угловой комнаты, платившаго всегда во время и, кром того, вообще, очень симпатичнаго.
Слава Богу, теперь самая серьезная забота была сложена съ плечъ. Вначал, когда дти были еще малы, а сынъ учился, бывало иногда очень трудно, но теперь все это прошло: Фредрикъ былъ кандидатомъ, а об дочери уже конфирмовались.
Вдова Илэнъ торопливо входила и выходила, убирала, вытирала пыль, готовила обдъ и пользовалась каждой свободной минуткой, чтобы сдлать нсколько стежковъ въ своей вышивк.
Сегодня она была непривычно-безпокойна, — она знала, что Фредрикъ посл экзаменовъ длаетъ первую попытку заработать что-нибудь, — какъ-то все это пойдетъ?
Если Фредрикъ будетъ работать на самого себя, весь домъ воспрянетъ духомъ; она не могла не видть, что въ ея квартир все понемножку начинало принимать довольно плачевный видъ: драпировки на старыхъ дверяхъ, разваливающіяся печи и постели. Но со временемъ все это поправится.
А Фредрикъ ужасно долго не возвращается. Около 11-ти часовъ онъ вышелъ съ Бондезеномъ и до сихъ поръ не вернулся, обдъ весь пережарился. Было шесть часовъ: квартирантъ пришелъ къ нимъ въ комнаты и болталъ, по обыкновенію, съ ея дочерьми. Фру Илэнъ сама просила его, чтобы онъ бывалъ у нихъ. На этотъ счетъ у нея были свои соображенія. Въ то время, какъ онъ сидлъ у нихъ, она экономила на освщеніи и отопленіи, кром того, это было пріятно для двушекъ, которыхъ онъ могъ многому научить. А потомъ… вся эта исторія съ велосипедомъ, который онъ подарилъ Шарлотт. Да, дйствительно, трудно себ представить лучшаго квартиранта: она сдлаетъ все возможное, чтобы удержать его.
Дочери сидли за работой; работали он очень прилежно. Шарлотта — высокаго роста; у нея рыжеватые волосы и полный бюстъ; кожа на лиц удивительно прозрачна, съ маленькими розовыми пятнами, мягкая и пріятная, какъ бархатъ. Она составила себ имя въ спортемэнскихъ кружкахъ, благодаря знакомству съ Андреемъ Бондезенъ; кром того, она прекрасно здила на велосипед. Сестра Софи была на два года старше ея, но мене развита и, вообще, мало замтна. Про нее въ город разсказывали такую исторію:
Какъ-то разъ, въ темный вечеръ, какой-то господинъ ходилъ взадъ и впередъ передъ музеемъ скульптуры, съ твердымъ намреніемъ проводить какую-нибудь даму домой. Этотъ господинъ былъ никто иной, какъ Олэ Бреде, Лепорелло, но онъ поднялъ воротникъ, такъ что никто не могъ его узнать. Онъ встрчаетъ даму, кланяется, дама отвчаетъ.